Влад Бураханов - Семья Ворон
К счастью, по виду Бака и его шайки было видно, что люди они дикие и ужасно суеверные. Таких ничего не стоит напугать самым детским фокусом.
И вот Люк стоит перед толпой неотесанных хулиганов, которые довольно потирают кулаки и угрожающе пощелкивают суставами пальцев. Бак стоит прямо перед Люком, задрав широкий плоский нос и силясь разглядеть противника поверх жирных щек, загораживающих впалые глаза.
– Куда ты вчера так быстро слинял, Кровус? – выкрикивает какой-то невидимка из-за спины товарищей.
– Сегодня не выйдет!
– Да, мы тебе собираемся все кости перемолоть, – поделился планами какой-то недалекий тип, стоящий за Баком.
– Сразу не уйдешь, Кровус!
– Ты нам за все ответишь!
Люк молча смотрел на это стадо, ожидая, пока смолкнет последнее мычание. Затем он загадочно улыбнулся и слегка встряхнул волосами.
– Джентльмены, давайте разойдемся по мирному и тогда я вас не трону.
Мысленно он попытался заложить себе уши. Не получилось, и он едва не оглох от хрюканья, ржания и визга, которыми представленный перед ним сброд попытался выразить смех. Дождавшись пока шум хоть немного стихнет, Люк продолжил:
– Вы же не хотите, чтобы я наслал на вас воронью чуму?
Снова хохот, хоть и не такой громкий, как в первый раз. Бак слегка наклонил голову, чтобы ему был лучше виден Люк и оскалил желтые кривые зубы.
– Какой еще чумы, Кровус?
– Ужасная болезнь, – твердо ответил ему Люк, заглядывая своим черным глазом прямо в душонку Бака. – От нее тают мышцы, обвисает живот, а спина выгибается назад. Приходится ходить, выгнувшись назад и задрав голову к небу, ничего не видя перед собой. Мало того, от нее кожа начинает нестерпимо чесаться, а ногти превращаются в страшные когти, – продолжил он своим жутким, но холодно-спокойным голосом. – В итоге вы сами с себя заживо сдираете всю кожу. Клочьями. Некоторые в порыве чесотки даже выдирают себе куски мяса и некоторые органы.
Толпа притихла. Люк улыбнулся смелее.
– Человек умирает очень-очень медленно, раздирая самого себя по кусочкам и не видя ничего перед собой кроме неба. Затем у вас отваливаются ноги и руки от непосильной работы ходить в неудобной позе и постоянно чесаться. А зуд продолжается – он становится еще нестерпимее и ужаснее. Но вы не можете ничего сделать, чтобы как-нибудь ослабить его и умираете в муках, корчась и крича от боли.
Шайка растеряно оглядывается. Они хуже малых детей – верят людям с тихим голосом, боятся катафалков и скрещивают пальцы, получая контрольные работы. Бак складывает свои горилльи ручища на бочкообразном животе.
– Я никогда про такое не слышал, – заявляет он.
Люк таинственно кивает.
– Еще бы – врачи никогда не говорят о таком виде чумы, чтобы не сеять панику. Ее переносят вороны, поэтому она так и называется. Они должны пролететь двенадцать раз над своей жертвой, а на тринадцатый раз они выкрикивают слово «проклятье», и все, ты неизлечимо болен.
– Но птицы не умеют говорить, кроме попугаев, – вставляет какой-то умник.
Люк отвечает коротким смешком.
– Эти умеют.
Парни растеряно переглядываются, некоторые задирают головы и смотрят на небо. Бак замечает это и хмурится.
– Да не слушайте вы его! – взревел он, стараясь подбодрить свою команду. – Круши ему кости, и никакие вороны нам ничего не сделают! Вперед, парни!
Но он сам успевает сделать лишь один нетвердый шаг. Люк поднимает к небу кулак и кричит:
– Чума!
К ужасу собравшихся, ему на руку тут же приземляется крупный черный ворон. Он привычно цепляется черными когтями за кулак Люка, наклоняет голову и смотрит на притихших хулиганов блестящими черными, как тьма глазами. Такими похожими на темные глаза Люка. Ворон переглядывается с Кровусом и неодобрительно щелкает клювом. Пробус стоит на одном месте, во все свои крохотные глазки смотря на птицу.
– Что за черт?! – выкрикивает кто-то за его спиной.
Словно жуткий попугай смерти ворон громко и хрипло повторяет:
– Черт!
Вздох ужаса не успевает прокатиться по всем собравшимся, как с неба пикируют еще два ворона – не такие крупные, как первый, но без сомнения вороны. К ним присоединяется ворон Люка, и тройка птиц начинает кругами проноситься над головами собравшихся. Люк громко считает вслух:
– …два, три, четыре, пять…
Его едва не сбивают с ног пара крепких парней, успевших сообразить, что здесь не все чисто. Остальные, дернувшиеся было за ними, остановлены криком ворона:
– Стоять!
Оставшаяся девятка замирает, словно загипнотизируемые смотря на круживших над ними птиц. Три черных тени, скользящие по небу, три ангела смерти, три непроглядных пятна, загораживающих голубое небо.
– Девять, десять, одиннадцать, двенадцать! – торжествующе выкрикивает Люк.
Толпа сжалась поближе к Баку, словно малыши к свой няньке. Бак смотрит наверх с отвиснутой нижней челюстью.
– Проклятье! – хором кричат три ворона, совершая над несчастными последний, тринадцатый круг.
Они резко отлетают от них и садятся на Люка. Два поменьше – на плечи, самый крупный на поднятый кулак. Девять мальчишек смотрят на него, расширив перепуганные младенческие глаза и приоткрыв орангунтаньи рты. Люк ласково улыбается и смотрит на бледного, как замерзшая лягушка, Бака.
– Не злите моих птичек, – заключает он. – Встретимся через месяц на ваших похоронах.
Дикий вопль, толпа, грозя снести на своем ходу пару зданий, несется вперед, но огибает Люка, отбегая от него как можно дальше, распластавшись по самым стенам домов. Кровус невозмутимо стоит посреди этого охваченного паникой стада и улыбается.
Когда последний доходяга с воплем скрывается за соседним домом, Люк поворачивается к Бель, сидевшей на его левом плече.
– Спасибо, сестренка, – тихо и благодарно говорит он.
Бель улыбается, слегка приоткрывая длинный заостренный клюв, и страшно кричит:
– Проклятье!
Глава 14
Бель взволновано облетала школу. За всем этим спектаклем она не успела поговорить с Питером.
Сегодня днем, узнав, что в столовой подают невероятно вкусные котлеты, и сразу поняв, что там соберется вся школа, Бель направилась туда. Но не для того, чтобы оценить школьные обеды. Она искала Питера. С ним срочно нужно поговорить и все узнать. Не в столовой, конечно. После уроков.
Толкаясь между учениками, пробивая себе дорогу между подносами, стульями и столиками, Бель внимательно смотрела по сторонам, выискивая рыжую макушку. Пару раз она спешила к каким-то незнакомым ребятам, по ошибке принятых за Питера. И вскоре ее ждал успех.
Питер сидел почти в самом центре столовой. Увидев его, Бель заколебалась. Лупбон сидел в кругу мальчишек, болтая с ними без умолку. Она не может так просто подойти к нему и попросить о встрече. Ее же просто засмеют!
Девочка беспомощно начала обходить их столик, уворачиваясь от детей. Светло-карие глаза тут же заметили Кровус, и Питер, что-то шепнув своим приятелям, поспешно вышел из-за стола. Найдя Бель за колонной, он спросил у нее, что стряслось. Прямо и просто, как будто они были знакомы с раннего детства. Девочка попросила его о встрече, и Лупбон пообещал подождать ее. Он не спрашивал зачем, ничего больше не сказал, просто слегка, но ободряюще улыбнулся ей и, как ни в чем не бывало, вернулся на свое место. Он был из тех людей, которым не нужны слова для разговора.
Бель уцепилась когтями за голую черную ветку дерева. Питер сидел прямо под ней. Не на лавочке, не на клумбе или ступеньках. Просто сидел на асфальте, скрестив ноги и смотря по сторонам. Странно, но выглядело это вполне естественно.
Бель не решалась так сразу открыться ему и решила проверить мальчика. Вдруг, он на самом деле просто искусный псих, заставляющий людей думать о нем то, что ему нужно. Бель негромко каркнула. В пустом дворе школы это прозвучало почти оглушающее.
Питер поднял голову и посмотрел на нее. Карие глаза по цвету были такими же, как опавшие с дуба листья. Бель занервничала от его открытого и прямого взгляда. Ни один человек не знал, кто она на самом деле. Но Питер не был простым человеком.
Он тихо и коротко свистнул, хотя свист больше напоминал вой.
– Ты все равно красавица, Бель. Даже в вороньих перьях.
Бель перелетела на нижнюю ветку. Крохотное сердечко сумасшедше колотилось в груди. Бель была привыкшей к быстрому сердцебиению птицы, но сейчас даже для ворона сердце колотилось очень скоро. Она вспомнила свою знакомую, вампиршу Мадлен. Тогда Бель совсем ее не боялась и легко познакомилась с девушкой поздним вечером на улице. Может потому что она сразу знала, кто она, а может потому, что недалеко был ее дом?
Она крепче сжала пальцами ветку и спросила:
– А какой твой второй вид, Питер?
Точно так же, как это делала ее семья, только свечение было оранжевым, Питер перевоплотился в волчонка. Рыжая, торчком стоявшая шерсть, широкие уши и тонкие, но сильные лапы. Глаза остались такими же, разве стали чуть светлее. Питер улыбнулся, раздвинув губы и слегка показывая передние острые зубки.
