Ирина Молчанова - Гламур в шоколаде

С Ваней она потом весь день не разговаривала, все перемены просидела в классах, не желая никого видеть. Ей хотелось подумать. То, что сказал Константин Викторович о ее стихотворении, ее обрадовало — не передать, но внезапно Инне стало очевидно: идеальный образ, который она держала в своих мыслях, любила и по которому страдала, дал трещину. Директор оказался не таким уж идеальным, как ей представлялось, и на кумира он уже не тянул. Как могла, Инна все же оправдала все его поступки и слова, но на душе остался неприятный осадок.

Собрание, на которые она обычно не ходила, сегодня превзошло все ее ожидания. После прощаний с уже почти пенсионеркой-биологичкой пришел Константин Викторович и объявил о своем намерении взять на себя классное руководство. Инна в тот же миг простила ему все былые оплошности и полюбила директора заново. Она сидела, подперев рукой голову, и смотрела на него — такого красивого, — вещающего об изменениях в учебном плане, тихонько радуясь про себя. И это было еще не все. Когда собрание закончилось, он назначил ее дежурной и попросил полить в классе цветы. Староста напросилась помочь: эта мелированная проныра давно признавалась во всеуслышание, что она неравнодушна к милашке-директору.

Константин Викторович, пока девушки поливали цветы, что-то писал в журнале. Марина, как назло, крутилась поблизости от его стола и задавала дурацкие вопросы. Последний из них был озвучен старостой предельно отвратительным, сладким-пресладким голоском, какой только Инне приходилось слышать:

— Константин Викторович, скажите, а предварительные результаты опроса, ну, кто попадет на доску почета, уже известны?

Он поднял от журнала глаза. Инна поймала на себе его взгляд и мысленно позлорадствовала. Ни одной пронырливой старосте уступать без боя это место на доске почета она не собиралась!

— Результаты будут объявлены перед Новым годом, — вновь занявшись журналом, ответил новоиспеченный классный руководитель.

«А он ведь на нее и не посмотрел, — поняла Инна. — Марина — не уродина, но ему она не интересна, а я…»

— Инна, не знаешь, до какого часа национальная библиотека работает? — вновь оторвался от журнала Константин Викторович.

— До девяти, — выпалила Марина, не дав Инне и рта раскрыть.

— Спасибо.

— Пожалуйста, Константин Викторович, — не удержалась от колкости Инна, — всегда готова предоставить в ваше распоряжение свою личную дублершу!

Староста обиженно покосилась на нее, пробурчав себе под нос:

— Просто я знаю, вот и ответила!

Больше рта мелированная проныра не раскрывала и вскоре ушла. Инна тоже собралась, цветы и так пришлось безбожно залить, дабы хоть немного задержаться. Мучительно хотелось сказать ему что-нибудь напоследок, но в голове словно воцарился мертвый штиль. Иногда Инне казалось, что в самый нужный момент ее мозг просто испаряется, а голова превращается в пустую коробочку и ничем не может ей помочь — ни подсказать что-то, ни посоветовать.

То ли сегодня день такой удачный выпал, то ли ей подфартило, но наконец Константин Викторович закончил возиться с журналом и спросил:

— Ты едешь на экскурсию?

— Куда?

— Во Псков.

Инна задумалась. Об экскурсии ей кто-то уже говорил…

— Смотря кто на нее поедет.

— А тебе нужен кто-то конкретный? — Он смотрел на нее в упор.

«Вот он, шанс», — сказал внутренний голос, но Инна испугалась. Так откровенно директор никогда еще не говорил и не смотрел! Стало как-то жутковато… А ведь именно этого ей хотелось. Внимания! Он пытался дать ей то, чего она так жаждала и так рьяно добивалась, но неожиданно между ними словно возник какой-то невидимый барьер.

— Лично я поеду, — не дождавшись ответа, сказал Константин Викторович, — всегда хотел посмотреть Псков.

Почему-то Инне вспомнилось изречение об учительской этике, которая наверняка запрещала преподавателям так откровенно смотреть на своих учеников.

— А я уже там была, поэтому не поеду, — выдавила Инна, попрощалась и ушла.

На улице, вдыхая морозный воздух, она даже не отругала себя за поспешность такого ответа. От внезапного переизбытка директорского внимания ее слегка потряхивало. Снег хрустел под ногами. Инна пребывала в некой непонятной прострации. Свалившееся на ее голову счастье как-то неправильно, как-то плохо усваивалось. Вместо улыбки до ушей и приплясываний на месте, вместо поющей души и прочих атрибутов радости — ничего. Инна вяло передвигала ногами, поддевая носком сапога снег. Никогда еще в голове у нее не было так пусто!

— Эй! — окрикнул ее кто-то.

Она нехотя обернулась и не сдержала улыбки.

К ней спешил Артем. В расстегнутой черной куртке, без шапки и шарфа, но с разбитой губой.

— День травм! Где это ты умудрился?

— Да так, упал.

— И ты тоже? — Инна покачала головой. — Можно подумать, что вы все ходите на протезах.

— У тебя зато все хорошо, — улыбнулся парень. — Знаешь, ты — как открытая книга, по тебе все сразу видно.

— Да, у меня все отлично, — согласилась Инна неожиданно для самой себя.

— Рад за тебя.

Они стояли друг против друга и улыбались. Его голубые глаза светились искренней радостью, и девушке вдруг стало приятно, удовольствие словно разлилось по всему телу мягким бальзамом.

«А ведь я ему, наверное, нравлюсь», — мелькнула шальная мысль, поразившая ее до глубины души. Захотелось сейчас же это проверить. Инна не знала, что она будет делать в дальнейшем с этой его симпатией, но, глядя в красивое лицо Артема, ловя его улыбку, которую не могла испортить даже разбитая губа, Инна словно тонула в его взгляде, искрившемся нежностью и светлым теплом, точь-в-точь как от бенгальских огней.

— Артем… — завороженно начала она, но другой девичий голос ее прервал:

— Артем, ну давай скорее, долго тебя ждать?!

Инна обернулась и увидела девушку в длинной рыжей шубке: она махала парню рукой.

Он снова повторил:

— Рад, что у тебя все хорошо… мне пора. — Он уже собирался уйти, и тут Инна не выдержала:

— Твоя новая подруга?

Его только что сиявший взгляд сразу потускнел.

— Не то что новая… знаешь, как бывает: есть кто-то на примете, а сердце не лежит, хочется невозможного, надеешься-надеешься… а однажды глаза открываются.

— Твои открылись? — неуверенно спросила Инна.

— Может быть, — отводя взгляд, пробормотал он и повторил: — Мне пора.

Инна смотрела ему вслед и понимала, что больше не будет этих внезапных, так раздражавших ее встреч: Артем потерян для нее навсегда.

«А ведь он и не был моим никогда. Чьим угодно, только не моим», — и стало так грустно!

— У меня все отлично, — повторила Инна уже сказанную ему ложь.

Она была для него открытой книгой, только он не знал, что в щенячий восторг ее привела именно встреча с ним. Все отлично у нее стало, когда она услышала его голос, увидела заботу в чудесных голубых глазах и улыбнулась его улыбке.

Глава 8. Во благо сломанный каблук

На экскурсию Инна не поехала. Выходные она провела, бесцельно шатаясь по улице с Героем, в разговорах с сестрой, обреченной выслушивать ее размышления на тему странных отношений Инны с Артемом, и в думах о внезапно свалившемся на нее внимании директора. За эти два дня девушке никто не позвонил. Это настораживало. Пусть многие уехали на экскурсию, но кто-то же остался, и этот кто-то ей не позвонил. Хотелось в школу. Инна скучала и все чаще приходила к неутешительному выводу, что она вообще никому не нравится. Поэтому, как только в понедельник ее приветственно обнял Ваня, первое, о чем она у него спросила, было:

— Вань, я тебе нравлюсь?

Парень слегка опешил, но тут же попытался отшутиться:

— Само собой, котенок, ты — просто мечта.

— Я серьезно! — возмутилась Инна.

— Я тоже.

Она вздохнула.

— Врешь ты все…

— Это что за упадочнические настроения? Прекращай, а то налуплю сейчас!

— Меня бесит, — взорвалась она, — я никому…

— Что тебя бесит, Инна? — С улицы вошел Константин Викторович.

— Ее бесит, что она никому не нравится! — ответил за нее Ваня.

Появившаяся следом Кристина стряхнула с куртки снег и воскликнула:

— Ну, наконец-то до нее дошло! Давно пора!

Директор проводил озадаченным взглядом Кристину, продолжавшую бурчать что-то себе под нос, уже удалившись на приличное расстояние, и бодро заметил:

— Нравиться всем невозможно, но тебе, Инна, грех жаловаться, ведь ты нравишься подавляющему большинству наших учеников!

— Вот-вот, и я о том же, — закивал Ваня, — смотри, ты даже нравишься нашему директору, строящему из себя матушку Терезу!

Константин Викторович шутливо посмотрел по сторонам: никто не слышит — и прошептал:

— Вот-вот!

— Прекрасно, — воздел Ваня руки к потолку, — мы установили, ты всем нравишься, будем жить дальше!