Вера Новицкая - Хорошо жить на свете!

Так вот мамусенька! Изволите стихи пописывать! Разлакомилась мамочка на похвалы, еще бы, — как ее тогда у Коршуновых восхваляли. Да разве и со стихами, и без стихов можно ею не восхищаться?.. Ведь она такая прелесть, такая прелесть!..

A может быть, это нечестно, что я нос сунула в её тетрадку? Это значит воровать чужие тайны… Нет, в данном случае это не беда: какие же секреты могут быть у мамочки от меня, её единственной дочки?.. Впрочем, и мамочка у меня одна-единственная, a я все таки ей своих записок не даю читать… Ну, да что ж? все равно уж сделано — не вернешь!

Володька, конечно, накинулся на меня за то, что я запропастилась, но недолго ворчал, потому что я его повела к Коршуновым в сад; там были все в сборе, и я его сейчас же перезнакомила. Потом показали мы ему наше «Уютное».

Володя очень сошелся с Ваней и Сережей, a Митя ему не понравился, говорит, что он «баба»; это потому, что Митя не гимназист и все со мной больше сидит.

Все были очень рады, что я возвратилась, и решили сегодня вечером отпраздновать в нашем домике мое возвращение и приезд нового гостя: сделаем в «Уютном» иллюминацию, благо двадцать фонариков наших от елки все целы. Пока же повели Володю на гигантские шаги и на качели.

Папочку мы утром уж не застали, приехал он только к обеду. Расспрашивал он нас про все подробно, что и как у бабушки делалось. Мама ему сказала о приглашении Петра Ильича, и папочка обещал, что, если я только хорошо выдержу экзамен, мы туда все поедем дня на три-четыре, и он с нами, — возьмет отпуск на несколько дней.

После обеда мы пошли прилаживать свои фонарики, a потом, когда стемнело, играли в колдуны. Вот Володя хорошо бегает! Даже лучше Вани.

В августе ведь рано темнеет, так что скоро мы зажгли иллюминацию, a сами уселись в своем «Уютном» домике. Все набегались, устали немного и сидели довольно тихо.

A красиво как было! Темно, луна еще не взошла, и фонарики так ярко-ярко горят…

Вдруг мне вспомнились мамочкины «Слезы»… Может и теперь где-нибудь ангел пролетает и утешает кого-нибудь… Ах, если бы мамуся сама прочитала нам вот сейчас, тут, свои стихи! Она так чудно читает, голосок у неё как-то особенно звенит…

Я рассказала про мамину тетрадку, и все посылали меня упросить мамочку, но я предложила пойти всем вместе. Полетели мы, окружили ее и стали упрашивать.

«Да с чего вы выдумали? Какие стихи»? — стала она хитрить и отнекиваться.

— Мамуся, a синяя тетрадка? — сказала я.

«А ты почем знаешь, что в ней? а? уж сунула туда свою короткую носулю»? — говорит мама. Я немножко сконфузилась.

— Мамочка я нечаянно, право нечаянно!

«То-то, нечаянно! — наш пострел везде поспел, — вот уж правда! Ну, да Бог с вами, так и быть, исполню вашу просьбу; только стихов я вам читать не буду, не доросли вы еще до них, все равно ничего не поймете, a хотите, я вам расскажу сказку, интересную сказку»?

Еще бы! Конечно, мы все очень хотели. Где ж ее слушать? В «Уютном», конечно, в нашем милом «Уютном», там всякая сказка станет еще интереснее.

Подхватили мы мамусю и повели; притащили плед, усадили ее, a сами кругом порасселись и даже поразлеглись у её ног; конечно, дело не обошлось без Ральфа.

«Ну, слушайте, только не перебивайте меня ни вопросами, ни своими замечаниями, потому что, если сказку прерывать несколько раз, во-первых, она не кажется уже такой красивой, a во-вторых, это сбивает рассказчика. Сказка эта называется „Сад искупления“».

Сад искупления

Это было давно, очень давно. Жила-была на свете одна маленькая девочка, по имени Аза.

Отец её был королем, и все люди их царства любили и уважали её родителей, потому что они были очень хорошие, заботились о благе своего народа и делали много добра.

Но Аза не была на них похожа: сердце у неё было жесткое, не отзывчивое на чужое горе и слезы… Напротив, она находила большое удовольствие при виде страдания, a горькие слезы, которые проливали при ней иной раз бедняки, заставляли ее весело смеяться; она находила, что, когда люди плачут, они делают такие забавные гримасы и так подергивают лицом, что надо умереть со смеху, глядя на них.

Сама она никогда не плакала, да и о чем ей было тужить? Родители обожали ее, исполняли всякое её желание; жила она в холе, в роскоши, своих огорчений у неё не было, a чужие вызывали в ней только приливы веселья.

Аза была единственная дочь, больше детей у её родителей не было. Чтобы она не скучала одна, к ней приводили играть детей придворных.

Не любили ее эти дети, с которыми, как увидим, она очень дурно обращалась, но их родители не смели перечить воле царя, и бедные детки шли забавлять злую маленькую принцессу.

Особенно часто приходили играть с ней дети одного придворного, по имени Дерби, — девочка — Лия и мальчик — Арно. Это были чудные златокудрые малютки, с большими синими глазами, кроткие, ласковые и уступчивые. С ними вместе приходила и их белая, как снег, собачка Эффи, которую они всей душой любили и с которой никогда не расставались.

Аза безжалостно таскала их за чудные локоны, лишь только дети что-нибудь не достаточно скоро исполняли по её приказанию, если не понимали её. Особенно доставалось маленькому Арно: он никогда не плакал и только смотрел своими чудными, кроткими, полными скорби удивления глазами на свою маленькую мучительницу.

«Какой ты скучный, Арно», — говорила Аза: «почему ты никогда не плачешь, что бы я с тобой ни делала? Я очень люблю, когда плачут, это так смешно! Вот посмотри, какую потешную гримасу состроит сейчас Лия… Ха-ха-ха»!

И злая девочка подбегала к беззащитной крошке и, схватив ее за кончики ушей, старалась приподнять кверху. Слезы градом посыпались из ясных глазок малютки, и она кинулась к брату, ища у него покровительства.

«Ты гадкая, злая девочка, Аза», — проговорил дрожащим голосом мальчик: «это большой грех обижать и делать больно другим, a к тому же Лия еще такая маленькая! Бог накажет тебя за это».

«Бог?.. какие глупости! Я Его совсем не боюсь; это только моя мать нарочно выдумывает, чтобы пугать меня. Я никого и ничего не боюсь, что хочу то и делаю! A за то, что ты осмелился назвать меня злой и гадкой, ты мне поплатишься. Ах ты, дрянной мальчишка! Для тебя и для твоей сестры честь, что я вас таскаю за ваши противные желтые волосы! Подожди! Ты заплачешь у меня, я добьюсь этого! A теперь убирайтесь вон»!

Чего только ни придумывала эта ужасная девочка! Как жестоко обращалась она даже со своей старой няней, которая вынянчила еще её мать, королеву. Если она неудобно поворачивала ей ногу, обувая ее, Аза со всей силы ударяла няньку ногой по лицу и заливалась хохотом, видя, как кровь ручьем лилась из носу старушки. Бедная женщина все терпела, боясь пожаловаться и огорчить царицу, которую она обожала и берегла, боясь и гнева царя за ропот на его любимицу.

Сперва мать высылала иногда Азу раздавать милостыню беднякам, которых теснилось около дворца целая толпа, но скоро она прекратила это, видя какие тяжелые сцены происходили.

Однажды мать велела дать одной бедной старой женщине денег и разной пищи, но Аза протянула ей кружку чем-то наполненную, сказав, что остальное старушка получит только тогда, когда выпьет все до последней капли. У бедняжки было дома пятеро внучат-сирот, она вспомнила о них, о том, что они голодны, и задыхаясь и надрывая грудь от кашля, выпила все до дна…

Аза покатывалась от смеха, глядя на несчастную: в кружке был уксус…

Через две недели старушка умерла.

Теперь Аза решила отомстить маленькому Арно и стала придумывать что бы сделать.

Когда через два дня детей опять привели играть к ней, план мести был готов.

Не успели они опомниться, как она схватила прибежавшую за ними Эффи и, широко раскрыв ей рот, всыпала целую горсть булавок.

Бедная собачка волчком завертелась по комнате со страшным жалобным визгом, орошая ковер потоками алой крови.

Маленькая Лия сперва только широко открыла глаза, a Арно кинулся к Эффи и пытался вытащить у неё из горла булавки, но оттуда ему хлынула на руки струя крови, и ничего видно не было. Тогда бедный мальчик упал головой на пол рядом со своим другом и горько-горько зарыдал.

Злая девочка увидала его слезы…

Бедная царица болела душой от всех злых выходок своей дочери; напрасно старалась она ее образумить, говорила о грехе, о Боге, бессердечная девочка смеялась в ответ на предостережения и слезы матери.

Горе надломило бедную женщину, и она тихо сошла в могилу. Но и смерть матери не вызвала слез на глаза холодной, бездушной Азы!

Почти против самого дворца находился чудный сад, в котором росли одни только розы, чудные громадные розы всех цветов. Странные вещи рассказывали про этот уголок: лишь только какой-либо ребенок переступал через его калитку, как никогда уже больше не возвращался оттуда, a через некоторое время, рано по утру, его находили мертвым на постели.