Жаклин Уилсон - Девчонки в слезах
Мне страшно, грустно и одиноко. Хочу к маме. Если бы она была жива! Я люблю Анну. Она мне как сестра, но не мама. Не моя мама.
Я бы все на свете отдала, лишь бы она была рядом. Сидела бы, крепко меня обняв и нежно покачивая, гладила по голове… нашептывала бы на ухо истории про мышку Мертл…
Перестаю плакать, иду и беру мамину книжку. Там другая мышка Мертл! Мамина мышка… маленькая, хорошенькая и нежная. Она нарисована светлыми пастельными мелками, и ее истории тоже добрые и милые, как сказки для малышей. Моя Мертл выполнена яркими фломастерами — искрящимся фиолетовым, темно-синим, желтовато-зеленым, бирюзовым… С ней происходят не менее яркие приключения, настоящие мелодрамы. Она абсолютно другая, но даже сейчас я не могу честно сказать, что она оригинальна.
Беру чудесное письмо Николы Шарп и снова его читаю. Я его уже столько раз читала, что не понимаю, как до сих пор не стерлись чернила. Достаю блокнот для эскизов и лучшим своим почерком четко вывожу на нем адрес. Вверху страницы рисую картинку — Мертл в робе художника с бантом на шее и большой кистью в лапках.
Пишу Николе Шарп о том, какое сногсшибательное впечатление произвело на меня ее письмо.
Рисую Мертл — от счастья она перепрыгивает через месяц в небе. Рассказываю о том, как много это для меня значит. Изображаю мышку на кровати — она прижимает к груди письмо.
Потом пишу, что чувствую за собой вину. Мертл стоит, повесив голову, сгорбившись, с поникшими ушами и опущенным хвостом. Объясняю, что позаимствовала образ мышки у своей мамы, когда много лет назад она писала для меня сказки и рисовала к ним картинки. Мама не смогла продолжить сочинять мышиные истории, потому что умерла, — мышка перешла ко мне, но я не могу присвоить себе мамину славу.
Заканчиваю письмо словами о том, как сожалею, что отняла у нее драгоценное время и как обожаю ее иллюстрации. Рисую Мертл, погруженную в чтение детских стишков, — она машет лапкой другой мышке, которая в одном из них сбегает вниз по настенным часам. Затем подписываюсь, кладу письмо в конверт и пишу адрес.
Никола Шарп больше не проявит ко мне интереса, теперь она поймет, что я воспользовалась образом мышки, которую придумала мама. Но от честного признания на душе становится легче.
Во время работы над мышкой и текстом письма удалось забыть о своих несчастьях. Может быть, из меня еще не получился настоящий художник, но однажды я им обязательно стану. Уйду с головой в работу, и некогда будет думать о мальчиках. Вероятно, и новых подруг заводить не придется. Стану жить одна, целыми днями рисовать иллюстрации и создавать замечательные книжки.
Глава пятнадцатая
ДЕВЧОНКИ ПЛАЧУТ, КОГДА ПРОСЫПАЮТСЯ И ВСПОМИНАЮТ
Сегодня не могу заставить себя пойти в школу. Простуда проходит, но я постоянно сморкаюсь и за завтраком из-за кашля несколько раз поперхнулась хлопьями с молоком.
Папа рассеянно гладит меня по плечу.
— Что-то ты, Элли, выглядишь сегодня подавленной, но я уверен, в школе тебе станет намного легче, как только ты увидишь Магду и Надин. — Вдруг он вспоминает: — Ах, да, как же я мог забыть? Ничего, ты с ними скоро помиришься — ты не умеешь долго сердиться.
Как только папа уходит на работу в училище, Анна, сочувственно глядя на меня, говорит:
— Он, как всегда, сказал бестактность, но это потому, что у него свои проблемы.
Я вздрагиваю, уловив горькие нотки в ее голосе:
— Анна?
Но она качает головой и показывает глазами на Моголя, который без особого интереса играет с ковбоем из пакета с кукурузными хлопьями, заставляя его скакать по диким прериям кухонного стола.
Снова и снова кашляю.
— Проклятый кашель замучил, — зачем-то говорю я.
Анна вздыхает и ждет, что будет дальше.
— Грудь болит, голова горячая… Я в самом деле ужасно себя чувствую.
— Все равно мне кажется, что тебе нужно пойти в школу, — уговаривает Анна.
— Ах, пожалуйста, Анна, не заставляй меня! Лучше пощупай лоб. Уверена, что у меня температура. Все болит… Хочется снова лечь в кровать…
— И мне тоже, Элли, — отвечает Анна, устало потирая глаза. — Но у меня гора работы, которую обязательно надо сделать. Мне нужно во что бы то ни стало поехать в Лондон, но одному Богу известно, что делать с Моголем. После того раза я уже не осмелюсь попросить маму Надин.
— Послушай, если я останусь дома, то полежу утром в постели, а к обеду взбодрюсь, сделаю уроки и заберу Моголя из школы, хорошо?
— Ничего хорошего! — кричит братец. — Моя простуда была намного хуже, но меня все равно отправили в школу! Не хочу, чтобы ты меня встречала, Элли! Хочу, чтобы меня забрала мама!
Голос у него становится плаксивым. Он сердито смотрит на ковбоя и сбрасывает его с Большого каньона на кухонный пол.
— Не обращай на него внимания, Анна. Он просто пытается манипулировать нами, — говорю я, поднимая с пола ковбоя и отдавая его Моголю. — Ну вот, ковбой из кукурузных хлопьев возвращается.
С моей помощью он делает кувырок.
— Послушай, Моголь, по дороге из школы я придумаю про него сказку.
— Со стрельбой и драками? — интересуется Моголь.
Он обожает оружие, хотя ему не разрешают играть с игрушечными пистолетами.
— За кулаками и пулями дело не станет! — обещаю я.
Срабатывает! Остаюсь дома. Ложусь в постель. Уютно сворачиваюсь под одеялом. Обнимаю подушку, потому что мне одиноко, а моего плюшевого слоника Элли давным-давно выбросили. Чувствую, что мне самой пора на свалку.
Снова засыпаю и вижу жуткий сон про Магду и Рассела. Они вместе едут на красивой белой лошади с развевающейся гривой и пушистым хвостом. А я сижу на маленьком толстом ослике, который еле тащится по пыльной дороге. Пытаюсь заставить его бежать побыстрее. Вдруг он разгоняется и несется галопом все быстрее и быстрее. Отчаянно тяну за поводья, но он никак не останавливается. Мы оказываемся на краю обрыва и падаем вниз, вниз и вниз. Неожиданно я просыпаюсь и с трудом перевожу дыхание.
До чего же неприятно просыпаться, когда тобою вновь овладевают грустные мысли! Долго рыдаю под одеялом, но потом заставляю себя подняться. Умываюсь холодной водой и готовлю себе обед. Открываю учебник по математике. Я не сделала уже две домашние работы и теперь не знаю, с чего начать. Мне всегда помогала Магда, но сейчас к ней не обратишься. Иногда, если попадалось трудное задание, я звонила Расселу, но и это исключено. Вижу, что по математике меня ожидают одни единицы.
Читаю первую задачу, но понимаю, что мне никогда в ней не разобраться. Нужно написать реферат по истории и выучить французские глаголы, но никак не могу сосредоточиться. Вместо того чтобы делать уроки, начинаю рисовать. Хочу придумать новые приключения Мертл, но и тут ничего не получается.
Машинально черчу у себя в блокноте и сочиняю приключения пластмассового ковбоя из Кухонного округа. Рисую, как он ловит жуков при помощи лассо, ездит без седла на брыкающейся мышке, но понимаю, что это тоже не оригинально, потому что не я его придумала он появился из коробки с кукурузными хлопьями. В отчаянии бросаю карандаш. Может быть, и в рисовании я ничего из себя не представляю? Только и умею, что повторять чужие идеи! Однако у меня получилось много историй про ковбоя, которые можно рассказать Моголю по дороге из школы.
Братец скачет рядом и с удовольствием слушает. Дохожу до середины сказки о новом приключении ковбоя в спичечном коробке на колесах, который путешествует в караване крытых повозок, как вдруг Моголь замирает на месте.
— А мама и папа ковбоя тоже едут в повозке? — спрашивает он.
— Ну, может быть, — осторожно говорю я.
— У него ведь есть мама и папа?
— Наверное.
— И его мама не умрет, как твоя?
— Конечно нет, и твоя мама тоже не умрет, Моголь.
— И папа не умрет?
— Нет. С чего ты взял?
— Но, может быть, они разведутся… Папа уйдет и будет жить с другой тетей…
— А кто тебе сказал, что такое может случиться? Ведь папа ничего тебе об этом не говорил?
Мы оба забыли про ковбоя и вернулись к настоящей жизни, которая гораздо страшнее сказки.
— Папа не говорил, но я слышал, как мама кричала, чтобы он уходил, а он кричал в ответ, что собирается…
— Да они просто сердились друг на друга, но не имели этого в виду.
Я, во всяком случае, на это надеюсь.
— Сэм, который сидит со мной за одной партой, сказал, что его родители кричали-кричали друг на друга, а потом разошлись. Он говорит, что мои мама и папа тоже разведутся.
— Твой друг Сэм, Моголь, не всегда прав, а вот старшая сестра Элли всегда-всегда-всегда права.
— Элли, а вы с Расселом кричали друг на друга?
Я останавливаюсь от неожиданности.
— Все бывало. Пошли, Моголь, нужно идти домой.
Прибавляю шаг, и братишка пытается меня догнать.
