Андрей Некрасов - Завидная биография
— Здрасьте, Дим Димыч, — сказал Димка вслух, скорчил смешную рожицу, расхохотался и тронулся дальше.
«Конечно, — думал он на ходу, — эта штуковина больше для девчонок, но если парень с головой, ему и зеркальце пригодится… Мало ли для чего!..»
А в том, что он человек с головой, Димка не сомневался. Это и мама говорила и папа подтверждал… Папа, правда, добавлял, что у Димки «голова не в ту сторону повернута», что он «совершенно не думает об ученье», но с этим Димка никак не мог согласиться. Голова у него была, как у всех людей, и об ученье он думал достаточно. Вот и сейчас, по дороге на станцию, он только и думал о школе. А подумать и вспомнить было о чем…
В четвертом классе Димка учился так себе, «ни шатко ни валко», как говорила мама. Пятерки не часто появлялись в его табеле, троек хватало, а двоек зато совсем не было, ни одной за весь год. И хоть Людмила Васильевна не раз говорила, что учится он ниже своих способностей, и обещала даже оставить на второй год, Димка все-таки перешел благополучно и в награду за это получил папину фронтовую сумку, побывавшую в боях и в походах.
На войне папа служил в гвардейской части и, вручая Димке сумку, сказал:
— На́ вот, владей и помни: сумка эта гвардейская. Придется, значит, и тебе поднажать, по-гвардейски учиться, на пятерки.
Димка, конечно, обещал «поднажать»: Он даже решил позаниматься летом. Но лето так пролетело, что Димка и оглянуться не успел.
Сначала он жил в лагере. Там не хотелось браться за учебники, тем более, что все лето еще оставалось впереди. Потом он приехал на дачу и вовсе забыл о занятиях. Рядом был аэродром. Димка вместе с другими ребятами каждый день бегал на летное поле. Потом ходил купаться, потом играл в футбол, а к осени сделал ходули и так здорово научился ходить на них, что папа и тот сказал:
— По этой части ты молодец!
За все лето так и не удалось заглянуть ни в тетрадки, ни в учебники, и осенью Димка пришел в пятый класс загоревший, окрепший и позабывший половину того, что знал весной. Пришел, сел за парту и с первых же дней попал в полосу неудач.
Во-первых, он не успевал готовить уроки: у папы и у мамы отпуск начался как раз с первого сентября, и Димке каждый день приходилось ездить в школу и обратно, на дачу. Уроков, правда, задавали немного, а на дорогу туда и обратно Димка тратил всего два часа двадцать минут. Но уж очень трудно было усидеть за столом на даче, когда рядом и речка, и лес, и аэродром, и футбольное поле… Поэтому уроки Димка готовил в поезде, кое-как, и, понятно, частенько попадал впросак.
Во-вторых, — Димка еще в прошлом году это заметил, — у него оказались очень слабые способности по арифметике. Вот Виктор, его сосед по парте, тот каждый раз решает вдвое больше задач, чем задают, и у него все задачи получаются. А Димка иногда бьется-бьется над одной задачкой, а все равно ничего не выходит, и приходится даже списывать перед уроком.
А в-третьих, вместо Людмилы Васильевны у них в пятом классе был теперь новый классный руководитель — Василий Алексеевич. В прошлый четверг он вызвал Димку, Димка кое-как ответил на троечку и решил, что до будущей недели можно об арифметике не беспокоиться. А в пятницу Василий Алексеевич вошел в класс и — точно чувствовал — первым вызвал Димку к доске.
— А ну-ка, — говорит, — вот вы. Ваша, кажется, Карпов фамилия? Вчера вы с грехом пополам отвечали, посмотрим, как у вас сегодня дела. Вот вам задачка. Запишите условие: «Раздали орехи восьми ученикам. Если бы каждый ученик получил на пятнадцать орехов больше, чем ему дали, то все вместе получили бы 840 орехов. Сколько орехов получил каждый?» Не торопитесь, подумайте и решайте.
Димка посмотрел — тут и думать нечего: восемь делить на восемь — один. Сорок делить на восемь — пять… Равняется пятнадцать… Вычесть пятнадцать, равняется ноль…
— Ну, сколько же получилось?
— Ноль, — выпалил Димка, — ни одного ореха…
— Так, — сказал Василий Алексеевич. — Ну, кто поправит Карпова? — А сам взял Димкину тетрадку, полистал: — Так… — повторил он. — Грязно, очень небрежно… Вот поэтому и задачи у вас не получаются…
Когда Димка вернулся на место, в табеле у него красовалась жирная фиолетовая двойка, первая двойка за всю его жизнь.
«И главное, — думал Димка в эту трудную минуту, — если бы за дело, тогда бы не обидно. А то ведь так, зря. Подумаешь, хитрость какая — орехи разделить. Ему-то что, Василию Алексеевичу! Он, небось, и забыл про эту двойку». А Димке в воскресенье на футбол лучше и не проситься. А игра интересная будет: «Динамо» — «Спартак». И билеты достали ребята… и теперь вот из-за двойки не пустят. И думать нечего. Орехи-то он разделил бы, а вот как теперь на футбол попасть — это задача!
Но Димка не любил сдаваться. В любом, самом скверном положении он искал выход. Не сдался он и на этот раз: весь день ломал голову над тем, как бы решить эту трудную задачу, и вечером, когда уже шел со станции, придумал выход, самый простой и, как ему казалось, самый верный.
В воскресенье он решил поехать в Москву и позаниматься как следует. Сначала одному, а потом, вечером, с Виктором. А в середине сделать перерыв: отдохнуть немножко и заодно сходить на футбол. Так и совесть будет спокойна, и футбол можно посмотреть, и двойку исправить… Так Димка и решил. Вернувшись на дачу, еще на пороге он сказал:
— Мамочка, в воскресенье мне нужно в Москву. Ко мне Виктор придет, будем с ним заниматься…
— Ну вот еще, — возразила мама. — Пусть Витя сюда приезжает или, хочешь, я с тобой сама займусь… И потом, что за спешка такая, только что год начался, а тебе уже репетитор понадобился?
— Да, тебе-то хорошо говорить, — с обидой в голосе сказал Димка, — а у меня, ты же знаешь, какие способности по арифметике. И вот теперь двойка в табеле… — Димка надул губы, как маленький, и достал из гвардейской сумки свой опозоренный табель.
— Да, — сказала мама, покачав головой, — плохо дело. А еще летчиком собираешься стать… Ну что ж, поезжай, раз нужно…
Обо всем этом и думал Димка, подходя к станции. А когда поезд выскочил из-за поворота и загудел, подбегая к высокой платформе, Димка бросил палку, взбежал на платформу, дождался, пока поезд замедлил ход, вскочил на подножку, прошел в вагон и уселся у окна.
В вагоне было пусто. В такой солнечный день никто, видимо, не хотел ехать в город, и Димка даже пожалел себя немножко: другие загорают, отдыхают, а он заниматься едет в такую погоду.
Поезд загудел, тронулся, выскочил из тени платформы. Солнце широкими потоками хлынуло в окна, засверкало на нержавеющих ручках, на круглых шляпках винтиков, на стеклах фонарей. Фонарная дверца качнулась, и по всему вагону, из конца в конец, пронесся такой веселый, такой стремительный солнечный зайчик, что даже быстрые Димкины глаза не поспели за ним. Зато быстрая Димкина смекалка без труда разгадала причину этого явления.
Димка вспомнил о своей находке, сунул руку в сумку, и секунду спустя зеркальце в белой оправе начало непривычную службу у своего нового, беспокойного хозяина.
Светлые зайчики, отраженные его круглым стеклышком, понеслись по всему вагону. Они забирались в самые темные уголки, замирали на месте и, выпрыгнув за окно, лихо скакали по столбам, по деревьям и будкам путевых обходчиков. И так легко, так весело скакали зайчики, что Димке и самому захотелось выскочить в окно и нестись вперед, обгоняя поезд. Он высунул в окно руку с зеркальцем и тут неожиданно сделал открытие: весь поезд отражался в зеркальце: и колеса, и подножки, и зеленые двери хвостового вагона, и клубы пыли, вихрем летевшие вдогонку. Димка пересел на другую скамейку — лицом назад — и снова высунул руку. Стало видно все впереди: далеко-далеко, четырьмя прямыми линиями, бежали рельсы. Оттуда, спереди, пыхтя и надрываясь, мчался навстречу высокий паровоз с золотой звездой на котле. Светофор подмигнул зеленым глазом, показалась станция… Поезд заскрежетал тормозами, сбавил ход. Какие-то девушки с цветами сели в первый вагон. Из второго вагона вышла мороженщица. Дежурная в красной фуражке подняла диск, и поезд, вскрикнув коротким гудком, помчался дальше.
С помощью зеркальца, не меняя позы, Димка обследовал свой вагон. Новый пассажир, в черном костюме, с толстым портфелем, стоял в тамбуре. Он помахал кому-то рукой, обернулся, и Димка сразу узнал его: Василий Алексеевич! Этого только нехватало! Уж с кем, с кем, а с ним Димка совсем не хотел встретиться в это воскресенье.
Димка хотел было встать, поздороваться, но раздумал. Еще начнет расспрашивать, придется рассказывать о футболе… И Димка решил так: если заметит, тогда уж ничего не поделаешь, а не заметит — и хорошо.
Василий Алексеевич не заметил Димку. Высокая спинка скамейки так надежно защитила его от глаз учителя, что Димка осмелел, поднял зеркальце над головой и сверху заглянул, что там делает Василий Алексеевич. А тот повесил черную шляпу на вешалку, провел узловатыми длинными пальцами по седым волосам, надел большие очки в роговой оправе, раскрыл на коленях портфель, достал пачку тетрадей и принялся отмечать в них что-то толстым карандашом.
