Яков Тайц - Родник
Звонок прозвучал неожиданно. Никому не хотелось подниматься. Толя Яхонтов вздохнул:
— Вот, как нарочно, на самом интересном месте!
— Ещё расскажите про полюс, ещё… — попросил Лёня Горшков.
— Нет, ребята, сейчас у нас пойдёт речь о другом.
Как только затрещал звонок, Кира Петровна вспомнила про клочок «арифметической» бумаги, который лежал у неё в кармане.
Кругом уже стучали крышки парт, ребята поднимались, собирали книги…
— Тише, мальчики, садитесь! Кисляков, сядь!
Ребята, побросав сумки поверх парт, сели на свои места. Кира Петровна, упираясь концами тонких пальцев в стол, сказала:
— Сейчас мы с вами проведём экстренный классный час… Кисляков, сядь, я сказала.
Кира Петровна достала из кармана бумажку, развернула и показала всему классу:
— Вот, ребята, объясните мне, что это значит?
— А что там? — спросил сидевший за первой партой близорукий Юра Белкин.
— А ты не знаешь?
— Нет…
— И я не знаю! И я! — раздались голоса.
— Не знаете? Ну, тогда слушайте!
Кира Петровна подошла поближе к окну, потому что ноябрьский день был очень пасмурный, и громко, точно объясняя урок по географии, прочитала:
— «Насчёт ПВК, — она посмотрела на мальчиков, — собраться завтра у ПМ. Секрет. Молчание. Тайна!» Вот!
Она вернулась к столу, положила записку и стала её разглаживать:
— Теперь все слышали. Нашли это у нас в классе. Так что, ребята, высказывайтесь, что за ПВК и ПМ и вообще вся эта таинственность. К чему это всё?
По классу прошёл шум, но руки никто не поднимал. Юра Белкин смотрел поверх очков на стол, где белела записка. Толя Яхонтов приподнялся и стал озабоченно оглядывать ребят. Игорёк Резапкин вертелся во все стороны. Костя Кисляков по-смешному ножи мал плечами.
Учительница посмотрела на Лёню Горшкова. Лёня сидел понурив голову и водил пальцем по лакированном крышке парты.
— Лёня, а ты что молчишь? Ведь это у тебя её нашли.
Лёня встал и, помаргивая светлыми ресничками, сказал:
— А я ничего не знаю. Мне кинули, и я хотел кинуть. И я даже прочитать не успел, потому что Тамара Степановна сразу отняла.
— А кто же тебе кинул?
— А я не заметил, честное слово. Мне кинули, и я хотел кинуть… — повторил он.
— Садись!
Кира Петровна прошлась по классу и вернулась к столу:
— Вот что, мальчики. Разве в советской школе могут быть секреты у ребят от учителей, как вы думаете?
— Могут, — ответил Кисляков с задней парты.
— Да почему могут, откуда? Ведь мы с вами, ребята, заодно, цель у нас с вами одна. Если вы придумали что-нибудь интересное… да я сама приму в этом участие, если хотите…
Взгляд её упал на глобус, который стоял перед ней на столе. Она подхватила его за ножку и подняла над классом, словно большую круглую лампу:
— Вот перед вами земной шар. А вы знаете, что во многих странах — и здесь, и здесь, — она стала тыкать пальцем в глянцевитые «щёки» глобуса, и глобус медленно завертелся, — везде миллионы ребят смотрят на вас, на школьников Советского Союза.
Кира Петровна высоко подняла глобус над головой. Он тихо вращался, и казалось, будто Кира Петровна снова объясняет ребятам законы вращения Земли.
— Вы на виду у всего мира, — громко сказала она. — Значит, вы должны быть… ну, образцом буквально во всех отношениях. Это не шутка. Понятно? Вот я и требую, чтобы вы откровенно сказали, кто писал эту записку и зачем.
Класс попрежнему молчал. Ребята поглядывали друг на друга. Кира Петровна со стуком поставила глобус на стол:
— Журавлёв, ты классный организатор. Ты что скажешь?
Митя не спеша поднялся и, глядя своими честными светлыми глазами на учительницу, сказал:
— Кира Петровна, я вам правду говорю: я ничего не знаю. И что за Певека такая, не знаю, и без меня это всё…
Кира Петровна поняла по его глазам, что он говорит правду:
— Верю, Митя. Садись.
Она снова стала разглядывать класс. Глаза её встретились с пристальными и узкими, словно прищуренными, глазами Владика Ванькова. В них заметно было какое-то беспокойство.
— Владик, ты, по-моему, хочешь что-то нам сказать.
Владик встал и начал раскачивать крышку парты:
— Нет, Кира Петровна… я ничего такого…
Но Кира Петровна уже догадалась по его волнению, что он кое-что знает.
— Нет, нет, Ваньков, говори, только оставь, пожалуйста, крышку в покое.
Владик осторожно опустил крышку и, запинаясь, сказал:
— Кира Петровна, если по правде… я знаю про записку… только не имею права говорить.
— Как так?
— Ну так… Не полагается…
— Почему не полагается?
— Ну потому что, Кира Петровна… потому что — секрет.
И Владик сел на своё место рядом с Петей.
Кире Петровне стало жарко. Она поочерёдно прикладывала то одну, то другую руку к разгоревшемуся лицу.
— Вот что, мальчики. Я вижу, придётся нам иметь дело с директором. Другого выхода нет.
Мальчики мигом притихли. Все пристально следили за учительницей. Она взяла со стола злополучную записку:
— Ну так как же, мальчики? Идти за директором или без него обойдёмся?
Никто не отвечал. Кира Петровна раздумывала: «Егор Николаевич сказал: обращайтесь в трудных случаях. А сейчас случай не из лёгких… Нет, надо идти. Пойду!»
— Все остаются на своих местах!
Кира Петровна повернулась и, не оглядываясь, лёгкой, быстрой походкой вышла из класса.
С минуту было тихо. Ребята смотрели на дверь, за которой только что скрылась Кира Петровна. Потом все повскакали со своих мест и подбежали к Ванькову:
— Ваньков, что за Певека?
— Ванёк, не говори!
— Нет, говори!
— Почему тайна? — шумел Костя. — А если я тоже хочу знать про эту самую Певека!
— Без тебя обойдутся!
Игорёк ухватил Владика за плечи:
— Говори, в чём дело: живот или смерть!
Он стал валить Ванькова на парту. Петя навалился на Игорька. Коська навалился на Петю.
— Эй, куча мала!
— Бей его!
— Нокаутом!
— Тише вы! — горячился Толя. — Сейчас Егор Николаевич придёт.
Но его никто не слушал.
— Внимание, на старт! — кричал Игорёк.
— Лёнька, выручай! — звал Владик.
…А Кира Петровна в это время уже стучалась в знакомую дверь с табличкой «Директор».
Услышав глуховатое короткое «прошу», она распахнула дверь. Егор Николаевич, как обычно, сидел за столом за расписаниями, планами и графиками.
— Вот, Егор Николаевич… вы обещали, что в трудных случаях поможете… — отрывисто заговорила Кира Петровна. Она тяжело дышала, потому что кабинет директора был наверху и ей пришлось взбежать по лестнице. — И вот, пожалуйста… Егор Николаевич… сейчас такой случай…
— Во-первых, садитесь, — сказал Егор Николаевич.
— Нет, нет, Егор Николаевич, сидеть некогда, там у меня ребята… Вот, — Кира Петровна протянула директору бумажку, — видите… Пожалуйста, прочитайте.
— Что это?
— Читайте, Егор Николаевич, читайте!
Егор Николаевич покорно надел очки, взял записку, заглянул в неё, потом снял очки и тихонько постучал ими по краешку толстого настольного стекла:
— Так… Что же вы думаете по этому поводу, товарищ классный руководитель?
— Не знаю, Егор Николаевич! Я их спрашиваю, а они не сознаются, — проговорила Кира Петровна, водя рукой по холодному стеклу. — Пойдёмте, пожалуйста, в класс, если можно, Егор Николаевич… Они сейчас там…
Егор Николаевич медленно поднялся:
— Значит, вызываете скорую помощь! Так… Ну что ж, ехать так ехать!
Он запер дверь кабинета и зашагал рядом с учительницей по коридору:
— А почему, собственно, вас так беспокоит эта записка?
— Как же, ведь надо знать, что это у них!
— Скорей всего, обычная ребячья игра, — спокойно сказал директор.
Издали ещё они услышали шум в пятом «Б». Директор открыл дверь. Пятиклассники мигом разбежались по своим партам и застыли возле них — красные, потные, взъерошенные после возни.
Егор Николаевич, не веля никому садиться, сразу приступил к делу:
— Мальчики, мне некогда, так что я кратко… Мне ваш классный руководитель рассказал, в чём дело. Я тоже считаю, что у вас не должно быть секретов. Почему? Да потому, что мы, ваши учителя, заинтересованы в одном: чтобы вы выросли хорошими, знающими, умными советскими людьми. И вы в этом тоже заинтересованы. Правильно? Значит, секретов быть не должно. Поэтому я попрошу объяснить содержание вашего «шифрованного сообщения». Ну вот хотя бы вы, Ерошин. — И директор неожиданно показал на Петю.
Петя весь побагровел и хрипло сказал:
— Я… я ничего не знаю…
— Допустим, — подхватил Егор Николаевич. — Но ведь кто-нибудь знает. Вот мы и попросим этого «кого-нибудь». Я жду, ребята! — Он посмотрел на часы.
Стало очень тихо. Слышно было, как тикают часы на руке директора. Он сказал: