Жаклин Уилсон - Дневник Трейси Бикер
«Очень умно с твоей стороны, Трейси, опрокинуть баночку с водой для мытья кисточки». (Случайно, а может, и нарочно прямо на фирменную футболку Роксанны!)
Или вот еще:
«Я просто поражена, что именно ты исписала всю доску неприличными словами, Трейси Бикер». (Замечательно злыми и неприличными словами!)
Или:
«Пожалуйста, Трейси Бикер, не могла бы ты говорить еще громче? Глухая старушка на другом конце улицы не совсем расслышала, что ты сказала». (Мне специально пришлось повысить голос. Как еще заставить ребят в группе к себе прислушаться?)
Ненавижу работать в группе! Все они сидят по маленьким группам — Роксанна и ее банда! Новоиспеченный Алан Ширер с сумасшедшими футбольными фанатами, Бэшер Диксон со свитой, плакса Лизи, придурок Дон, Ханна — «ума палата» и зубрила Эндрю — всех их распределили по группам. А тут еще и я.
Миссис В. Б. каждый раз сажает меня в новую группу. Иногда я сама себе группа. Подумаешь! Мне это даже нравится. Терпеть их всех не могу!
Кэм говорит, нужно постараться с кем-нибудь подружиться. Не желаю дружить с толпой неудачников! Вот я и ною все время и прошу Кэм забрать меня из этой противной школы и перевести в другую. Бесполезно! Правда, она даже ездила в Лондон и спрашивала, нельзя ли меня куда-нибудь перевести, но ей там ответили, что все остальные школы в нашем районе переполнены. И она им поверила и не стала больше суетиться. Если ты хочешь чего-нибудь добиться в этой жизни — надо бороться! Уж я-то знаю!
— Тебя поставили на лист ожидания, — говорит Кэм таким тоном, словно эта новость меня обрадует.
Вот еще! Полжизни жду, когда же наконец она начнется, моя настоящая жизнь! Когда Кэм пришла в наш детский дом, чтобы собрать материал для своей скучной статьи, я подумала, что удача вот-вот мне улыбнется. Тогда ей за работу заплатили всего-то сто фунтов, а обо мне в статье почти ничего и не было сказано. Я решила, что Кэм вполне может стать мне приемной матерью — ведь мы обе писательницы. Еще пришлось ее долго упрашивать! Но я умею добиваться того, чего захочу. А заполучить Кэм мне уж очень хотелось. Просто до жути! Поэтому, когда она сказала: «Ладно, Трейси, давай попробуем! Ты и я, хорошо?» — я ликовала.
Что может быть лучше? Я прямо была на седьмом небе — так хотелось выбраться из детского дома! Мочи не было ждать! Илень-Мигрень, социальный работник (ее давно ко мне прикрепили), нарочно тянула с оформлением документов. «Не вижу смысла торопить события, Трейси», — говорила она.
Ничего себе! Не видит смысла!
А если бы Кэм передумала?! Ведь ей пришлось ходить на все эти собеседования да еще на курсы. А ей это надо? Она не любит, когда командуют и указывают. Прямо как я! Было так страшно: вдруг Кэм решит, что уж слишком муторное это дело…
В конце концов мы все-таки провели выходные вместе. Было классно! Кэм хотела, чтобы все прошло тихо: прогулка в парке, вечер у видика и коробка с горячей пиццей, но я сказала, что в детском доме у меня все это уже было. Нельзя ли отпраздновать наш первый уикенд вместе как-то по-особенному?
Вы уже слышали о моем таланте убеждать — и Кэм сдалась и повела меня в «Мир приключений» в Чессингтоне. Вот было здорово! А еще купила большого плюшевого питона с глазами-бусинами и черным раздвоенным языком. Сначала Кэм долго распространялась по поводу того, что не хочет покупать мою любовь, но я заставила питона обвиться вокруг нее несколько раз, и он ей «сказал», что ему так хочется, чтобы мы его купили! Однажды питон проголодался и решил чего-нибудь пожевать — ну и съел пушистого плюшевого кролика и несколько игрушечных мышей в придачу, а владелец магазина страшно на него разозлился…
Питона Кэм мне все-таки купила, но при этом заявила, что сошла с ума, — теперь ей придется всю неделю сидеть на хлебе с сыром, так как входные билеты и обед из гамбургера с чипсами стоили целое состояние. Вот бы мне сразу и догадаться, что она жадина! Но в тот момент меня не волновали недостатки Кэм — очень уж хотелось, чтобы она взяла меня на воспитание. А может быть, это она не обратила внимания на мои недостатки?
Во всяком случае, сначала все было так, как будто мы обе нацепили розовые очки и только и делали, что глупо улыбались в нашем безоблачном и розовом, как лепестки цветов, мире. В воскресенье вечером, когда надо было возвращаться в детский дом, Кэм обняла меня почти так же крепко, как и я ее, и сказала, что готова вытерпеть любую волокиту, чтобы взять меня на воспитание.
И все у нее получилось. Вот на этом самом месте моего рассказа и надо было поставить точку. «И жили они долго и счастливо».
Только я не всегда чувствую себя счастливой. И в общем, по-моему, Кэм тоже не рада.
Сначала все было замечательно. Илень говорит, что у нас закончился так называемый медовый месяц. Теперь понимаете, почему я называю ее Мигрень? Вечно она так заумно выражается! И все-таки с ней в чем-то можно согласиться: правильно, Кэм и я были чуть-чуть похожи на молодоженов. Ходили всюду, взявшись за руки, и если мне чего-нибудь сильно хотелось, я всегда могла ее уговорить, но никогда не перегибала палку, потому что боялась, что она рассердится и отправит меня обратно. Но прошло время…
Не знаю — вдруг все переменилось. Раньше Кэм водила меня куда-нибудь, чтобы угостить вкусненьким, и все мне покупала. В основном фирменные вещи, которые мне были очень нужны, иначе на меня нападали бы всякие противные девицы вроде Роксанны. Кэм говорит, что она не может позволить себе такие траты — вот еще! Я точно знаю, что государство ей очень много за меня платит. И она еще смеет жадничать! А писательские гонорары?!
Кэм говорит, что мало зарабатывает. Совсем крохи. Сама виновата. Не то пишет! Тратит кучу времени на скучные статьи для больших журналов, в которых даже картинок нет! А ее книги и того хуже. В жутких мягких обложках — про бедных женщин и их проблемы. Кому охота читать такую ерунду, я вас спрашиваю?! Писала бы что-нибудь романтическое! Давно ей твержу, что можно быстро разбогатеть на книгах в красивых глянцевых обложках, которые все берут с собой в отпуск. Про красивых женщин с кучей шикарных нарядов и про сильных и преуспевающих мужчин. Ну и вот, потом с ними происходят разные приключения… В таких книгах много говорится о грубом и жестоком мире.
Кэм только смеется надо мной и говорит, что терпеть не может таких книг. Еще ей наплевать на успех. А вот мне нет! Я хочу, чтобы моей приемной мамой можно было похвастаться. А как похвастаешься? Ведь о ней никто не слышал! И нет в Кэм ничего особенного или сексуального. Она не пользуется косметикой, а волосы у нее такие короткие, что не требуют никакой укладки и просто торчат в разные стороны. И одевается она ужасно. Одни футболки да джинсы — и уж, конечно, не от дизайнера. И дом у нее выглядит неухоженным.
Я-то надеялась, что буду жить в большом доме с шикарной мебелью и разными прибамбасами, а не в такой убогой квартирке. У Кэм на полу даже нормального ковра нет! Обычные доски, покрытые лаком! И несколько ковриков, разбросанных тут и там… Конечно, если мне захочется покататься по полу, то пожалуйста — наш вполне сойдет для этой цели, только вот смотреть на него невозможно. А видели бы вы наш диван! Кожаный-то он кожаный, но обивка вся потрескалась, и Кэм приходится ее прятать под большим лоскутным пледом и старыми подушками, расшитыми крестиком. Подушки она сама вышивала. Она и меня пыталась научить вышивать крестиком. Неудивительно, что это так называется: чем дольше ты вышиваешь, тем злее становишься и тем больше тебе хочется поставить крест на этом занятии!
У меня есть своя комната, но по размеру она мало отличается от той, что была у меня в детском доме. Подумать только — чуть больше буфета!
А Кэм еще и вредная… Сначала говорила: делай с комнатой все, что захочешь. Ну, безусловно, у меня были кое-какие идеи. Мне хотелось огромную кровать, пуховое одеяло в шелковом пододеяльнике и собственный туалетный столик с подсветкой вокруг зеркала. Как у кинозвезды… Еще мягкий, как кошачий мех, белый и пушистый ковер, а также собственный компьютер, чтобы писать рассказы. Ну еще, конечно, музыкальный центр, домашний кинотеатр с видео… Свисающую с потолка трапецию, как в цирке, чтобы было на чем тренироваться… Еще чтобы из моей комнаты была дверь в отдельную ванную, где я могла бы целыми днями плескаться в белой пене.
Кэм повела себя так, будто я шучу. Когда до нее дошло, что мне совсем не до смеха, она сказала:
— Хватит, Трейс. Как все может поместиться в такой коробке?
Тут она права. Как можно было меня сюда поселить?! Я что, вещь какая-нибудь, которую можно передвигать с места на место? Почему нельзя жить в комнате Кэм? Там почти нет никакой мебели, кроме книг да маленькой кровати. Вот пусть Кэм со своими пожитками и переедет в мою!
Я изо всех сил пыталась ее убедить. Ныла и канючила, но Кэм была непреклонна. Так я и оказалась в этой каморке и еще должна благодарить судьбу за то, что мне разрешили самой выбрать краску для стен и купить новые шторы и пододеяльник для пухового одеяла. Я выбрала черный — он как нельзя лучше соответствует моему мрачному настроению.
