Екатерина Каретникова - Штурман пятого моря
– А за нами хвост! – крикнул Веня.
То ли его голос прозвучал слишком громко, то ли Света пришла в себя, но эти слова она услышала и поняла.
– Сдурел ты со своими киношками про ментов! – фыркнул Миша.
– Да не, ты глянь! Дорога пустая, а вон тот «Форд» от самого КПП след в след пилит.
– Сейчас проверим, хвост или не хвост! – успокоил Миша.
И резко повернул направо. Туда, где едва заметно темнела просёлочная дорога.
Машину рвануло вбок. Взвизгнули тормоза. Дико заорал Веня.
На этом Светина реальность снова исчезла.
* * *Она очнулась в незнакомой комнате с высоким потолком. В глаза бил яркий свет. Во рту было горько и так сухо, что язык еле двигался.
Света чуть-чуть повернула голову и увидела маму.
Мама сидела на стуле, прикрыв глаза, и едва заметно шевелила губами. Лицо у неё было очень бледным, изрезанным незнакомыми острыми морщинками. Волосы, обычно аккуратно собранные в причёску, мама заколола кое-как. Одна прядь выбилась из узла и опускалась вдоль маминого лица… Почти совсем седая.
– Мамочка! – испуганно прохрипела Света.
Мама открыла глаза и обхватила Светину руку горячими ладонями.
– Доченька, живая, – прошептала она, будто не веря.
– Где мы? – спросила Света.
– В больнице, – объяснила мама. – В очень хорошей больнице. Доктор у тебя замечательный. Операцию сделал. Все осколки удалил. Теперь всё будет хорошо.
– Какие осколки? – растерялась Света.
– А ты не помнишь? – спросила мама и тут же успокаивающе заворковала. – Ну и не надо такое помнить. Теперь главное – выздоравливать. Может, ты попить хочешь?
Света осторожно кивнула.
Мама вскочила со стула и бросилась к тумбочке.
– Мам, – прошептала Света. – А почему ты губами шевелила? Ну когда я… Спала…
Мама повернулась к ней и смущённо улыбнулась.
– Молилась я, доченька. За тебя молилась.
Никто из взрослых так и не узнал, куда везли Свету на той машине. Куда и зачем. Она не рассказывала, а больше и узнавать было не от кого. В первый же день она спросила у мамы:
– А где Миша и Веня?
– Кто? – испуганно посмотрела мама.
– Ну те… ребята, которые со мной были в машине.
Ей с трудом удалось назвать тех отморозков «ребятами».
– А-а, – поняла мама. – Так их родители почти сразу в Питер увезли. Ох, дочка! У них такие травмы… Это ты, доктор сказал, в рубашке родилась. И куда же вас понесло-то? По такому снегу да на такой скорости?
– Мы просто, – промычала Света, – катались.
Врать было больно почти физически, но сказать правду казалось просто невыносимым.
– Катались, – горестно повторила мама. – Старший-то, похоже, калекой на всю жизнь останется. А младший…
Она махнула рукой и высморкалась в бумажный носовой платок.
– Что – младший? – настойчиво спросила Света.
– Да вроде как умом тронулся, – почему-то шёпотом объяснила мама. – Когда очнулся, всё кричал про какие-то долги. То ли ему кто-то должен, то ли он кому. Я-то сама не слышала, это санитарка мне рассказала. Вот ведь горе горькое родителям!
– Горе, – согласилась Света.
И подумала, что горе к их родителям пришло гораздо раньше. Ровно в тот день, когда сыновья из обычных мальчишек превратились в безжалостных хищников. Или это случилось не за один день, а постепенно, шаг за шагом, поступок за поступком? Но ведь была какая-то черта… До этой черты ещё можно считаться нормальным человеком, а если окажешься за ней – уже нет.
Через пару дней к Свете приехали тётя Лика с Алькой. Тётя Лика чмокнула племянницу, положила на тумбочку огромный пакет с фруктами и убежала договариваться с врачами. Насчёт отдельной палаты, специального курса восстановительной терапии и прочего, за что нужно платить, и немало. Но без чего, подозревала Света, она могла бы прекрасно обойтись.
Алька наклонилась над сестрой:
– Ты как?
– Да нормально, – ответила Света и постаралась улыбнуться. – Только швы болят и голова кружится.
– Ну швы-ы, – протянула Алька. – Тебе же их совсем недавно наложили! А голова – это от слабости, наверное. Слушай, а твой парень тоже разбился?
Про Валерку она знала, конечно. Хоть и училась в другой школе, с углублённым английским и математикой, но жила-то в соседнем дворе. И в гости к Свете забегала часто.
– Нет, – помотала головой Света и тихонько охнула.
От резкого движения перед глазами поплыли радужные шарики.
– А с кем же ты каталась? – удивилась Алька.
– Так, со знакомыми.
– Ну ты даёшь! А он хоть знает, что ты в больнице?
Света пожала плечами.
– Так он что, за три дня не звонил ни разу?
– Нет.
– Ну и свинья! – возмутилась Алька. – Тебя в школе нет, а ему хоть бы что!
– А ему вообще на меня плевать, – вдруг вырвалось у Светы.
– Так, – понимающе кивнула Алька.
Ом тебя бросил, что ли?
Света посмотрела мимо сестры. В угол. Там стояла облезлая тумбочка, а по ней ползала муха. Откуда в декабре появилась муха? Может, она сумасшедшая? Думает, что на дворе лето? Свету вот тоже вряд ли можно считать нормальной. Раз она была уверена, что Валерка… Ну, по крайней мере, что ему есть до неё хоть какое-то дело.
– Чего молчишь? – не выдержала Алька.
– Он меня не бросил, – прошептала Света, – он предал.
– Как это?
– А как предают?
Света рассказала Альке всё. Кроме того, что в машине её ударили.
– Ничего себе, – пробормотала Алька и вдруг вскочила.
– А знаешь что? Я сегодня же пойду к этому Валерке и скажу всё, что о нём думаю! Устрою ему весёлую жизнь!
– Не надо, – слабо попросила Света.
– Очень даже надо! – выпалила Алька. – А то живёт себе, свинья, спокойно! Тебя же из-за него убить могли! Ну-ка диктуй адрес!
Глава 18
Ника долго не мог заснуть. В свете луны серебрилась паутина Митьки. Она казалась такой тонкой и прозрачной, что Ника даже пожалел паука. Вот строил он себе дом, строил, а стоит Нике махнуть рукой, и никакого дома не останется. Самого Митьки поблизости не было. Убежал, наверное, на мохнатых лапах на ночную охоту или просто подышать свежим воздухом. Интересно, ходят пауки на охоту? Не всё же в четырёх стенах сидеть…
Ника пытался думать о чём угодно, только не о том, что волновало больше всего.
На подоконнике звякнул мобильник. Ника протянул руку и посмотрел на экран. Пришло сообщение от мамы: «Заяц, привет! Как ты? У нас всё хорошо. Связи почти нет. Целуем». Ника улыбнулся. Вот такая у него мама. Даже эсэмэски пишет со всеми знаками препинания.
«Привет! – набрал он ответ. – Я – нормально».
Это было не совсем правдой, конечно. Но ведь не расскажешь маме о том, что с ним случилось за последние сутки! Она, пожалуй, всё бросит и прилетит первым же рейсом. А зачем? Нике мама всё равно не поможет, а отпуск и себе, и отцу испортит. Лучше уж он тут сам… Решит свои проблемы. Или не решит.
Телефон жалобно запищал. Ника глянул – точно. Аккумулятор почти сел. Ника быстро зашёл в меню. Непрочитанные сообщения – это ладно, а вот пропущенные вызовы неплохо бы просмотреть. Телефон пищал уже непрерывно, но пока не отключался. Три звонка были от Владика. Ох, как нехорошо получилось! Ведь он же ждал Нику там, на теплоходе, и не дождался. Волнуется теперь. И не позвонишь ему – с разряженным аккумулятором-то.
Ника пролистал список дальше. Имя последнего звонившего высветилось на одного мгновение, и аппарат погас. Намертво. А у Ники задрожали руки. Может, ему показалось? Может, он просто неправильно прочитал? Потому что тот человек никак не мог ему позвонить. Ну, вернее, теоретически-то мог, конечно. Но Ника дал бы один шанс из ста, что он не стал бы звонить.
Митькина паутина качнулась. То ли от сквозняка, то ли Митька вернулся. Ника в десятый раз перевернулся с боку на бок. А может, не надо себе запрещать думать о том, о чём думается? Всё равно ведь не уснуть…
* * *Он возвращался домой от Владика. Того самого Владика, которого когда-то утащил из подворотни от компании отморозков. Владик говорил: спас. Но Ника не любил этого слова. Стеснялся он его. Просто помог сбежать, вот и всё.
А потом записал в клуб авиамоделистов. К младшим, конечно. Сам он ходил в этот клуб с семи лет. Там были настоящие друзья. И дело – тоже настоящее. Не то что какие-нибудь виртуальные игрушки. Легкокрылые модели поднимались в небо, кружили над землёй, иногда падали и разбивались, иногда послушно опускались на крохотные шасси. Они были разными – совсем маленькими и побольше, радиоуправляемыми и просто парящими в струях воздуха, пока дует ветер.
Мама говорила, что Ника болеет своими моделями. Может, так и было. Потому что стоило отпустить из рук это маленькое летающее чудо, как в груди что-то сжималось, а горло перехватывало, будто в воздух поднимался он сам.
Рассказывать об этом Ника стеснялся. Он считал это чем-то ненормальным. Непозволительной слабостью, что ли… Но мама-то знала, конечно. И папа знал. И друзья по клубу. А больше – никто.
