Рут Сойер - Роликовые коньки
ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ
Во время, когда Люсинда колесила по всему Нью-Йорку на роликах, День Благодарения праздновался с куда большей торжественностью, чем в наши дни. Сначала его ждали, потом отмечали, а потом дни и даже недели делились впечатлениями. Люди, не стесняясь, пылко благодарили Бога за все хорошее, что получили в этом году. Даже Люсинда, которая обычно не проявляла особого рвения к молитвам, составила перед праздником огромный список, куда внесла все, за что «обязательно должна поблагодарить Бога».
Первым пунктом в списке Люсинды стояли ужины в честь Дня Благодарения. Ни разу в жизни она еще не получала такого количества приглашений. Похоже, пробудившись накануне последнего четверга в ноябре, друзья и родственники разом вспомнили о временном сиротстве Люсинды. Мисс Люси-милочка пригласила ее отведать дикую индейку из Вирджинии. Мистер Гиллиган заехал сообщить, что миссис Гиллиган «будет польщена», если Люсинда придет к ним на праздничный ужин. Джоанна прислала письмо. Ее отпустили до тех пор, пока не вернутся Люсиндины папа и мама, и она жила у своей замужней сестры. Джоанна писала, что «все эти последние недели целиком думает о своем Ягненочке», вслед за чем «Ягненочек» приглашался в гости «отпробовать гуся». Тетя Эмили тоже внесла свою лепту. Она сообщила, что ждет племянницу на праздничный ужин, «только, конечно, без роликов и с хорошими манерами». И наконец, крестная Люсинды, тетя Элен Дуглас Маккорд, прислала служанку Энни с запиской.
«Я просто сгораю от стыда, — писала крестная, — что совсем забросила тебя, моя милая. Впрочем, мою черствость можешь расценивать и как комплимент: я просто не сомневалась, что ты сумеешь, в случае чего, за себя постоять. Обязательно приходи в Благодарение к семи вечера к нам на ужин. Может быть, это и не очень рано для девочки твоего возраста, но ты у нас такая умница, что наверняка прекрасно освоишься в обществе старших. Тони Маккорд, твой дядя, мечтает тебя увидеть, а Шнурок жалуется, что ты с ним очень давно не играла. Кроме того, после ужина мы всей компанией отправимся на спектакль. До встречи!»
Но и этим приглашением дело не кончилось. Доктор Коллиер, который крестил Люсинду, нанес ей визит после службы. Он сказал, что они с женой очень надеются, что Люсинда пожалует в День Благодарения к ним на обед. А потом еще мистер Спиндлер из гостиницы прислал с Баттонсом приглашение на свой праздничный обед в два часа.
— Ох! — схватилась девочка за голову. — Сколько индеек в Нью-Йорке мечтают, чтобы я их съела! И еще один гусь Джоанны! Просто ужас какой-то!
Поразмыслив немного, Люсинда нашла замечательный выход из положения. Перво-наперво она упросила Люси-милочку позвать вместо нее семейство Бродовских.
— Конечно, я понимаю, мисс Люси, — виновато говорила Люсинда, — троих гостей принимать гораздо сложнее, чем одного. Но ведь я ем страшно много! Наверное, все трое Бродовских съедят гораздо меньше, чем я одна.
Джоанне Люсинда отослала ответ с просьбой принять ее не в четверг, а в субботу во второй половине дня, и тогда они «все вместе доглодают гуся».
В гостиницу девочка отправилась лично. Домчавшись туда на роликах, она условилась с мисс Спиндлер, что придет к ним в пятницу.
— Понимаете, я всегда больше всего любила индейку, которую разогревают на следующий день, — объяснила она. — Наверное, вы сами тоже такую больше любите.
Столь же ловко Люсинда уладила отношения со всеми остальными. Потом применила подлинную дипломатию. Она без колебаний приняла приглашение тети Элен и таким образом достигла нескольких целей. Во-первых, крестная и ее муж любили детей, и вечера у них получались очень веселые. Во-вторых, Люсинда обожала их уэльского терьера Шнурка. А в-третьих, она знала, что тетя Элен Дуглас Маккорд занимает куда более важное положение, нежели тетя Эмили. «Если я скажу тете Эмили, что иду к крестной, она не станет меня заставлять идти к себе и к своим высоковоспитанным газелям», — подумала девочка.
Так все и вышло на самом деле. Люсинда иногда бывала очень практичной. Недаром ведь ее бабушка Уаймен происходила из Новой Англии.
В День Благодарения Люсинда надела свое любимое платье из китайского шелка. Затем она стала упрашивать мисс Питерс, чтобы та разрешила ей поехать в гости на роликовых коньках.
— Понимаете, мисс Питерс, у меня сегодня такое настроение… Я просто не могу, не могу в этот праздник ходить на своих двоих. Ну, пожалуйста, мисс Питерс!
Мисс Питерс с сомнением взглянула на девочку.
— Ты сегодня такая нарядная. Если ты свалишься со своих роликов, от твоей одежды ничего не останется.
— Свалюсь? — возмущенно всплеснула руками Люсинда. — Да я никогда в жизни не падаю, мисс Питерс. То есть, конечно, падаю, но не тогда, когда мне падать нельзя. Ну, мисс Питерс! Мне так не хочется идти ногами! И Шнурка мне тогда не удастся порадовать. Ведь, понимаете, с ним еще никогда никто не гулял на роликах!
— Да ладно, разреши ты ей, — вступилась за Люсинду мисс Нетти.
Хорошо, Люсинда, — нехотя проговорила мисс Питерс, — только, прошу тебя, будь осторожна.
— Ну, конечно, мисс Питерс! Конечно, я буду самой осторожной из всех, кто только ездит на роликах по Нью-Йорку! — И Люсинда вприпрыжку устремилась в переднюю.
Но стоило ей выехать из дома, как она тут же забыла об осторожности. Она лишь тщательно избегала мощеных дорожек, впрочем, она и так всегда старалась их избегать, ибо трястись на роликах по плиткам не доставляет никакого удовольствия. Зато на асфальте Люсинда развила именно ту скорость, которая, по ее мнению, соответствовала празднику. Казалось, еще немного, и она вообще оторвется от земли.
Кроме праздника и предвкушения веселого ужина, была и еще причина, по которой Люсинда пребывала в таком восторге. Дело в том, что именно в День Благодарения ей удалось одержать крупную победу над теплыми панталонами. К этим панталонам Люсинда испытывала жгучую ненависть. Какое-то время положение казалось ей совсем безнадежным. Конечно, будь ее воля, она никогда не надела бы такой кошмар. Но мама перед отъездом взяла с нее обещание, что в последнюю неделю октября она начнет их носить. Что же Люсинде оставалось делать?
Вот уже месяц она каждое утро перекручивала вокруг ног штанины этих ужасных панталон, пытаясь их заправить в чулки. Но все ее усилия ни к чему не приводили. В результате приходилось нацеплять панталоны поверх чулок и жить с ужасным сознанием, что выглядишь как последняя уродина. Теплые панталоны уже довели Люсинду до того, что, одеваясь, она щедро произносила слова и выражения, совершенно противопоказанные юному существу из семейства Уайменов. Кроме того, она пребывала на грани истерики. И вот, сегодня утром ее наконец осенило, как разом избавиться от этого.
Тихонько пробравшись в комнату для работы, Люсинда схватила портняжные ножницы мисс Нетти и очень аккуратно принялась обрезать штанины у панталон. Она чувствовала себя и грешницей и праведницей одновременно. Быть может, она и не имела права так поступать. Но ведь она не просто так резала свои панталоны. То, что останется после ее работы, вполне можно носить хоть до самой весны, и мама будет довольна. На память Люсинде пришел детский стишок и, орудуя ножницами, она прочитала его нараспев:
Трудолюбивая старушка как-то раз,Набрав яиц для рынка целый таз,Набрав яиц, хотела их продать,Но по дороге вздумала поспать.Торговец ту старушку увидал,Ей с нижних юбок кружева сорвал,Ей юбки до колен укоротил —Едва старушку холод не сгубил.
Обрезав панталоны, Люсинда вновь ощутила себя человеком. Теперь, когда она летела во весь опор на праздничный ужин, ей было особенно радостно вспомнить об этом. Люсинда как раз миновала последний поворот. Убедившись, что перед ней до самого дома крестной простирается безукоризненный тротуар, она развила еще большую скорость. Это был достойный финал. Вот только тучный и очень задумчивый джентльмен в котелке, которого в самый неподходящий момент угораздило оказаться между Люсиндой и домом, испортил все дело. Она никак не ожидала, что он шагнет прямо под ее ролики. Впрочем, джентльмену тут же пришлось поплатиться за свою рассеянность. Люсинда на всем ходу подсекла его, и он рухнул на землю, прежде чем понял, что с ним случилось, а котелок его упорхнул в сторону словно большая птица.
Однако Люсинде пришлось куда хуже. Пальто и платье относительно уцелели, и хорошая чистка вполне могла им вернуть прежний вид. Но лучшие перчатки продрались насквозь, чулки тоже пострадали изрядно, а оба колена были разбиты, и из них сочилась кровь.
— Поделом! Поделом тебе! — донесся голос возмущенного толстяка.
— Конечно же, поделом, — вздохнув, согласилась Люсинда, — но кому от этого легче.
