Мишель Пейвер - Сердце Волка
И она решила пока проявить терпение.
— Расскажи мне, пожалуйста, кто такой токорот, — кротко попросила она.
— Токорот, — начала Саеунн, — это ребенок, которого растили в одиночестве и в полной темноте, как призрака или злого духа.
И стоило ей заговорить, как небо совсем помрачнело и пошел мелкий дождь, покрывая оспинками красноватую землю на берегу.
— Токорот, — продолжала колдунья, — не знает ни добра, ни зла, ни правды, ни неправды. Он совершенно лишен милосердия, ибо его учили лишь ненавидеть этот мир. Он не подчиняется никому, кроме своего создателя. — Саеунн неотрывно смотрела на черную, быстро бегущую воду. — Он — один из тех, кого обитатели Леса боятся больше всего. Я и не думала, что за свою жизнь услышу хоть об одном токороте.
Ренн посмотрела на укушенную токоротом руку. Несмотря на повязку из мать-и-мачехи с паутиной, которую наложила Саеунн, рана мучительно болела.
— Ты сказала «кроме своего создателя». Кого ты имела в виду? — спросила Ренн.
Высохшей лапкой, похожей на коготь ворона, Саеунн стиснула посох и пояснила:
— Того, кто похитил этого ребенка. А потом, пленив злого духа, поместил его в тело пленника, точно в ловушку, превратив несчастное дитя в призрака.
Ренн недоверчиво покачала головой:
— Но почему же я никогда прежде об этом не слыхала?
— В наши дни лишь очень немногие знают о токоротах, — сказала Саеунн. — Еще меньше тех, кто осмеливается говорить о них. И потом, — прибавила она, пристально глядя на Ренн, — ты ведь совсем не хотела учиться магии и колдовству. Или ты об этом забыла?
Ренн вспыхнула.
— А как их создают? — спросила она.
И удивилась, увидев, что уголки безгубого рта колдуньи изогнулись в одобрительной гримасе, весьма напоминавшей улыбку.
— Ты смотришь в корень, это хорошо. Именно так и поступают настоящие колдуны.
Ренн промолчала.
Саеунн начертила на земле какую-то метку, не показывая ее Ренн.
— Считаюсь, что черная магия, которой пользуются при создании токорота, — сказала она, — давным-давно позабыта. Во всяком случае, так думали мы. Но, видно, кто-то заново постиг это искусство. — Колдунья убрала руку, и Ренн стал виден изображенный ею символ: трезубец, знак Пожирателей Душ.
В общем-то Ренн именно это и ожидала увидеть и все же была потрясена, когда ее подозрения подтвердились.
— Но… КАК ИМЕННО их создают? — снова спросила она, и тихий голос ее был едва слышен за ревом Широкой Воды.
Саеунн опустила подбородок на колени и, сжавшись в комок, уставилась на воду Ренн проследила за ее взглядом — вниз, к самому темному дну реки.
— Сперва, — начала колдунья, — добывают ребенка. Скорее всего, просто похищают, когда родные на минутку отвернутся. Ребенка начинают искать всем племенем, думая, что он заблудился в Лесу. Но никогда не находят. И тогда людям остается только оплакать малыша и считать, что он либо действительно заблудился, либо его утащили рысь или медведь.
Ренн кивнула. Она знала людей, у которых именно так пропал ребенок. Все их знали, и ей всегда было их ужасно жаль. Она ведь тоже очень рано потеряла родителей. Ее отец пропадал целых пять месяцев, пока не нашли его тело. Ренн тогда было семь лет, и она хорошо запомнила, сколь мучительна неизвестность.
— На самом деле для этого ребенка куда лучше было бы, — мрачно продолжала Саеунн, — чтобы его медведь съел. Стать добычей дикого зверя куда лучше, чем токоротом.
Ренн нахмурилась:
— Почему? Ведь он, по крайней мере, остается жив.
— Жив? — Саеунн сжала в кулачок свою костлявую лапку. — Да его годами, месяц за месяцем держат в темноте, в холоде, так что он едва дышит! И еды ему не дают никакой, кроме гнилого мяса летучих мышей, причем вместе с мышиным пометом! Но хуже всего то, что он совершенно не видит людей. Никого. По крайней мере до тех пор, пока совершенно не позабудет даже прикосновение материнской руки, не позабудет даже собственное имя.
Ренн вдруг стало холодно, словно и ей в душу проникало то страшное зло, о котором рассказывала Саеунн.
— А затем, — сказала Саеунн, — когда от ребенка уже не осталось почти ничего, кроме пустой оболочки, его создатель с помощью магии призывает злого духа, заманивает его в тело токорота и запирает там.
— Ты хочешь сказать, заманивает в тело ребенка, — пробормотала Ренн. — Он ведь пока еще ребенок.
— Нет, это уже не ребенок, а призрак, — ровным тоном возразила Саеунн. — И души его теперь навечно пребывают в рабстве у злого духа.
— Но…
— Почему ты в этом сомневаешься? — спросила Саеунн.
— Потому что он все еще остается ребенком! И может быть, его еще можно спасти…
— Дурочка! Никогда не позволяй доброте сбивать тебя с толку! Скажи-ка мне: что такое злой дух? Быстро! Отвечай!
Теперь уже рассердилась Ренн:
— Это все знают! Зачем ты заставляешь меня отвечать на глупый вопрос?
— Не спорь, девочка, делай, как я говорю!
Ренн, с трудом заставив себя смириться, сказала:
— Злой дух начинает существовать, когда кто-то умирает и его души разбредаются в разные стороны. Первым делом умерший утрачивает свою племенную душу. Поскольку у него остаются только его телесная душа и внешняя душа, Нануак, он более не чувствует своей принадлежности ни к одному из племен и не понимает, что правильно, а что неправильно. И начинает ненавидеть живых… — Ренн вдруг умолкла: ей вспомнилось, как прошлой осенью она глядела в глаза злому духу и не видела в них ничего, кроме горячей, испепеляющей ненависти. — И с этих пор он существует только для того, чтобы уничтожать все живое! — выпалила она. — Только уничтожать!
Колдунья ударила своим посохом о землю и издала карканье, весьма похожее на смех.
— Хорошо! Хорошо! — Она наклонилась вперед, и Ренн увидела, как на виске у нее пульсирует толстая темная жилка. — Вот ты и описала токорота. Он, конечно, может выглядеть как ребенок, но не позволяй себя одурачивать! Это всего лишь телесная оболочка. Злой дух победил. Души того ребенка похоронены так глубоко, что им никогда оттуда не выбраться.
Ренн обхватила себя руками, ее бил озноб.
— И как только можно сотворить такое с ребенком!
Саеунн лишь пожала костлявыми плечами, словно существование зла было для нее слишком очевидным, чтобы об этом имело смысл рассуждать.
— А для чего создают токоротов? — спросила Ренн. — С чего кому-то вдруг пришло в голову создать такое существо?
— Чтобы заставить кого-то — скажем, тебя — что-либо сделать. Чтобы проскользнуть в твое жилище. Чтобы что-то украсть. Чтобы кого-то изуродовать. Или запугать до смерти. Как ты думаешь, почему Фин-Кединн каждую ночь выставляет сторожей?
Ренн охнула и спросила:
— Ты хочешь сказать… Так ты знала, что токорот здесь?
— С тех пор как пришла болезнь. Мы только не знали, почему он здесь появился.
Ренн задумалась.
— Значит… ты считаешь, что болезнь принес токорот?
— Токорот лишь выполняет приказ своего создателя.
— Пожирателя Душ?
Саеунн кивнула:
— Токорот вызывает болезнь по приказу своего хозяина, а вот как именно, мы понять не можем.
Ренн снова помолчала, потом сказала задумчиво:
— Мне кажется, Торак его видел. Перед уходом он пытался предупредить меня. Но… он не понял, кто это был. — И тут в голову ей пришла новая мысль. — А что, если этот токорот не один?
— О, я думаю, в этом мы можем не сомневаться!
Ренн обдумала ответ колдуньи и спросила:
— Значит, один из токоротов может находиться здесь, а другой — отправиться вслед за Тораком?
Саеунн только руками развела.
Внезапно Лес, в котором Ренн выросла с рождения, показался ей полным тайной угрозы.
— Но ПОЧЕМУ они вызывают болезнь? ЧТО им нужно?
— Не знаю, — покачала головой Саеунн.
И это испугало Ренн больше всего. Ведь Саеунн — колдунья, она должна это знать!
Ренн чувствовала, как по спине ползет противный холодок. Глядя на кипящую темную воду, она думала о том, как Торак идет сейчас на восток и, возможно, его по пятам преследует некто куда более ужасный, чем все то, с чем ему доводилось сталкиваться прежде…
— Ты уже не сможешь предупредить его об опасности, — строго сказана ей Саеунн. — Слишком поздно. Тебе никогда его не найти в Сердце Леса.
— Я знаю, — сказала Ренн, не оборачиваясь.
А про себя прибавила: «И все-таки я непременно попробую его отыскать!»
Глава тринадцатая
Волк не мог отыскать Большого Бесхвостого, но понимал, что должен продолжать попытки. Один раз он учуял его запах в зарослях молоденьких буков — там Большой Брат выкопал себе Логово, — но потом снова его запах потерял. Запах Большого Брата был перемешан с запахом кабана и жуткой вонью, исходившей от того Зла, которое охотилось в Лесу. И еще чувствовался новый запах — запах злого духа. Этот запах Волк усвоил с детства, он будил в его душе самые горькие воспоминания.
