Рассказы о великих днях - Мануэль Владимирович Большинцов
Для гостей начался большой концерт. В Кремле выступали лучшие артисты столицы. А в заключение концерта на сцену вышел ансамбль песни и пляски.
Брат Варвары Михайловны, дядя Ваня, не спуская глаз, с восхищением следил за пляской. Он сам в молодости считался отличным танцором. В самый разгар пляски дядя Ваня вдруг поднялся и решительно направился к сцене.
Варвара Михайловна, смеясь, сказала друзьям:
— Вот бедовый, — я знаю, что он задумал! Дядя Ваня подошёл к столу, за которым сидели члены правительства, и с самым таинственным видом громким шопотом позвал товарища Ворошилова:
— Климент Ефремович!
Ворошилов услыхал, встал из-за стола и подошёл к дяде Ване. Климент Ефремович знал его давно, с гражданской войны, — дядя Ваня служил тогда под его начальством в Первой Конной армии.
— Климент Ефремович, — откашлявшись, промолвил дядя Ваня, — даже совестно сказать, чего мне хочется… Вы помните, как я под Царицыном перед атакой плясал?
— Помню… помню…
— И вот сейчас нестерпимо захотелось сплясать! Знаете, по-царицынски…
В этот момент к ним подошёл Иосиф Виссарионович.
— Вот товарищу Ермилову сплясать захотелось, — с улыбкой объявил Климент Ефремович.
— Даже совестно, честное слово! — смущённо произнёс дядя Ваня. — Но такое горячее желание — ног не удержать…
— А что бы вы хотели сплясать? — поинтересовался Сталин.
— Ежели возражений не будет, — осторожно сказал дядя Ваня, — я бы старую «Барыню» сплясал…
— Ну что же… Как вы думаете, разрешим ему сплясать «Барыню»? — шутливо обратился ко всем Сталин.
Все засмеялись:
— Разрешим! Разрешим!
Баянист тронул пальцами клавиши и заиграл, поначалу медленно и плавно, старую «Барыню».
Дядя Ваня повёл плечами, пригладил усы, встряхнул головой и, подмигнув баянисту, лихо притопнул и пошёл…
Его окружило плотное кольцо людей. Дядя Ваня, быстро перебирая ногами, понёсся по кругу, вихрем закружился на месте и пошёл вприсядку. Дядя Ваня действительно очень хорошо плясал, и все стоящие вокруг — и Сталин, и Ворошилов, и Молотов — дружно, в такт, били в ладоши. А когда дядя Ваня кончил, то хлопали ему без конца:
— Вот так молодец!
— Сколько ж вам лет, что вы так легко пляшете? — спросил Сталин.
— Пятьдесят шесть, Иосиф Виссарионович, — ответил дядя Ваня.
Сталин, улыбаясь, пожал ему руку:
— Я думал, что вы человек в летах, а вы, оказывается, ещё совсем юноша.
Оркестр заиграл украинского казачка, и Баклан, не желая отстать от своего друга, вступил в круг и пошёл выделывать коленце за коленцем.
Варвара Михайловна, поглядев на танцы, прошла вдоль стола и села поодаль в глубокое кресло.
Она сидела задумавшись и вздрогнула от неожиданности, когда услышала рядом с собой голос Сталина:
— Что заскучали, Варвара Михайловна? — И Сталин присел на стоящее рядом кресло. — Может, вам нездоровится?
— Что вы, что вы! — ответила Варвара Михайловна. — Была бы больна, и то выздоровела бы от такой радости. Сроду так счастлива не была. Все дети мои тут и внук… Вот гляжу я на них и себя вспоминаю — я ли это, Варвара Михайловна? Чем была да какой стала… Жалко мне тех годов, когда мы с мужем моим, со Степаном, в темноте жили. Поздно уж очень мы большевиками стали, годам этак к сорока пяти. Если бы нам такое развитие, как им, была бы я уже с молодых лет в партии…
— Зачем же себя напрасно упрекать! — улыбнулся Иосиф Виссарионович. Затем уже серьёзно продолжал: — Конечно, вслух иной раз этого и не скажешь, но, между нами говоря, мы неплохо поработали и их… — Сталин посмотрел в зал, где веселились его гости, — и их тоже кое-чему научили.
— Да, жизнь-то им мы сделали, что говорить, — согласилась Варвара Михайловна.
И, помолчав немного, пристально поглядела на Иосифа Виссарионовича:
— Я вот что вас хочу спросить… Гляжу, у людей радость, а у меня тоска… Вот говорят, что будет война?
Варвара Михайловна, как и все советские люди, хорошо знала, что успехи нашей страны вызывают бешеную злобу у врагов и они давно готовятся к тому, чтобы снова напасть на нашу Родину.
Сталин помолчал, взглянул на неё и потом ответил:
— По всему видно, что будет. — Он произнёс это тихо, и в словах его чувствовалась боль за те несчастья и лишения, которые война принесёт народу. — По всему видно — не миновать войны.
В бой за Родину!
В ночь на 22 июня 1941 года фашистские орды Гитлера вероломно напали на Советский Союз.
Над Родиной нависла грозная опасность.
И тогда снова, как в героические дни гражданской войны, по стране пронёсся призыв нашей большевистской партии:
— Все силы народа — на разгром врага!
На огромных пространствах советской земли поднимался народ на Великую Отечественную войну. Миллионы мирных тружеников становились воинами — пехотинцами, танкистами, артиллеристами, лётчиками… На заводах, шахтах и колхозных полях женщины, старики и подростки сменяли уходящих на фронт и становились токарями, шахтёрами, трактористами, комбайнерами… А в городах и сёлах, временно захваченных врагами, бесстрашные патриоты вели партизанскую беспощадную войну с фашистскими захватчиками.
В те суровые, незабываемые дни не было советской семьи, которая не провожала бы кого-нибудь из своих родных и близких на ратный подвиг.
В семье Петровых, в Сталинграде, первым уходил на войну младший сын Варвары Михайловны — Серёжа. Он был танкистом.
— Возвращайся с победой, сынок, — тихо сказала на прощанье мать и обняла Сергея.
Воинский эшелон медленно отходил от станции. На широких железнодорожных платформах стояли танки, заботливо укрытые брезентом.