Анна Кальма - Черная Салли
– Плохо дело, ребята, – заметил Гоу, вставляя новый патрон, – им ничего не стоит взорвать нас на воздух вместе со всем арсеналом.
Начинало смеркаться. Бойцы устали и были голодны. В пожарном сарае становилось темно, Холод проникал в разбитые окна. Снаружи наступила тишина. Казалось, враг чего-то выжидает, к чему-то готовится. Бойцы предпочли бы выстрелы: тишина действовала им на нервы.
– Я не понимаю, чего медлит капитан, – раздраженно заговорил Кук. – Нужно решаться на что-нибудь, иначе из нас сделают котлеты.
– Вы же знаете, отец уверен, что к нам придут на помощь. Он верит, что с минуты на минуту сюда явится большой отряд восставших невольников, – отозвался Оуэн, – он верит…
Но ему не пришлось договорить. За его плечами стоял отец. Джон Браун наклонился к уху Оуэна.
– Ты был прав, Оуэн, – прошептал он хрипло. – Мы попали в ловушку. Нет ни картечи, ядер, патронов хватит ненадолго. Теперь нужно подумать о людях.
Он жестом подозвал к себе бойцов.
– Необходимо прорваться к мосту и немедленно бежать в горы, – сказал он. – Мы окружены со всех сторон. По-видимому, негры восстаеут и придут к нам позже, когда мы будем в горах.
Он перевел дух.
– Возьмем с собой только самое необходимое оружие. В живых остался один мул. Мы построимся так, чтобы повозку с оружием поставить в середину. Бэнбоу, вам поручается авангард. Я и Оливер пойдем с правого крыла. Кука, Иосию и прочих раненых, а также девочку поместим центр. Заложников придется оставить здесь. Входить в переговоры о них бесполезно. Нас решили уничтожить любой ценой.
Он прислушался. На улице беспорядочно и восторженно галдели.
Оливер выглянул из окна:
– Опять беснуются. Повернулись к вашингтонской дороге и что-то орут…
К вашингтонской дороге? – переспросил Бэнбоу. – Уж не ждут ли они подкрепления? Ведь были же сведения о том, что федеральные войска в сорока милях отсюда…
Оуэн направился наверх, на свой наблюдательный пост. Остальные тем временем выкатили из пожарного сарая во двор повозку и побросали в нee ружья, револьверы, пачки патронов – все, что можно было увезти на одной лошади. Запрягли уцелевшего Рыжего. Мул дрожал и косился горячим глазом на ворота. Бэнбоу сбегал в караулку и привел Салли и Наполеона. Перед уходом глухой и девочка позаботились о том, чтобы хорошенько запереть пленников: иначе те могли бы воспользоваться моментом и напасть с тыла.
– Капитан, оружие погружено, – доложил Бэнбоу.
– По местам! – скомандовал Браун. – Ружья на изготовку. Без команды не стрелять! Откройте ворота!
Оливер и Гоу откатили в сторону пожарные машины, загораживающие ворота, и отодвинули железный засов. У всех бойцов были напряженные лица: все понимали серьезность минуты. Раненые старались стоять без посторонней помощи. Салли наморщила лоб и крепко ухватилась за куртку Наполеона. Глаза ее не отрываясь следили за отцом, стоявшим впереди, рядом с Гоу. Лицо мулата было озабоченно. Он держал палец на спуске ружья, плечи его были подняты… Скрипя на петлях, распахнулись ворота арсенала, и сразу навстречу бойцам завыли, зарычали бешеные голоса молодцов Вила Смайлса:
– Вот они! Бей их!
– Попались, голубчики!
– Долой аболиционистов! Бей негров!
– Подпустите их на сто ярдов! – скомандовал ясный голос Брауна. – Пли!
Почти одновременно с обеих сторон раздался залп. Тихая зеленая уличка наполнилась дымом, лязгом, стонами. Бился в оглоблях и вставал на дыбы раненый Рыжий. Повозка с оружием опрокинулась, и на мостовую посыпались ружья и револьверы. Все перемешалось. Краснолицые парни с выпученными глазами ревели во всю мочь:
– Долой аболиционистов! Долой!
Пошли в ход штыки и сабли. Дерущиеся сошлись лицом к лицу; они скользили и падали среди разбросанного оружия, кровавых луж, поваленных заборов. Бойцы Брауна оттеснили своих противников в дальний конец улицы, к стене городского сада.
– Они бегут! – закричал вдруг Оливер. – Друзья, путь свободен!
Подняв высоко над головой ружье, он ринулся вперед. На минуту перед бойцами мелькнуло его тонкое юношеское тело. Но грянул одинокий выстрел, и Оливер, беспорядочно взмахнув руками, упал ничком. Бойцы на минуту смешались. Джон Браун мгновенно подскочил к сыну и подхватил его на руки:
– Мальчик мой!
Но предаваться отчаянию было не время, и капитан крикнул бойцам:
– Не останавливаться! Я сам понесу его!
Он легко взвалил на плечи безжизненное тело Оливера.
– Вперед, друзья! Пробьемся к мосту! Гонцы устремились вслед за бегущими в беспорядке смайлсовцами. Мост был уже совсем близко, уже слышно было, как шумит река. Еще несколько шагов – и маленький отряд спасен. Но в это мгновение впереди произошла какая-то заминка. Бойцы услыхали восторженный рев врагов, и сейчас же из-за поворота показались синие мундиры солдат.
ОНИ НЕ СДАЮТСЯ
– Моряки! – в ужасе закричал Гоу. – Мы пропали!
– Назад! – раздался громовой голос Брауна. – Это ловушка. За мной, друзья, в арсенал!
Он повернул обратно, придерживая на плече тело Оливера. За ним последовал весь отряд. Вдогонку бойцам неслись выстрелы и крики, но они не отвечали. Они стремились теперь к арсеналу как к единственному убежищу, и, только когда захлопнулись за ними обитые железом ворота, бойцы смогли оглядеться и пересчитать оставшихся в живых. Еще трое из группы Бэнбоу остались лежать там, на улице. Теперь их оставалось семнадцать, считая легкораненых. У всех были бледные, но спокойные лица. Гоу стирал рукой кровь и грязь со щеки. Джим Бэнбоу держал на руках Салли. У девочки все платье было забрызгано чьей-то кровью. Джон Браун все еще не расставался со своей драгоценной ношей. Он бродил по двору, ища удобного места. Наконец он выбрал уголок у стены, под большой магнолией. Туда он положил Оливера. Юноша открыл мутные глаза и увидел над собой блестящие, словно лакированные листья.
– Папа, мы победили, правда? Мы в горах? Отец склонился над ним:
– Да, да, Оливер. Спи, мой мальчик… Он отвернулся, Оуэн молча захлопотал над братом.
– Капитан, федеральные войска уже у ворот, – подошел Кук, – я думаю, придется сдаться…
– Мы не можем сдаться, – устало возразил Браун. – Наших негров ждет линчевание, да и нас не помилуют. Нужно думать о людях, Кук.
– А заложники? – напомнил Кук. – Мы еще можем ценой их купить себе свободу.
Джон Браун покачал головой.
Дело зашло слишком далеко, – сказал он. Моряки скорее согласятся пожертвовать несолькими здешними плантаторами, чем выпустить нас из рук. Впрочем, можно попытаться.
За стеной раздались звуки горна. Стрельба прекратилась. Оуэн, выглянув, сообщил, что солдаты составили ружья в козлы и как будто собираются расположиться лагерем. Вдруг он сказал:
– Отец, сюда идет офицер с белым флагом. Мне кажется, это парламентер. Джон Браун подошел к окну.
– Что вам угодно, сэр? – спросил он громко.
– Я бы хотел говорить с вашим командиром, – донесся высокий тенорок офицера. У него было круглое лицо с небольшой курчавой бородкой. Разговаривая, он нервно поправлял пелерину своей шинели.
– Вы говорите именно с командиром первого американского аболиционистского отряда. Мое имя Джон Браун.
– Я явился сюда по поручению полковника Роберта Ли, командующего войсками Соединенных штатов этого округа, – прокричал офицер. – Полковник предлагает вам сдаться. Вы окружены со всех сторон. У вас нет другого выхода.
Джон Браун перевел дыхание.
– Я сдамся, если полковник даст моим людям – здоровым и раненым – уйти в горы, – сказал он, явственно произнося каждое слово. – Кроме себя, в обмен за моих людей я предлагаю взятых мною заложников.
– Это невозможно! – Офицер весь скривился. – Полковник требует безусловной сдачи всех бунтовщиков.
Вместо ответа Джон Браун поднял револьвер и выстрелил в воздух.
– Предупреждаю вас: на рассвете мы начнем атаку! – визгливо закричал офицер и, не выдержав парламентерской вежливости, погрозил кулаком: – Мы разгромим ваше проклятое гнездо!
НА РАССВЕТЕ
– Папа, смотри: пожар! – Оливер приподнялся и указал рукой на небо. Щеки его пылали. – Вон какое зарево!
– Нет, Оливер, это не зарево, это заря. – Джон Браун положил руку на лоб юноши: – Успокойся, дорогой.
Капитан встречал зарю у изголовья умирающего сына. За ночь новые морщины появились на лбу Брауна. Он страдал не за себя, к своей судьбе он был равнодушен. Его пугала участь людей, пошедших за ним, поверивших в него.
День обещал быть холодным и ясным. За стеной с первыми лучами солнца забили барабаны. Горнист заиграл зорю. Но обстрел начался не сразу. Морская пехота еще завтракала, и к голодным бойцам доносился запах поджаренного хлеба и каши, доводивший Кука до исступления. Позавтракав, солдаты неторопливо разобрали ружья, откуда-то притащили бревна и соорудили из них таран; к воротам арсенала подкатили небольшую пушку.
