Иштван Фекете - 21 день
— Нет чтобы закрыть дверь поплотнее, — проворчал наконец священник. — Терпеть не могу этот могильный запах астр.
— Судя по всему, не только ты, но и мышь тоже, — усмехнулся почтмейстер, указывая на Цин-Ни, который поднялся на ноги и побрел домой, а хвост тащился за ним так уныло, словно дохлый червяк.
Немного погодя стало слышно, как лошадиные копыта зацокали по дороге, и оба мужчины выжидательно уставились на дверь; но дядюшка Йоши не спешил появляться. Наконец раздался шум в переднем помещении, глухо стукнула бочка, а вслед за этим послышался протяжный вздох.
— Мог бы и помочь ему этот Жига, — почтмейстер указал рукой наверх.
Священник не ответил. Он смотрел на маленький язычок пламени, а затем перевел взгляд на дядюшку Йоши, который обтер ладони о штаны и разлил вино по стаканам.
— Выпьем, что ли…
Опорожненные стаканы со стуком опустились на стол, и глухое молчание повисло под закопченным сводом.
— Да, — кивнул священник, — и мышонок неспроста ушел… Будто почуял неладное…
— Было что почуять! — подхватил Йоши. — Вздумал бы я так свалиться кому-нибудь на голову нежданно-негаданно!..
На этот раз вино разлил почтмейстер.
— О господи! вздохнул он, поднимая стакан. — Ну, а теперь поделись с нами: что за добрые вести привез тебе этот негодник Жига?
— Шурин и Маришка ко мне заявились. Ехали к поезду, а бабе, вишь, по дороге худо стало, ну они и давай ко мне во двор. Шурин Маришку уложил, а сам дальше поехал…
— Где уложил-то, во дворе? — подмигнув, спросил почтмейстер.
— Что за шутки, Лайош! Родственники ведь знают, где у меня ключ от дома хранится…
— Ну и слава богу! — рассмеялся священник; на этот раз пришел его черед разливать вино. — Пейте в свое удовольствие: Маришка не посреди двора лежит, а стало быть, и нам торопиться нечего. Надеюсь, где у тебя ключи от шкафов хранятся, шурин не знает?
Настроение у приятелей решительным образом улучшилось и до конца вечера больше не портилось; под воздействием дивной осенней погоды и легкого, приятного опьянения мысли о неожиданной гостье отодвинулись далеко-далеко, словно и не было ее, заболевшей этой Маришки.
Цин-Ни обо всех этих событиях, естественно, знать не мог, и проснулся он, лишь когда здоровенный ключ от подвала застрекотал в замке и щелкнул запором. Он слышал удаляющиеся шаги и чувствовал, что остался один, а потому опять закрыл глаза, и, может быть, ему даже снилось что-то, но кто подтвердит это наше предположение!
— В случае чего дайте знать, — первым распрощался почтмейстер; здесь, в оживленном водовороте сельской жизни, у друзей постепенно улетучивалось просветленное настроение, навеянное прогулкой на виноградник.
— Может, зайдешь, Гашпар? — с надеждой спросил Йоши Куругла, когда приятели остановились у его дома; но священник только махнул рукой.
— Не думаю, чтобы тут была нужда в священниках…
— Что я с ней буду делать? — с горечью вырвалось у дядюшки Йоши.
— Не могу тебе ничего посоветовать, Йошка. Да и не принято в таких случаях советы давать. Маришка эта и собой хороша, и вдова к тому же…
Йоши, пораженный, уставился на священника, который сочувственно приподнял шляпу. Старый Куругла вошел в собственный двор с таким ощущением, точно попал в совершенно чужое место, хотя все вокруг оставалось без перемен, если не считать следов от колес, петлями, словно бранденбуры на ментике, изукрасивших двор. Голая реальность этих следов свидетельствовала и о реальности нагрянувшей к нему гостьи, и дядюшка Йоши пожалел, что не выпил больше.
«От вина язык лучше развязывается, — подумал он. — А гостья погостит и уедет, все одно завтра или послезавтра шурин ее домой увезет». Эта мысль несколько утешила дядюшку Йоши, он решительно распахнул дверь в сумрачную переднюю, а оттуда — на ходу повесив шляпу на вешалку — в комнату.
Маришка, чуть сгорбившись, сидела у стола.
— Чего же ты не ложишься, милая, — проявил учтивость дядюшка Йоши. — Будь как дома…
— Ох, Йошка, ты ведь знаешь, до чего настырный наш Миклош!.. Пристал ко мне, чтобы я съездила с ним в Пешт, а мне уже со вчерашнего дня неможется…
— В Пешт?
— Ну да. К его детям, недельки на две.
Наступило недолгое молчание, пока Йоши про себя прикидывал, за какую плату возьмется возчик отвезти Маришку домой.
— Чего же мне там болеть? А к утру, может, и полегчает.
— Ясное дело, конечно, — поддакнул дядюшка Йоши и уставился взглядом на стол, где даже в полумраке виднелись аппетитно торчащие ножки жареной курицы, отварная рулька, тарелка сладкого печенья и зеленовато мерцающая бутыль с узким горлышком.
— Я подумала, вдруг ты проголодаешься, Йошка, вот и накрыла на стол, — сказала Маришка, перехватив его взгляд.
— Стыд-позор на мою голову! Ты же еще мне и пиры закатываешь! — ворчал Куругла, впрочем недолго и без особой убежденности.
— Э-эх, да что там! — сдался он наконец и щелкнул ножиком, готовясь к пиршеству. — Ты всегда своей стряпней славилась.
Маришка налила ему из зеленой бутылки.
— Отведай, Йошка. Ты ведь в этом деле разбираешься.
Дядюшка Йоши смаковал вино, вдыхал его букет, тряс головой от удовольствия, словно никак не мог поверить, что бывают на свете такие необыкновенные ароматы.
— Чудо, да и только! — вздохнул он, хотя основа этому вздоху была заложена еще в подвале давильни.
— Что же это за вино такое, Маришка?
— Нравится? Раздобуду тебе еще. Ты сам себе хозяин, но зачем всякую бурду хлебать. Ох-хо-хо, поясница болит, будто там нож застрял…
Надвигались сумерки, и об их приближении свидетельствовали не только мягко сгущающиеся тени, но и жалобно-требовательные крики поросенка.
Дядюшка Йоши полез в карман.
— Вот тебе ключ от шкафа, Маришка. Стели себе да ложись, больной пояснице тепло требуется… А я задам корм поросенку, не то он весь хлев разнесет.
В тот вечер Йоши Куругла дольше обычного стоял, облокотясь о загородку хлева и взвешивая события, а они в конечном счете — не считая Маришкиной болезни, которая, однако, не походила на неизлечимую, — складывались благоприятно.
— Молодец баба! — одобрительно кивнул он. — Ежели попросить ее, то, глядишь, она бы и погостила у меня до убоя свиньи. В чем другом, а уж в стряпне она знает толк… — Эта мысль словно бы с одобрением была встречена и всем двором, и пышными барашками облаков, которые, красуясь, тянулись по небу к ночному загону. Лишь свинья не замечала ничего вокруг, поскольку не видела дальше своего носа, да и этот ее жизненный орган, весьма пригодный для студня, был уткнут в отруби.
Лишь гораздо позднее, когда тени слились в сплошную тьму, дядюшка Йоши направился в дом.
«Может, я поторопился», — подумал он и, остановясь перед дверью, громко кашлянул, чтобы дать Маришке вовремя нырнуть в постель, если она все еще не успела улечься.
Но когда он осторожно отворил дверь, у Маришки было темно, и лишь в следующей комнате, где спал он сам, на тумбочке горела лампа, постель была разобрана, шлепанцы заботливо приготовлены и…
— Ух ты! — не удержался от восклицания дядюшка Йоши, позабыв о том, что старался не поднимать шума и пробирался на цыпочках. — Это что за новости?!
— Уж так у нас было заведено, что и мужу своему покойному я всегда у постели ставила… Оно и для желудка полезно, и на рассвете он любил пропустить глоточек, — пояснила Маришка, и Йоши Куругла, заслуженный железнодорожник, а ныне пенсионер, тотчас про себя квалифицировал как подлую ложь и клевету те слухи, согласно которым Маришка слыла самой злобной мегерой во всем округе и лишь по воскресеньям подносила мужу выпить стаканчик-другой вина, да и то разбавляла водой…
Да и как было не усомниться в тех слухах, когда на тумбочке ярче электрического света сверкала-переливалась бутылочка палинки, а рядом с ней стоял не какой-нибудь там наперсток, а обычный стакан для вина.
— Отведай, Йоши… очень уж ее нахваливали…
— На виноградных выжимках! — воскликнул Йоши, ставя на тумбочку опорожненный стакан, перед тем щедро налитый им в края. — Добрая виноградная палинка! Вкус у нее, как у пшеничного хлеба…
— От нее будешь спать как убитый, — сказала Маришка, и по ее голосу чувствовалось, что страдания все еще не отпускали больную. — А как проснешься да хлебнешь глоточек, то и вовсе день с радости начнется.
Маришка оказалась недурной предсказательницей, ибо дядюшка Йоши проспал ночь сном здорового младенца и утром, продрав глаза, лишь после долгих усилий смог собраться с мыслями, припомнить вчерашний день, Маришку, дивную палинку и свое блаженное погружение в сон…
Дядюшка Йоши прислушался: из соседней комнаты не доносилось ни звука, стало быть, гостья еще спала — и он не стал возиться со стаканом, а потянул прямо из бутылки, тем самым как бы увязав вчерашний день с сегодняшним и дав волю своей душе.
