Владислав Крапивин - Журавленок и молнии
Они все прошли на пустырь, где среди высокой травы и лопухов лежало несколько бетонных блоков. Журка уже знал, что когда-то один здешний жилец задумал строить посреди пустыря капитальный гараж, но ему не разрешили.
Егор приложил к бетону ладонь — сильно ли остыл за ночь? Неторопливо сел. И четверо его друзей тоже сели на треснувший блок. Больше места на блоке не было, и Журка с Горькой остались стоять среди влажной травы. То ли случайно это вышло, то ли не совсем случайно. И хотя были они победители, получилось, что стоят перед своими противниками, будто пленные и в чем-то виноватые.
— Ты внук Юрия Григорьевича? — спросил Егор.
— Да, — хмуро сказал Журка и шевельнул на груди автомат.
— Ясно… А он что? — Егор с насмешкой кивнул на Горьку. — Уже в друзья к тебе записался?
Журка смотрел на Егора, но все равно заметил, почувствовал, как напрягся в беспокойном ожидании Горька. Наверно, испугался, что Журка ответит: «Да нет, мы просто так…» Но было уже не просто так. Потому что был вчерашний вечер, Горькина печальная доверчивость, просьба о защите. А сегодня — надежная веревка, которую он заботливо обмотал вокруг Журки. И еще — как они плечом к плечу, с автоматами навскидку… И Журка сказал с дерзкой ноткой:
— Да. А что?
Егор лениво улыбнулся. У него было узкое умное лицо и острые глаза: сразу видно, что это командир.
— Ничего… — сказал Егор. — Дело ваше. Только ты смотри, это друг такой…
— Какой? — негромко и напряженно спросил вместо Журки Горька.
— А такой! — звонко и бесстрашно врезался в разговор белобрысый мальчишка в порванной голубой майке (небольшой, класса из третьего). — Как заяц. Тогда всех припутали за то, что костер жгли, а ты заныл: «Я не жег, я потом пришел…»
— Дак я же правда потом!
— Ну, точно. Опять все по правилам, — усмехнулся Егор.
И остальные негромко засмеялись.
Их было пятеро. Кроме Егора и пацаненка в порванной майке, еще худой веснушчатый мальчишка с большим насмешливым ртом и два брата, очень похожие друг на друга, русые, круглолицые, спокойные и молчаливые. Веснушчатый (звали его, кажется, Митька) вдруг спросил у Журки:
— А ты хоть знаешь, почему он от нас бегал? Он пакет с паролем не доставил!
— Дома отсиделся! — добавил мальчишка в майке.
— Да знаю я, — решительно сказал Журка. — Пароль — это игра. А если бы он ушел из дома, его бы… ему бы знаете как досталось! Это уже не игра.
— Вот и получается, что струсил, — заметил старший из братьев. — А если бы по правде война? Там еще не такие опасности…
— Ты, Сашка, не путай, — сказал Горька. — Если война, там все по-другому. И отец бы у меня дома не сидел, меня бы не караулил…
Младший брат посмотрел на старшего и сказал не сердито, а будто жалея:
— Все равно ты, Горька, дезертир.
— Сам ты… — глупо и беспомощно огрызнулся Горька.
А Журка, глядя на Егора, проговорил:
— Война была понарошке, просто игра. А вы теперь так, будто он по-настоящему дезертир. Это справедливо?
Веснушчатый Митька хмыкнул:
— Только что приехал, а уже справедливости нас учит…
Журка не растерялся:
— Ну и что же, что приехал? Справедливость везде одинаковая.
— Игры зато разные, — сказал старший из братьев. — Ты с нами еще не играл.
— А я в такую игру и не хочу, — насупленно отозвался Журка. — Что за игра: людей расстреливать…
— Не нравится? — спросил Митька.
— Не нравится.
Егор задумчиво посмотрел на Журку и возразил миролюбиво:
— А что делать? Если играешь, надо стараться, чтобы похоже было на настоящую жизнь. А в жизни тоже не все нравится.
— Нет, в жизни не так, — упрямо сказал Журка и подумал о черных молниях. — Там, если что-нибудь плохое случится, то уже некуда деваться. А игру можно выбирать, какую хочешь.
Егор вдруг откинулся назад, сладко потянулся и засмеялся. Сказал уже совсем по-другому, вроде бы без насмешки:
— Умные слова полезно слушать. Давайте выберем футбол. Все равно мы уже перестрелянные, воевать не можем. Давайте вызовем «Тигров» на матч века.
— Они нам наклепают, — хмуро возразил Горька.
— Если опять будешь сам водиться, пасовать не захочешь, — вредным голосом проговорил Сашка в голубой майке.
— Ну, хватит вам, — остановил Егор. И деловито спросил у Журки: — Ты в футбол как?
— Я — так себе, — честно сказал Журка. — Редко играл. Даже и не очень люблю.
— Все равно. У нас команда неполная. Сможешь?
— Ну, если надо…
— Эй, вояки, Капрала не видели?
Это крикнул от края пустыря какой-то парень с велосипедом.
Все разом оглянулись. Егор медленно сказал:
— Нам его видеть — какая радость?
— А какая печаль? — насмешливо откликнулся парень.
— Ни то ни другое, — ровно объяснил Егор.
— Зря-то не скреби… — сказал парень. И уехал.
— Их величество Капрал еще, небось, дрыхнут, — проговорил Митька. — Они поздно ложатся, дел много…
Егор пренебрежительно зевнул, встретился с Журкиным вопросительным взглядом и разъяснил нехотя:
— Это из другой компании…
— Из «Тигров»?
— Нет… «Тигры» — это наши же ребята, мы с ними играем. А у Капрала игры свои… Доиграется когда-нибудь.
Договорились, что встретятся после обеда и тогда все уточнят насчет футбола. А пока разбежались — кто завтракать, кто досыпать. Было около семи часов. Горька пошел проводить Журку до крыльца.
— Ой-ей. — вдруг сказал Журка.
— Что? — испугался Горька.
— Я позвоню, а меня спросят: «Как ты оказался на улице?» Дверь-то на замке.
— Ой… да… — Горька озадаченно остановился. — А если сказать про веревку? Влетит?
— При чем тут «влетит»… Сначала у мамы будет инфаркт.
— А может, они еще спят? И мама, и отец…
— Ну и что? Думаешь, ничего не поймут спросонок, когда позвоню?
— А зачем звонить? Можно же и обратно через окно. Тогда ничего не заметят.
Журка заколебался:
— Не забраться мне без тренировки. Это же не вниз…
— Ты что, по деревьям не лазил?
— Почти, — признался Журка. — Один раз только, да и то невысоко.
— Ну ничего, я помогу.
К своему удивлению, Журка стал подниматься без большого труда. Только страшновато было. А Горька, будто заведенный, двигался сзади и приговаривал:
— Давай-давай, ничего… Уже скоро.
Иногда подталкивал Журку ладонями в пятки.
Наконец Журка лег животом в развилку, отдышался, успокоил беспорядочную стукотню сердца и, обдирая коленки, поднялся на ноги. Тут же втиснулся рядом Горька.
После подъема перелет в комнату казался совсем не страшным. Журка взялся за веревку с узлами, натянул.
— Может, обвяжешься? — осторожно спросил Горька.
— Да ну, чепуха…
Федот по-прежнему сидел на карнизе — и неодобрительно поглядывал на мальчишек. Журка показал ему язык и оттолкнулся от тополя.
Опять охватила Журку страшноватая радость полета, окно стремительно придвинулось, подоконник мелькнул под ногами и ушел назад, и Журка увидел раскрывшуюся дверь и громадные глаза перепуганной мамы.
Он выпустил веревку и брякнулся на пол посреди комнаты. Крепко брякнулся. Посидел, поднял на маму нерешительные глаза и сказал:
— Доброе утро…
После завтрака неожиданно пришел Горька. На этот раз через дверь. Принес Журкин костюм и автомат. На Горьке была новая пестрая рубашка и потрепанные внизу, но отглаженные брюки. Очевидно, он подготовился к «официальному визиту».
Мама сдержанно поздоровалась с Горькой и спросила:
— Значит, это твоя идея устроить воздушные полеты на уровне третьего этажа?
Горька не смутился. Мельком глянув на виноватого Журку, он поведал, что идея общая: его и Юрия Григорьевича, а веревку он, Горька, примотал к суку толщиной в пушку, сделал там пять витков и затянул тремя морскими узлами. Скорее сам тополь сломается пополам, чем треснет сук, развяжется узел или порвется капроновая альпинистская веревка. Журка робко добавил, что для полной безопасности можно сделать еще страховочный пояс, как у верхолазов. Горька громко одобрил эту мысль и пообещал, что не только Журка, но и он сам этим поясом будет пользоваться с охотой и радостью.
Мама хотела что-то возразить, но тут ее окликнул из комнаты папа, и она ушла.
— На улицу выйдешь? Мячик попинаем для тренировки, — предложил Горька.
— Потом. Сначала мне надо… к одному человеку. Я обещал.
— А что за человек?
— Ну… девочка одна. Знакомая.
Горька смотрел спокойно. Даже самой капельки насмешки не было в его глазах. Было только сожаление, что Журка не может идти с ним пинать мячик.
— А хочешь, пойдем со мной, — вдруг сказал Журка.
