Владислав Крапивин - Ржавчина от старых якорей
Мне кажется, что такие же тайные письмена можно различить на старых картах. Если сможешь увидеть их – удача. Если сумеешь хоть что-то разгадать – приблизишься к чуду. Конечно, не всякий умеет это. Но среди детей умеют многие. И я умел. Мне явно слышался в картах Голос Дороги.
Еще не зная толком очертаний материков, не представляя, где какая страна, я – вечно голодный дошколенок – рисовал карты огрызками цветных карандашей. На оборотах каких-то старых ведомостей, которые приносила с работы мама. Рисовал наугад, наивно полагая, что какая-то «географическая» интуиция, особые силы природы помогут моим пальцам (кстати распухающими от ревматизма) провести нужные линии. То есть такими словами я тогда, конечно, не думал, но надежда была.
Разноцветными штрихами я закрашивал территории разных земель, а потом шел к маме. Спрашивать: где что. Помню, что маме нездоровилось, у нее была температура. Через несколько дней ее увезут в больницу с рожистым воспалением. Но сейчас мама делала усилие и объясняла, что «это у тебя похоже на Францию, а здесь вот, на берегу моря – Одесса, где учатся Миля и Сережа». Это были мои старшие сестра и брат. Упоминание о них прибавляло мне уверенности, что карты правильны. И я шел разрисовывать их дальше.
Яркость карт, их декоративная «оснастка» в детскую пору мне казалась не менее важной, чем сугубо географические данные. Я разглядывал в книгах копии портуланов, где по берегам толпились воинственные туземцы с луками и копьями, среди волн вздымали фонтаны чудовищные киты и разбухали круглые паруса каравелл и галеонов, а компасные картушки и розы ветров раскидывали тонкие лучи по всем океанам и континентам…
Однажды, после четвертого класса, я вздумал сам смастерить такую карту. Именно смастерить, поскольку речь шла не о бумаге, а о мозаике.
Толчком послужила случайная находка.
В то давнее время, длинным жарким летом сорок девятого года, я жил в окраинном районе Тюмени, который называется Затюменка. Наша улица Нагорная тянулась по краю глубоченного лога. Про этот лог рассказывали, что в старину он служил крепостным рвом. По дну лога текла речка Тюменка. По правде говоря, не речка, а простой ручей. Лишь весной Тюменка разливалась так, что по ней можно было даже плавать на лодке.
Наше семейство – мама, я, маленький братишка Олег и отчим – снимали две комнатки в столетнем бревенчатом доме, у хозяйки тети Поли. При доме был садик и огород. Грядки огорода нависали над логом, не было даже изгороди.
Пробравшись меж картофельной ботвы, я оказывался на крутом откосе. Здесь было царство бурьяна, полыни, конопли и осота. Душные запахи трав слоями висели в прогретом воздухе. На рыжих проплешинах шуршали струйки сухой глины – ее сталкивали вниз красно-черные узорчатые жуки-пожарники и громадные пауки, которых я называл тарантулами. Мохнатых «тарантулов» я отчаянно боялся. И все же я долгие часы проводил в логу. Строил плотины на Тюменке, где стрекотали прозрачными крыльями стрекозы. Лазал среди высоких травяных зарослей на склонах и представлял, что это африканские джунгли. Искал подземные ходы и клады.
О кладах и подземельях я стал мечтать, когда услышал рассказ дядюшки, что в давние-давние времена, еще до основания Тюмени, в этих местах лежала столица татарского ханства – с крепостью и богатыми базарами. Недаром один из участков здешней земли сохранил название «Царское городище». Позже Царское городище было перерыто, сглажено, занято постройками и городским стадионом. А тогда это был квадратный островок, со всех сторон окруженный логом. На островке не было ничего, кроме травы (даже разбивать огороды там не разрешалось). А мне под глинистой толщей этого островка чудились тайны и сокровища.
Древних сокровищ я там ни разу не нашел. Но вообще-то интересных находок было немало. Особенно на свалках мусора, который хозяйки сбрасывали в лог со дворов. Здесь можно было обнаружить фигурные подсвечники, медные узорчатые ручки от дверей, разбитые статуэтки, мятые граммофонные трубы, ржавые жестяные таблички страховых обществ со скрещенными якорями и старинными буквами «ять» и много других интересных вещей. Однажды я нашел изъеденные ржавчиной останки револьвера «Наган». Это был барабан в рамке, от которой тянулись два изогнутых отростка – то, что осталось от рукоятки.
Револьвер я подверг тщательной реставрации. Сделал новую деревянную рукоять, вставил ствол из медной трубки, отчистил барабан так, что он стал свободно вертеться в рамке. Приспособил курок из толстого гвоздя – он оттягивался и щелкал благодаря тугой резинке. Теперь я ходил в лог с оружием. Засовывал его за ремень, который специально надевал поверх майки. Револьвер не стрелял, но вид у него был грозный. Злоумышленников (если таковые вдруг повстречаются) можно было взять на испуг. А отвратительного тарантула можно было огреть рукояткой – если, конечно, хватит храбрости дотянуться, а не драпать сразу сломя голову…
Но моя история связана не с этой находкой. С другой.
Однажды среди мусора я заметил плоский осколок с картинкой. Осколок был с мою ладонь, а на картинке – зеленовато-синий кораблик. Он занимал всю площадь неровной фаянсовой плитки. Старинный кораблик – с надутыми, как пузыри, парусами, длинными флагами и высокой кормой. Как я думаю теперь, это был кусочек старинного блюда из Голландии или Германии.
Откололся от блюда кораблик так удачно, что уцелел почти полностью. Не было лишь кусочка кормы и уголка заднего треугольного паруса.
Естественно, я увидел в этой находке особый смысл. Намек на будущие приключения и путешествия. И понял, что грешно будет просто полюбоваться на кораблик и спрятать в ящик со всякими мелкими игрушками.
А что делать? Первая мысль была – заключить в рамку и повесить на стену. А вторая – кораблику требуется простор…
Был кораблик похож на те, что я видел в книжках по Колумба и Магеллана, которые брал в ближней детской библиотеке на улице Луначарского. Были в тех книжках и карты – с такими же корабликами и с лучистыми компасными звездами…
Ура! Я сделаю такую вот карту, а кораблик станет ее главной деталью!
Поскольку нарисован кораблик на фаянсе, я и всю карту сделаю фаянсовой. Выложу ее из кусочков битой посуды! Я слышал про мозаики из разноцветных камней, украшавшие стены музеев и станций метро. Вот и у меня будет такая же, только поменьше.
Опыт создания мозаичных картин у меня уже был. Правда, очень давний, дошкольный. Он был тоже связан со свалкой. Вернее, с помойкой, которую я любовно описал однажды в своем литературном дневнике, когда повествовал о родной улице Герцена. Вот он, этот отрывок. При нынешней технике это очень удобно – нажал пару кнопок, и нужный текст перескакивает из старого файла в новый…
«…В дальнем углу двора, поодаль от дощатой уборной находилась помойка. Этакий большущий ящик, похожий на домик, у которого снят один скат крыши. Но помои туда лили редко, обычно выбрасывали всякий сухой мусор. Так что правильнее это сооружение было именовать мусорным ящиком. Но все говорили “помойка”.
Место это для нас, ребятишек, было крайне притягательное. На помойке можно было найти массу интересных вещей. Разбитые патефонные пластинки, которые так интересно запускать в воздух. Треугольные флаконы от одеколона “Даиси” с кавказской красавицей на этикетке. Пузырьки и ампулы из-под лекарств. Этикетки от шоколадок, которые кое-кто из жильцов получал в “литерных” пайках. Разные пуговицы, пряжки, ложки со сломанными черенками, рюмки без ножек (девчонки ставили их как медицинские банки, когда играли в больницу), рваные грелки (резина годилась для рогаток), разломанные будильники, перегоревшие лампочки (гранаты!) и еще множество всяких неожиданных предметов.
Особенно много было битой фаянсовой посуды.
Среди дошкольного населения двора (когда мне было лет пять) началось однажды увлечение посудными осколками. Мы собирали на помойке кусочки тарелок, чашек и блюдец с золотыми и разноцветными ободками, с рисунками цветов, с пестрыми узорами. Тут имели место своего рода эстетические критерии: чем богаче, ярче рисунок, тем больше ценился осколок.
Девочки этими осколками играли, как кукольной посудой, мальчишки составляли из них коллекции. Шел азартный торг и обмен.
Я собрал довольно богатую коллекцию, держал ее под крыльцом в большой железной коробке (ржавой форме для выпечки хлеба). Почему не дома, а в тайнике, не знаю, не помню. Возможно, ради пущей романтики.
Коварная Галка Петрова (сестра рыжего Тольки, которая была старше его на год) разнюхала тайник и похитила мои сокровища. Причем после этого из своего окна на втором этаже дразнила меня и показывала самые красивые осколки.
Я безутешно ревел. Мама меня утешала. Она говорила, что принесет мне с работы, из военкоматского «женотдела», красивые зеленые осколки от абажура настольной лампы, которая разбилась в кабинете военкома. Этот подполковник по фамилии Панченко якобы так грохнул кулаком по столу, рассердившись на подчиненных, что лампа со звоном полетела на пол.
