Владимир Кузьмин - Оставайтесь на нашем канале
Они вышли на дорожку, проверили электрофиксацию, отсалютовали друг другу оружием, надели маски, и тут Лёшка вдруг услышал, как в зале скандируют:
— Лёшка, вперёд! Лёшка, вперёд!
Он никогда не думал, что поддержка зрителей может придать столько сил. Их хватило на 4:4. После этого его противник снял маску, ободряюще улыбнулся и сказал:
— Молодец! Но теперь держись.
Всё-таки он был мастером. Кузнецов так и не успел закрыться защитой. Честно говоря, он даже не заметил эту суперстремительную флеш-атаку, или, по-русски, атаку «стрелой», и толком не почувствовал, куда именно ему пришёлся последний за сегодняшний день удар саблей. Руку своему победителю он пожал с огромным удовольствием.
И тут на Лёшку налетела целая толпа. В суматохе он не сразу сообразил, кто это. Оказалось, что Серёга подбил всю театральную труппу во главе с режиссёром пойти болеть за товарища.
— Просто праздник какой-то! — в смущении пробормотал Лёшка. — Спасибо.
Ждали-ждали премьеру, а подкралась она незаметно. Всю последнюю неделю репетировали ежедневно и прогоняли спектакль от начала до конца.
В день премьеры на автобусной остановке Гранаткин углядел афишу их спектакля «Тайна цвета апельсина», где был изображён он с Лёшкой и Ирка.
— Во! — Серёга легонько толкнул товарища. — И для тебя место нашлось. Потому что фотогеничный.
— Не-а, — не поддался на провокацию Лёшка. — Куртка здорово смотрится. И потом, на афишах всегда рисуют главных героев. Ты лучше скажи, почему здесь сегодняшней даты нет?
— На фига? Ты сколько пригласительных брал? Восемь? И я десять. Девчонки штук по пятнадцать набрали. А в зале всего четыреста мест.
— И куда столько?
— Четыреста мест куда?
— Да нет, куда девчонкам столько билетов?
— Не знаю. Может, весь свой класс позвать решили.
— Тьфу ты, пропасть. А я и не подумал, что нужно кого-нибудь из школы позвать.
— На халяву? Не фиг! Пусть идут и покупают билеты. А мы с тобой в школе афишку повесим.
— А у нас что, билеты за деньги продаваться будут?
— Лёшка, ты анекдот помнишь? Что такое бумажное, прямоугольное, зелёное, но не деньги? Десять рублей. И сорок рублей тоже не деньги за спектакль лауреатов межрегиональных фестивалей, между прочим.
— Выходит, наш театр ещё и лауреат?
— Ты что, сегодня родился? Я про это Ирку расспросил сразу же, как только она нас заманивать стала.
На этот раз они переодевались в настоящих гримёрных. Там даже повесили списки, кому где располагаться. Лёшка снял верхнюю одежду и уселся перед столиком с зеркалами.
Почти тут же в гримёрную без стука ворвалась незнакомая девица.
— Кто тут Кузнецов? Ты? Сидеть, не двигаться.
Она быстро достала из сумки простынку, вроде тех, что используют в парикмахерских, и обернула ею Лёшку. Приклеила скотчем на зеркало листочек со странным рисунком: овал с ушами, сверху некое подобие причёски, на месте глаз одни ресницы, носа нет, а ниже — губы.
— Так. Начнём с укладки. Не двигаться, я сказала.
И принялась терзать Лёшкины волосы расчёской и смазывать их гелем. «Сильной фиксации», как значилось на этикетке.
— Серёга! — взмолился Лёшка. — Это что за инквизиция?
— Я тебе дам инквизицию, — осадила его девчонка и больно дёрнула за волосы.
Гранаткин довольно заржал, но снизошёл до объяснений:
— Тут ещё школа визажистов имеется. Они вызвались нас загримировать. Решили на живых людях эксперименты ставить. А ты не в курсе, потому что на нас впервые это испытывали, когда ты на соревнованиях был.
Участница кружка юных визажистов изобразила у Лёшки на голове какой-то панковский гребень и покрасила его в рыжий цвет.
— Блин! — завопил Лёшка. — Как я домой пойду в таком виде?
— Умоешься. Вон раковина, шампунь и салфетки, — успокоила его визажистка. — И перестань дёргаться, а то хуже будет. Так, дай спереди посмотрю. Ага, вот здесь прижать надо.
Она ухватила две пряди волос за Лёшкиными ушами и стала их тянуть назад. Поскольку в этот момент она стояла к нему лицом, её грудь оказалась в непосредственной близости перед его глазами. А на блузке расстегнулась пуговица. Лёшка с ужасом увидел, что под кофточкой ничего нет. То есть, наоборот, есть… Ну в смысле… И слово «ужас» тут тоже не подходило… Голова его была зажата, и отвернуться он не мог. Закрывать глаза ему показалось глупым, а отвести в сторону почему-то не выходило. Лёшка уставился в одну точку. Как раз в ту, куда воспитанному человеку смотреть не стоило, но все зачатки приличия вдруг куда-то улетучились.
В это время в гримёрку принесли костюмы.
— Так, кто у нас здесь проживает? Кузнецов, Гранаткин, Петров, Осипов. Вот костюмчики ваши. После спектакля прошу развесить на плечики в том же порядке.
— А неплохо здесь артистом быть! — прокомментировал Серёга.
— Это точно, — хрипло произнёс в ответ Лёшка, хотя и вкладывал в свой ответ несколько иной смысл.
Наконец девчонка отпустила его волосы, ещё раз оглядела изучающим взглядом и, кажется, осталась довольна.
— Ну вот. Вовсе не такой страшненький. Сейчас глазки-губки подкрасим, и совсем хорошеньким станешь.
Лёшка от таких «комплиментов» поперхнулся и закашлялся. Девчонка ещё раз осмотрела свою работу, словно имела дело с манекеном, поправила свою причёску и, мимоходом застегнув злополучную пуговку, начала красить Лёшке ресницы, потом губы, тонировать кисточкой лицо.
— Готов! — наконец сообщила она. — Следующий, пожалуйте.
— Большое русское мерси! — вежливо поблагодарил сам на себя непохожий Лёшка и почесал затылок, который давно уже свербел, потому что волосы стягивало высыхающим гелем.
— Руки оторву, ещё раз станешь укладку портить! — сделав страшные глаза, гаркнула девчонка.
Лёшка поспешно убрал руки в карманы.
Почему так бывает? На генеральной репетиции всё получалось безошибочно, а на премьере пошло через пень-колоду. То кто-то роль забыл, то не ту фонограмму включили. После антракта занавес заело. Лёшка несколько раз умудрился ловко подсказать текст растерявшимся партнёрам, а потом чуть сам не опозорился.
Стоял себе за кулисами, ждал своего выхода.
— Кузнецов, ты же всю пьесу помнишь, — подошла к нему Тоня. — Давай с тобой мою сцену проговорим, боюсь, забуду что-нибудь.
Стали вполголоса текст повторять, тут бежит Петров и орёт шёпотом — кто бывал за кулисами, поймёт сразу, о чём речь:
— Лабан, на сцену, так тебя разэтак.
Ну Лёшка и выскочил на сцену. Выскочить-то выскочил, но забыл всё начисто. Нет, текст, даже чужой, он мог бы без запинки начать с любой фразы. Но кто бы ему эту фразу подсказал? И вообще, чего он тут в одиночестве прохлаждается? Хоть бы кто появился, тогда сразу бы всё вспомнилось, а так ничего не соображается, хоть тресни.
Лёшка посмотрел на зрителей и почувствовал: они сейчас догадаются, что в спектакле произошёл какой-то сбой. Он сделал вид, что что-то ищет, а потом понёс отсебятину:
— Опять все ловушки пустые. Хоть бы мелочь какая попалась. Тайна цвета мандарина, жёлтый пух и тонкие коленки. Мы бы этот пух повыщипали и коленки пообгрызли!
С этими словами он добрался до кулис.
— Какая сейчас сцена должна быть? — сделав страшные глаза, шёпотом обратился он к стоявшим там девчонкам.
Все только в ужасе замотали головами.
— Восьмая! — нашлась одна.
Лёшке ничего не оставалось делать, как спросить:
— А про что она? Вспоминайте быстрее, я пока по сцене похожу, публику отвлеку.
Он пропел пару строчек из своего рэпа, в том же стиле исполнил несколько строк из репертуара Людвига, как бы передразнив того, пнул декорацию, но по-прежнему ему никто ничего не подсказал. Что делать дальше, становилось неясным. Наконец Лёшка заметил, что из противоположной кулисы Петров с квадратными глазами машет ему руками.
— Лёха, линяй со сцены, сейчас не твой выход.
Лёшка сделал знак, что понял. Но как со сцены уйти, чтобы зрители не заподозрили, что в спектакле произошла путаница? На его счастье, за кулисами что-то грохнуло.
— О! — нашёлся Лёшка. — Кажется, ловушка сработала. Пойду проверю.
В антракте Владимир Михайлович не слишком уверенно всех подбадривал:
— Хорошо, молодцы, всё в порядке.
И сам делал вид, что верит своим словам. Получалось это у него из рук вон плохо, потому что все видели, как пот струится по его лицу целыми потоками, так что платок давно промок насквозь.
Во втором акте всё как-то утряслось. Публика аплодировала с энтузиазмом. Особым восторгом пользовались песенки Людвига в исполнении Серёги. Хор несушек тоже произвёл впечатление — очень бодро и громко девчонки пели. На поклон выходили уже спокойно и даже весело. Выяснилось, что не зря они репетировали поклон как отдельный номер — пригодилось, потому что в зале хлопали очень долго и кричали «Браво!» и «Бис!». Больше всех аплодисментов досталось Ирке с Серёгой и, конечно, режиссёру.
