Костик и путешествие во времени. Истории про космос, тайные послания и ангела в жёлтой шляпе - Арзамасова Елизавета
«Привет!» – это, конечно, вежливо, но недостаточно. Лучше бы мы начали с «Мы вам рады». А тут ещё Оля запереживала, что это всё дождём смоется. Краска-то для ткани предназначена, а не для тротуара. Ну и ещё кто угодно затоптать может, кто любит по бордюру ходить. А кто не любит? Я сам люблю почему-то.
Тут к нам пацаны подошли – те, что постарше. Ну те, которые раньше смеялись. У них, оказывается, дельный совет был: написать приветствие где-то повыше. Идеально, конечно, на крыше дома было бы, но у нас теперь двери на чердаки крепко-накрепко закрыты.
Тут, смотрю, Таня идёт. В оранжевом платье. Красивая. Очень красивая… Я даже решил про инопланетян забыть и пойти домой рисовать её такую, оранжевую. Но Таня не мимо прошла, а прямиком в беседку, к Оле. Они там пошушукались между собой, а потом кому-то звонить начали. Таня в трубку громко говорила: «Ну дядь Серёж! Ну очень надо! Для друзей!» Я подумал: классно, что она в наш переулок вернулась и в нашу школу пошла. Ещё классно, что у неё друзья есть… А потом оказалось, что это она о нас говорила. Вот как она догадалась, что наша компания её с радостью в друзья примет?
Оля ко мне подошла и говорит: «По-моему, Таня отличная девчонка. Давайте с ней тоже будем дружить? Все вместе». Я сделал как можно более независимый вид и сказал: «Ну ладно, а чего нет?» Хотя внутри прям кричал: «Ура!» И ещё я немного заикаться начинаю, когда волнуюсь, так что слово «ладно» не с первого раза выговорил. А ещё я покраснел сильно. Аж уши горели. А ещё Оля – настоящий друг. Она сделала вид, что в моём поведении ничего необычного не увидела, и стала очень увлечённо Тане рассказывать про нашу игру, про нашу беседку, про мои рисунки зачем-то и вообще про всё. Ну а потом уже как-то и я к разговору подключился. Хотя у меня при Тане разговаривать плохо получается. Мне легче было головой кивать. Думаю, это из-за того, что я когда-то давно в детстве в неё влюбился, и вот сейчас, когда она снова появилась, выяснилось, что я перед ней сильно волнуюсь. Я потом обязательно с кем-нибудь умным, кто в этом разбирается, поговорю. Потому что понять хочу: это у меня всегда так будет или я потом привыкну. Ну а пока потерплю и понаблюдаю. Главное, что друзья у меня – хорошие люди. Умные. Никто не подкалывает. Не спрашивает, чего это я вдруг снова заикаться стал или молчу.
Дедушка вообще за меня как будто бы стал говорить: «А вот Костик как-то нарисовал» или «А вот Костик как-то так пошутил смешно», будто хотел меня в лучшем виде перед Таней представить, потому что я так перед ней стеснялся, что сложно было понять, что я могу быть интересным человеком. Оля вообще лучше всех умеет делать вид типа «всё нормально». По ней сразу можно издалека прочитать: «Всё нормально, мы и не обращаем внимания на то, что Костик влюбился». А Игорь вокруг нас бегал и азбуку Морзе пел и выстукивал. Он очень увлёкся. В такие моменты, когда он в чём-то новую музыку слышит, ему не до людей. Крикнул только что-то вроде приветствия инопланетянам, когда Оля сказала ему, что теперь мы все ещё и с Таней будем дружить.
«Дорогой дневник. Это случилось со мной давно. Я не ожидал, что, когда снова увижу эту девочку, почувствую то же самое, что тогда. Я жалею, что не сказал ей: „Я люблю тебя“, когда мне было пять лет, потому что сейчас я этого сказать не смогу. Мне очень страшно. А вдруг ей всё равно? Как перестать про это думать?»
На следующей неделе в пятницу Таня позвонила Оле, Оля – мне и Игорю, а я – дедушке. Ленке никто просто так не звонит, потому что она хоть и друг, но дружит с нами по своим правилам. Ничего. Так тоже нормально.
В наш двор приехала пожарная машина! Её водитель – друг Таниной мамы, дядя Серёжа. Он выскочил из кабины, поздоровался и спросил: «Ну? Где писать будем? Давайте по-быстренькому. Мне долго задерживаться нельзя». Мы такие… стоим, молчим. Дедушка спрашивает: «Что писать? Не понял». А дядь Серёжа ему: «Ну как же? Вот это, – бумажку разворачивает с точками и тире. – Здесь вроде как „Привет! Мы вам рады“».
А мы уже и забыли! У нас уже инопланетяне в Солнечном переулке – вчерашний день. Мы уже все другим увлечены. Я вообще только про Таню думаю, даже страдаю немного. Хорошо, что остальные в нашей компании лучше соображают. Дядя Серёжа и краску с собой привёз. Много краски. Целое ведро.
Решили на крыше беседки писать. Прямо по кругу. Для этого дяде Серёже и подъёмник не понадобился. Он прямо на кабину машины вскарабкался и очень ровно и красиво все точки и тире поставил. Классно вышло.
Теперь мы в Солнечном переулке готовы к встрече с инопланетным разумом. Если из окна смотреть, хотя бы даже со второго этажа, на крыше беседки будто орнамент какой-то виден. Но это для тех, кто про азбуку Морзе не в курсе. А так – приветствие. И краска хорошая оказалась. Яркая. Дорожная. Свет в темноте отражает. Красиво. И дедушка в беседке на посту сидит, наблюдает. Чтобы, если прилетят, показать им, где читать. Это в тёмное время суток. А в светлое часто я сижу. О любви думаю. Я решил сейчас как можно больше о ней подумать, чтобы она мне наконец-то надоела, чтобы стало интересней думать об инопланетянах.
13. Про мелочи
«Мелочи» – это очень важная вещь. Мне всегда интересны те слова и явления, о которых у моих родителей мнения противоположные. Мама говорит, что «мелочей не бывает», в том смысле, что мелочи очень важны. А папа говорит, чтобы я вообще никогда не обращал внимания на мелочи.
Тут очень сложно сразу разобраться, что для кого мелочь. В этом весь секрет. Если его раскрыть, то сразу начнёшь людей понимать лучше. И сам обижаться будешь меньше. Мне кажется, что я на верном пути.
У мамы каждый день находится какая-то важная деталь, которая делает всё вокруг «идеальным» или «всё пропало». Это может быть какое-то слово, или интонация, или вообще секунда. Мелочи моя мама называет «нюансами». Она так и говорит, например: «Это был прекрасный вечер, но есть нюанс». Я вообще с трудом понимаю, как моя мама умеет всё делать таким простым и таким сложным одновременно. Пока у меня только две версии: или это потому, что она женщина и все женщины такие. Или мама у нас особенная.
Я хочу понимать, что происходит в маминой голове. У меня на это много причин. Первая и самая главная – я её люблю. Хотя для моего папы это не причина. Я-то знаю, что папа маму тоже очень сильно любит, но при этом иногда вообще не понимает. Как я это выяснил? Легко. Не потому, что я такой умный, а потому, что наблюдательный. Я просто очень хорошо изучил родителей и умею читать выражения их лиц. Вот бывает, мама с папой разговаривают и папа задаёт самый неудачный из всех неудачных вопросов – «почему». А дальше наступает время маминых «потому что». И самое удивительное, что чем больше мама папе что-то объясняет, тем ему чаще хочется задать вопрос «почему?». Это видно по выражению его глаз и по тому, как он губы сжимает, сдерживается. А почему сдерживается? А потому, что после каждого нового «почему» появятся новые нюансы. Получается, что до того, как он задал вопрос и не знал всех ответов, ему было проще. Поэтому папа, видимо, сделал вывод, что не понимать что-то из того, что делает или говорит мама, – это мелочи.
«Дорогой дневник. Следи внимательно за моей мыслью. Сейчас я всё запишу, что успел узнать на эту тему, а разберусь потом, когда вырасту».
Папин рецепт «не обращать внимания на мелочи» мне не помог. Он не работает. Как-то раз папа смотрел футбол. Наши проиграли. Папа расстроился чуть ли не до слёз. И я, чтобы успокоить его, сказал, чтобы он не обращал внимания на мелочи, что в следующий раз наши обязательно выиграют. Папа кричал аж в потолок, что это не мелочи, что это принципиальные вопросы, что от этой игры многое зависело! Так прям громко кричал, что я почувствовал, как для него это важно, и даже немного испугался. А мама дала мне молока с пряником и сказала, чтобы я не обращал внимания на папин крик, что сейчас он попереживает и завтра уже забудет и про эту игру, и про гол дурацкий. То есть «мелочью» в данном случае был сам папа, получается…
