Майя Войцеховская - Тень быка
— Трёхлетка.
— Вы его видели?
— Да, видели.
— Как он выглядит?
— Прекрасный зверь. Да, прекрасный.
— А рога?
— В самый раз. Ну в точности в самый раз! Не слишком широко расставлены и не слишком сдвинуты. Достаточно большие, но не чересчур. В точности как надо.
— Маноло! Очень хорошие рога, ты слышал?
— Звучит неплохо, — сказал Маноло и удивился, что голос у него спокойный и совершенно обыкновенный. Он поистине чудом произнёс эти слова, хотя что-то его душило.
— Он сможет его убить? — спросил Хуан.
— Само собой! — ответил один из мужчин. — Граф вырастил этого быка специально для Маноло. Конечно, убить он тоже сможет. Правда, Маноло?
— Откуда же я знаю? — улыбаясь им, отозвался Маноло.
— Откуда он знает? — рассмеялся один из мужчин. — Откуда ты знаешь, кем был твой отец?
— Прочитал в газетах, — ответил Маноло. Все рассмеялись шутке и принялись хлопать его по плечам.
Дорога была грунтовой, и старая машина, чья молодость давно прошла, подпрыгивала на ней. Маноло смотрел в окно на плоские каменистые земли с одной стороны и на оливковые поросли с другой. Они уезжали от гор навстречу низко висящему солнцу. Что за чудесная страна, подумал Маноло, и какая прекрасная земля. Как знать, увидит ли он её снова? «Если можно, — молился он, — не дай мне потерять зрение. Пусть ногу или руку, только бы не глаза».
— Сегодня опробуют восемь коров, — сообщил один из мужчин.
— Сразу будет Маноло с его быком, или сначала коров опробуют? — спросил Хуан.
— Граф сказал, что сперва будет сражаться Маноло.
Значит, вот оно как. Маноло тихо слушал. Всё случится быстрее, чем он думал.
— Граф решил, что так лучше всего. А потом Маноло сможет проделать пару выпадов с коровами, если захочет.
— А с его быком будут работать пикадоры ? — спросил Хуан.
— Пикадора не будет, — ответил один из мужчин. — Животному только три года. Если с молодым быком правильно сражаться, он готов к поражению, это нетрудно.
— С быком Хуана Оливара пикадоры поработать собирались, да только он не захотел. Он отослал пикадора. Маноло сможет сделать то же самое — блестяще сражаться с животным и убить его без пикадора.
— Бык прольёт кровь один только раз. Как и должно быть.
— Самая важная — последняя часть, фаэна. Если хорошо сражаться с мулетой, то любой бык, даже шестилетка, будет готов к закланию. Он опустит голову, когда тореро закончит.
— Маноло всё это сможет. Сможет сражаться правильно и с плащом, и с мулетой. Он и не хочет, чтоб было по-другому.
Да, неожиданно понял Маноло, он не хочет, чтоб было по-другому. Должно быть всё совсем как у отца. Если уж надо пройти через это, то в точности как отец. И тут он уверился, что Богоматерь Доброй Надежды ответит на его молитву. Она даст ему отвагу. Может быть, из-за этой отваги ему придётся умереть. Но он сделает всё, как делал его отец.
— Тебе, небось, не терпится узнать, — говорил один из мужчин Хуану, — разрешит ли тебе граф сделать выпад-другой.
— Думаете, разрешит? Вы правда так думаете?
— Это ты, должно быть, так думаешь, — сказал мужчина, — раз пришёл со своей мулетой. И раз уже рассказал нам, как боишься.
— Да я просто так её взял, на всякий случай.
— А с плащом ты не работаешь? — спросил другой.
— У меня его нет.
— А пробовал с плащом когда-нибудь?
— О, да! Я умею проделывать вероники, но больше ничего. Только вероники и полувероники.
— Совсем как Хуан Оливар!
— Это потому, что мне редко удавалось, с плащом-то.
— А где ты тренируешься?
— С быками.
Они не поверили и засмеялись.
— Редко, — повторил Хуан, — но почти всегда с быками. Я только один раз попробовал пару выпадов без быка.
— Где же ты с ними сражаешься?
Хуан заколебался.
— На пастбищах, — сказал он наконец. — Но только с племенными быками. Других я ни за что не выбираю.
Они снова рассмеялись.
— Клянусь, это правда! Я только однажды проделал несколько выпадов с быком, предназначенным для боя. И только однажды прыгнул к чужому быку на арену.
— Хорошо. Надо будет посмотреть, что ты можешь.
— Но этого быка пробовать не вздумай! С ним Маноло должен сражаться один. Он принадлежит ему целиком и полностью. К нему даже Эмилио Хуарес не прикоснётся.
Очень твердо они это сказали. Решительно и гордо. Маноло понял. Это будет только его бык. Ничей больше. Как там они сказали про рога? Большие, но не слишком, в самый раз. В самый раз — это насколько близко? Он будет так близко, как только можно, так близко, что люди ахнут. Трудно заставить шестерых мужчин ахнуть. Трудно понравиться им. Но теперь он был уверен: он будет достаточно хорош, чтобы они были счастливы. Вот только — если так и будет, если они будут горды и счастливы, и если он каким-то чудом выживет, придётся ли ему проделывать то же самое ещё раз? Скоро ли? Это была новая мысль; он никогда ещё не заглядывал дальше первого боя. И сейчас удивлялся, почему до сих пор ему не было понятно — это не конец. Как там сказал Хуан? Вся Испания ждёт, когда родится тореро. Одним-единственным боем не ограничишься.
Теперь он мог видеть ворота фермы, а за ними — круг бычьей арены.
Глава 15
Он не ожидал, что народа будет так много. Люди наполняли гостиную, но её высокий потолок не казался от этого ниже. Они стояли группами, а некоторые сидели на массивных креслах или кушетках. Все — а было их около сотни — были в охотничьих костюмах; Маноло мрачно подумал, пришли ли они сейчас с охоты или как раз на охоту собираются.
Он рассматривал стены большой комнаты, фотографии лучших быков графа и пять бычьих голов над гигантским камином и возле него. Он хотел бы постоять в этой огромной комнате один. Тогда ему, наверное, понравилось бы это место.
Граф подошёл к нему, приветственно протягивая тонкую костистую руку.
— Маноло! Мы все тебя ждали.
Когда граф возвысил голос, чтобы представить сына Хуана Оливара, он видел только плывущие очертания улыбающихся лиц. Маноло казалось, что ни один из его снов не был так мало похож на явь. Ноги несли его от гостя к гостю — и ничего не чувствовали; незнакомые руки сжимали его пальцы — он не чувствовал и этого. Тугой узел, который когда-то был его желудком, и пробка в горле — вот они были всегда; как если бы он родился и жил всю жизнь с этими двумя ощущениями.
Наконец граф представил его исхудалому сеньору в инвалидной коляске.
— Это Альфонсо Кастильо.
Знаменитого комментатора корриды никогда не фотографировали. Маноло часто пытался представить, как же он выглядит. Он думал — этот человек великан, больше чем человек и разве что немного меньше, чем бог. Только глубокие глаза Кастильо отвечали этому представлению. Его тело, прикрытое одеялом, было, похоже, сильно изломано, но Маноло никогда не слышал, что Кастильо калека. Они не поздоровались за руку; руки Кастильо остались лежать у него на коленях.
— Как странно, что ты здесь, — сказал он без улыбки, и странные глаза его смотрели сурово. — Я думал, в последнюю минуту город Арканхело воздержится от попытки повторить историю таким бессмысленным образом. Но ты здесь, где по справедливости место только призраку твоего отца.
— Почему бы мальчику не быть здесь? — Эмилио Хуарес подошел к ним и положил руку на плечо Маноло. — Тьенты — не для призраков, они для мальчишек вроде Маноло, для мальчишек, долго ждавших, чтобы доказать, как они храбры.
— Озаботился ли кто-нибудь, — Альфонсо Кастильо не спрашивал о ком-то определённом, а бездонный его взгляд был всё ещё устремлен на Маноло, — озаботился ли кто-нибудь спросить мальчика, хочет ли он быть здесь? Сдаётся мне, мы взяли на себя то, что принадлежит только Богу: играть человеческой судьбой. Но и Бог не попирает свободной воли.
Эмилио Хуарес улыбнулся и, склоняясь к уху Маноло, прошептал:
— Ты как? Счастлив и немного испуган, верно?
— Альфонсо! — запротестовал граф. — Зачем тебе спрашивать, хочет ли мальчик быть здесь? Ты только посмотри на него! Он, как и все, ждал этого дня.
Граф обнял Маноло за плечи.
— Пойдём со мной в кабинет, я хочу показать тебе кое-что. Идём с нами, Альфонсо!
— Не хотел бы я это пропустить, — мрачно пробормотал Кастильо и, отказавшись от предложения графа покатить коляску, направил её к резным двойным дверям. Граф и Маноло пошли за ним.
Граф раздвигал большие двери, когда Хуан Гарсия подошёл к инвалидной коляске.
— Сеньор Кастильо, — робко начал мальчик.
— Что? — нетерпеливо спросил Кастильо.
— Я… я бы очень хотел… пожать руку величайшему из комментаторов.
— Кто ты?
Граф обернулся к Маноло и тоже спросил, что это за мальчик.