Анна Антонова - Письмо звездному мальчику
До начала оставалось полчаса, и за стеной уже слышался смутный гул голосов – в фойе публику запускали за сорок пять минут. И мы наконец поняли, почему перед спектаклем из зала доносятся обрывки фонограмм и знакомые голоса!
Было странно и непривычно чувствовать себя хоть немного, но причастной к закулисной жизни. Ни о какой сказке в грязной воде я в тот момент не думала – просто потому, что происходящее не имело к этому ни малейшего отношения.
Распевка заканчивалась, актеры по одному исчезали со сцены.
– Пойдемте, больше ничего интересного не будет, – сказала Катя и добавила, заметив, как я провожаю взглядом Теркина: – Он уже не придет. Можно в буфет сходить, они там иногда перед спектаклем появляются.
Я мигом потеряла интерес к сцене и с готовностью поднялась.
– Там недорого, так что можно будет перекусить, – продолжала Катя.
– А нас не выгонят?
– Проверяют только на входе, – утешила она. – А если вы уже внутри, то никому дела нет. Я вас, кстати, через служебную дверь проведу, чтобы в фойе не светиться.
И она толкнула неприметную дверку с табличкой «Служебный вход». Мы проскользнули в нее и оказались за кулисами! Конечно, это был всего лишь невзрачный темный коридор, но я заволновалась и начала благоговейно оглядываться. Юлька же, судя по ее виду, чувствовала себя вполне уверенно, словно бывала тут каждый день. Впрочем, и я скоро перестала вести себя как в музее – закулисная часть театра подозрительно напоминала нашу школу: такие же унылые коридоры с множеством дверей. Только буфет оказался непохож на нашу столовку – это была миленькая уютная комнатка с несколькими столиками. Мы взяли чай с пирожными и уселись на свободные места. Я уже вполне освоилась, поняв, что никто не обращает на нас внимания и не собирается выгонять.
– А где он? – Я оглядела столики, за которыми сидел какой-то незнакомый народ.
– Не пришел сегодня, – развела руками Катя. И вдруг засмеялась: – А Шмаров однажды в таком виде заявился! Сверху костюм из «Королевы», а снизу джинсы.
Я тоже хихикнула, представив эту душераздирающую картину, но потом вспомнила все, что сегодня услышала, и смеяться мне сразу расхотелось.
– Кать, – спросила я, – а что это Горин так с Теркиным обращается? Шпыняет его всяко и вообще?..
– Да не обращай внимания, – отмахнулась та. – Они все время так.
– Но зачем он позволяет… – начала было я, но тут Юлька посмотрела на часы:
– Пять минут до начала.
– Да, пойдемте, я вас в зал провожу, – спохватилась Катя. – А то сами заблудитесь.
– А ты разве не пойдешь смотреть? – удивилась я.
– Я попозже подойду, – смутилась она. – Мне тут еще кое-что сделать надо.
Мы тактично не стали выяснять подробности ее профессиональной деятельности и согласились на любезное предложение проводить, потому что сами вряд ли нашли бы дорогу в зал.
Наш путь лежал через какой-то особенно мрачный и узкий коридор, вдоль стены которого тянулась надпись краской: «Тихо! Ваши шаги слышны на сцене!»
– Наши шаги слышны на сцене… – повторила я, остановившись.
Юлька оглянулась:
– Ну где ты там? Мест же не достанется, опять хочешь на балконе сидеть?
Спохватившись, я тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение, и направилась следом.
Глава 14
Уникальный инструмент
А на следующий день нелегкая снова понесла нас на Арбат. Дома уже с большим подозрением относились к нашим ежевечерним гуляньям. Хотя мы все равно говорили, что идем в театр – кто бы нас так поздно отпустил на Арбат! – одевались мы в джинсы, куртки и кроссовки, а в таком виде не рискнули бы явиться в театр даже самые отпетые фанатки.
Мы приезжали рано и слонялись из конца в конец улицы, рассматривая памятники и исторические здания. Даже чуть было в Музей Пушкина не сходили, но он в восемь вечера почему-то оказался закрыт.
– Кстати, – вспомнила я. – Ты обещала рассказать про унитаз.
Юлька посмотрела на меня как на ненормальную, а я смутилась и уточнила:
– На распевке Стелла говорила… И еще они там с микрофонами что-то странное делают…
– А, – наконец сообразила она. – Ну тут все просто. Звукооператор заранее настраивает микрофон под конкретного человека – подчищает, убирает ненужные частоты, чтобы голос лучше звучал.
– То есть как это? – изумилась я. – Получается, они не своими голосами поют, а компьютерными какими-то?
– Ты Теркина здесь слышала? – вопросом ответила Юлька, обведя взглядом знаменитую пешеходную улицу. – Заметила разницу?
– Честно говоря, нет, – призналась я.
– Вот видишь, – назидательно проговорила она. – Они же у нас не попсовые звезды – у тех, я читала, вообще голос записывают и потом обрабатывают до неузнаваемости, по пятнадцать раз сам на себя накладывают, чтобы сильнее казался. А наши-то без дураков живьем поют!
– Вы будете слушать уникальный инструмент – человеческий голос! – с пафосом процитировала я.
– Правила поведения в опере, – фыркнула Юлька. – А здесь надо объявлять правила поведения на мюзикле! – оживилась она. И, подражая дяденьке с микрофоном из театра Станиславского, заговорила:
– Уважаемые зрители! Вы находитесь в музыкальном театре, поэтому хотим напомнить вам правила поведения на мюзикле! Вы будете слушать уникальный инструмент…
Юлька запнулась, и я с готовностью закончила:
– … радиомикрофон! Поэтому просим все неправильно взятые ноты считать виной звукооператора!
– Если вам понравился кто-то из героических красавцев, – продолжала подружка, – не рекомендуем приближаться к сцене, иначе вы рискуете сильно разочароваться, увидев синие ресницы и розовые тени!
– А если вы постоянные поклонники нашего театра и заметили, что кто-то из актеров врет слова, – подхватила я, – смеяться разрешается, только если вы сидите не ближе чем в пятом ряду!
И закончили мы хором, процитировав конец объявления об отключении мобильных, звучавшего перед началом каждого спектакля:
– Желаем вам приятно провести время в нашем театре!
Ближе к девяти мы подтянулись к Театру Вахтангова – вечерние уличные концерты обычно начинались именно в это время. Но сегодня ничего не началось ни в девять, ни позже, хотя среди колонн театра мелькали какие-то смутно знакомые личности. Есть ли среди них Теркин, мы понять не могли, так как подходить слишком близко не решались.
– Дома убьют, – время от времени повторяла я, глядя на часы.
Юлька со мной соглашалась, но мы все равно никуда не уходили. Время приближалось к десяти вечера, темнело. На Арбате становилось все неуютнее.
– Пойдем, – тянула я, но Юлька упрямо повторяла:
– Сейчас. Еще минуточку.
И минуточка, которую она, похоже, ждала, настала – мы заметили Теркина: он вышел из-за колонн и направился к ближайшему киоску. Через минуту мы увидели, что он возвращается с бутылкой минералки и держит путь прямо в нашу сторону. Я было шарахнулась куда-то вбок, но Юлька поймала меня за рукав и удержала рядом.
– Здравствуйте, Антон! – раздался ее непринужденный голос. – А вы сегодня петь будете?
Я даже зажмурилась от ужаса – что сейчас будет… И услышала совершенно спокойный ответ:
– По всей видимости, нет.
Убедившись, что ничего страшного не происходит, я осторожно открыла глаза и обнаружила, что Теркин вот он, стоит рядом и с любопытством разглядывает нашу живописную парочку! А Юлька тем временем заливалась соловьем:
– А то после Ла Моля хочется посмотреть что-нибудь еще. На самом деле, вы просто молодец, последний спектакль был просто потрясающий. Этот ваш дублер…
– Это не он мой дублер, это я его дублер, – вдруг перебил Теркин.
Это было сказано с такой обидой, что я уставилась на Антона во все глаза.
– Для меня наоборот, – тем временем с достоинством ответила Юлька. – У вас всегда по-разному получается, каждый раз что-то новое. За вами очень интересно наблюдать….
– Спасибо вам, – ответил он на это и… протянул Юльке руку!
Обменявшись с ней осторожным рукопожатием, он вытащил из заднего кармана джинсов книжечку:
– Сейчас я вам скажу, когда я буду играть. Так… девятого.
– Во вторник? – зачем-то уточнила она.
– Нет, в пятницу.
– А во вторник вас не будет? – продолжала тупить Юлька.
– Нет, будет Серков.
– А шестнадцатого?
– Шестнадцатого тоже, скорее всего, я… – на прощанье сказал он.
– Нет, он что, правда пожал тебе руку? – допытывалась я на следующий день по дороге в школу.
– Ты же сама видела, – вяло отбивалась Юлька.
Я даже затруднялась описать, что испытываю по этому поводу. Было ужасно обидно – а я такая трусиха! С другой стороны, я понимала, что сама бы ни на что подобное не решилась.
– Надо тебе теперь и со Шмаровым такую штуку проделать, – сделала она неожиданный вывод. – Тем более, скоро конец сезона… А что, как раз на последнем спектакле, – оживилась моя изобретательная подруга. – Не на следующий же сезон откладывать!
