Робин ЛаФевер - Теодосия и последний фараон
У меня начала кружиться голова.
– Но не все знания, особенно магические, можно делать достоянием всего человечества, – сказала я.
– Полностью согласен. Но допустить, чтобы они оказались навеки утерянными, тоже нельзя, – заметил майор. – У нас есть секретное хранилище, в котором мы прячем информацию такого рода. Но еще более важная задача – не дать опасным знаниям попасть в руки других организаций, которые могут использовать ее во вред всему человечеству.
– Змеям Хаоса, – пробормотала я.
– Так точно.
– Но, сэр, почему вы рассказываете мне все это? – Обычно я очень люблю получать ответы на свои вопросы, узнавать что-то новенькое, но от откровений майора Гриндла мне становилось как-то не по себе.
Майор Гриндл долго изучал меня взглядом, словно в последний раз что-то перепроверял и оценивал в голове, а затем сказал:
– Вы должны знать правду, потому что в ваших жилах течет кровь Избранных хранителей.
Глава десятая. Скрытое наследие
– Что вы имеете в виду? – выпрямилась я в своем кресле.
Майор тяжело, глубоко вздохнул – его вздох был полон печали и разочарования.
– Значит, никто не рассказывал вам о вашем дедушке Трокмортоне?
– Нет, – прошептала я, неожиданно почувствовав себя хрупкой, как стекло.
Майор Гриндл продолжил, ни на секунду не сводя с меня пристального взгляда своих синих глаз:
– И никто не говорил, что он был членом Братства? Одним из Избранных хранителей?
При этих словах меня словно пружиной подбросило с кресла, и я воскликнула:
– Мой дедушка был Избранным хранителем?
Такого я и вообразить себе не могла!
– Ну, я не удивлен, что ваши родственники не говорили вам об этом. Но Вигмер? Странно. Я был уверен, что он все вам объяснил. Кроме всего прочего, Вигмер и ваш дедушка были большими друзьями. А знаете, вы похожи на своего деда.
– В самом деле? – ахнула я и плюхнулась назад в кресло, словно проколотый воздушный шарик.
– Очень похожи. Особенно глаза. И такой же твердый подбородок.
– Но сэр… вы уверены, что мои родные знают? Моя бабушка ненавидит все, что связано с археологией.
Еще не успев договорить, я уже подумала о том, что бабушка может ненавидеть археологию именно потому, что ею занимался дедушка.
– Ваша бабушка отчасти в курсе дела. Впрочем, я подозреваю, что ей известно даже больше, чем следует. А перед концом… да, перед концом она просто не могла не знать…
– Перед концом? – вскинула я глаза.
– В конечном итоге это убило его. – Майор повернул голову, окинул взглядом свой кабинет, забитый диковинами, которые он собирал всю свою жизнь. – Но еще раньше все начали считать его сумасшедшим, и он удалился от дел. Это был трагический закат жизни великого человека.
Комнату наполнило тяжелое, торжественное молчание, а в моей голове тем временем одна за другой молниями пролетали мысли, помогавшие мне понять многие необъяснимые до этого вещи. Например, бабушкино отвращение к любым, как она говорила, «варварским» знаниям и культуре. Папины опасения насчет моего психического здоровья.
Все это корнями уходило к дедушке, которого я никогда не видела. Я медленно подняла глаза, встретилась со спокойным, понимающим взглядом майора и спросила:
– А мой отец знает?
– В свое время его приглашали вступить в наши ряды. Он отклонил наше предложение. Уклончиво сказал Вигмеру, что не желает становиться членом группы людей, изучающих проблемы, имеющие второстепенное значение.
Да, такая заковыристая фраза совершенно в папином стиле. Гриндл преподнес мне дар – болезненный, мучительный, ужасный. И знал это.
Он поднялся с кресла и пошел вдоль висящих на стене полок.
– Мне думается, ваш дедушка обязательно дал бы вам вот это. – Майор отломил краешек древнего глиняного кирпича и протянул его мне. – Он вам очень пригодится, особенно в ваших нынешних обстоятельствах. Этот кирпич был последним артефактом, с которым работал перед смертью ваш дедушка. Он был уверен в том, что обнаружил фундамент Вавилонской башни, стоявшей немного южнее древнего города Ур.
Я посмотрела на лежащий у меня на ладони кусочек древнего кирпича со смешанным чувством недоверия и восхищения.
– Благодарю вас, сэр.
– Имейте в виду, мисс Трокмортон, что это не просто комок старой глины, – дернул усом майор Гриндл. – Вы держите в руке частичку само́й Вавилонской башни. – Он наклонился вперед и добавил, понизив голос: – Кирпич до сих пор не утратил своей силы. Зажав этот кусочек в своей руке, вы будете понимать любой язык и наречие.
От удивления у меня отвалилась челюсть, и я с еще бо́льшим уважением посмотрела на свой кусочек кирпича.
– Храните его, мисс Трокмортон. Если не считать воспоминаний, это единственная вещь, которую я могу передать вам в наследство от вашего дедушки.
Уходя по узкой улице от бунгало Гарримана Гриндла, я чувствовала спиной взгляд, которым меня провожал слуга майора. От его взгляда у меня чесалась шея. Мне трудно было понять сложные взаимоотношения между майором Гриндлом и его слугой, да я и не пыталась.
Наконец я почувствовала, что слуга отвел от меня свой взгляд, а затем услышала легкий щелчок закрывшейся двери.
Гаджи я нашла на том же месте, под пальмой. Он был занят важным делом – искал у своей обезьянки блох. Увидев меня, он вскочил на ноги и лихо отсалютовал. Я не нашла ничего лучшего, чем отсалютовать в ответ, и едва не шмякнула себя по лицу ридикюлем, в котором лежал тяжелый золотой шар. Гаджи взглянул на ридикюль, затем на меня и спросил:
– Мисс не оставила свой антик у антиквара?
– А кто сказал, что он антиквар? – прищурилась я.
– Зачем тогда вы ходили к нему? – удивленно повел плечами Гаджи.
– Да, ты прав, – слегка расслабилась я. – Все верно. Именно за этим я к нему и приходила.
Гаджи как-то странно посмотрел на меня, а затем повел меня назад, домой.
На этот раз он сделал так, чтобы мы не прошли мимо заинтересовавшей меня темной улицы, на которой торговали «антиками», и только тогда я вспомнила, что собиралась спросить об этой улице майора и забыла. Проклятье!
Моя голова была так забита перебивавшими друг друга мыслями, что я плелась, еле-еле переставляя ноги. Откровения Гриндла потрясли меня, не давали мне покоя. Я была сердита на всех своих родственников за то, что они столько лет скрывали от меня такую невероятную тайну. И еще я буквально до слез жалела о том, что не могу поговорить со своим покойным дедушкой. Ах, что это были бы за разговоры! Сколько удивительных вещей он мог бы рассказать и объяснить мне!
Мама еще не вернулась, не было нигде и Набира, в доме хлопотала одна лишь Хабиба. Не знаю, заметила она, что я ушла из дома, или нет и входит ли в ее обязанности следить за мной. Но на всякий случай мне не помешает быть осторожнее.
Сделав Гаджи знак оставаться и ждать меня на дороге, я подобралась к окну кухни. Услышав звон посуды и шум воды, я махнула рукой, подзывая Гаджи. По дороге домой меня осенила превосходная идея, и мне не терпелось приступить к ее выполнению.
– У меня к тебе деловое предложение, – сказала я, когда Гаджи подошел ближе. – В Луксоре мне нужен будет проводник. Не все время, потому что по большей части я буду занята вместе с мамой на раскопках. Но у меня есть и свои личные дела, для которых мне понадобится человек, который хорошо знает город. И такой, кому я могу доверять. Тебе, я чувствую, верить можно.
– Мисс-эфенди может верить Гаджи. И Сефу тоже, – ответил Гаджи.
– Превосходно. За то, что ты будешь моим проводником, я дам тебе место для ночлега. Годится?
Гаджи важно сложил на груди руки и сказал, сверкнув глазами:
– И пропитание.
– И пропитание, – согласилась я. – А еще у тебя будет масса свободного времени, чтобы искать своих родственников. По рукам?
И я протянула ладонь для рукопожатия. Обычного рукопожатия. Но Гаджи плюнул себе на ладонь, затем с размаху ударил меня по раскрытой ладони, а затем крепко сжал ее.
– По рукам, – сказал он.
– Замечательно, – кивнула я, стараясь не думать о том, чем покрыта теперь моя правая перчатка. – Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать.
Мы прокрались мимо дома, и я быстро провела Гаджи к заброшенной конюшне.
– Сгодится? – с опаской спросила я, нервно поглядывая на покрытый пыльной соломой пол конюшни.
– Отлично, – весело откликнулся Гаджи и воскликнул: – Глядите! Здесь даже одеяло есть!
Если честно, я бы не рискнула назвать эту линялую, грязную, битую молью холстину одеялом, но Гаджи смотрел на нее как на сокровище. А я испытывала угрызения совести оттого, что не могу предложить этому несчастному мальчугану нормальную, как у всех людей, спальню. Ну ладно, лишней спальни у меня нет, а вот что-нибудь поприличнее, чем эта гнусная тряпка, я ему найду обязательно.
– Я дам тебе другое, хорошее одеяло, – пообещала я. – И еды, как договаривались. Жди здесь, я скоро вернусь.
