Андрей Жариков - Сказание о суворовцах
— Как вы понимаете подвиг? — неожиданно спросил Архипов. — Извините, суворовец Архипов просит разрешения задать вопрос: «Какое понятие вкладываете вы в слова «героизм», «подвиг»?»
— Давайте подумаем вместе, — сказал полковник. — Прошу.
Кто-то из суворовцев пояснил, что слова «подвиг» и «героизм» — слова-синонимы, равнозначны.
— Кто понимает по-другому? — спросил полковник и увидел руку Бориса Куца. — Прошу, вице-сержант.
Борис пояснил свою мысль:
— Подвиг — это совершение важного, значимого, с преодолением больших, порой непредвиденных трудностей. Не только на войне. А героизм — это наивысшая степень подвига, поступок, связанный с риском для жизни. Может, на этот поступок храбреца никто не подталкивал, а герой сам, сознательно, как Александр Матросов, отдаёт жизнь ради спасения своих товарищей.
Юра Архипов спросил разрешения дополнить.
— Подвиг — это честное, самоотверженное выполнение своего долга, а героизм — клич сердца, презрение смерти и всех трудностей для достижения победы над врагом или стихией. Героем может быть только чистый душой человек, преданный партии, Родине.
Полковник Марков был рад такому направлению урока. Ответы суворовцев пробудили в его памяти многие картины боёв, подвиги однополчан, вспомнились фронтовые годы, когда он совершал такое, чему потом удивлялся, не понимая, как мог отважиться на дела, в которых остаться в живых шансов не было. Однажды метнул связку гранат во вражеский «тигр» и не рассчитал: смертоносный груз взорвался на башне. Взрыв был такой мощный, что танк наклонился набок и вспыхнул, а бежавшие сзади вражеские пехотинцы были уничтожены. Марков после этого взрыва стал хуже слышать.
— В боях за город Черкассы звания Героя Советского Союза был удостоен москвич лейтенант Владимир Молотков, мой большой друг. — Юрий Гаврилович говорил очень тихо. — Его именем названа одна из замоскворецких школ. Бои за город Черкассы были жестокие. Дрались за каждую улицу, за каждый дом. Артиллеристу Володе Молоткову приказали поддержать огнём гаубицы нашу пехоту. Пришёл офицер на передний край к командиру батальона и спрашивает: «Какие огневые точки врага мешают вам?» — «Мешают миномёты, бьёт и артиллерия, а вот откуда, мы не знаем: не видно за домами».
Не видя противника, артиллерист не может уничтожить его. Стрельба вслепую малоэффективна.
Володя присмотрел высокую кирпичную трубу и к рассвету забрался по железным костылям на самый верх. Привязал прочную верёвку к громоотводу и опустился в трубу до пояса, отсюда наблюдал в бинокль за противником. Наверху был сильный ветер, резко пахло копотью, но он держался. Связь с батареей работала бесперебойно.
К рассвету Володя засёк по вспышкам вражеские огневые точки и сообщил их координаты в штаб. Артиллерийский полк обрушил мощь своего огня на фашистов. Наша пехота поднялась в атаку и захватила центр города. Но вражеские наблюдатели обнаружили Володю. Подтащив поближе пушку, они открыли огонь прямой наводкой. Один снаряд попал в срез трубы. Верхняя часть трубы, где был Молотков, наклонилась и чудом удерживалась на железной прожилке. Несколько минут от Володи не было никаких сигналов. Все думали, что он погиб. Но вдруг что-то ярко-красное, как горящий факел, упало вниз. Это оказался залитый кровью лоскут, оторванный от нижней рубахи, в котором была завёрнута записка: «В квадрате 4832 у вокзала бронепоезд. Ведёт огонь…»
Артиллерийский полк тут же дал залп, второй, третий, и гитлеровское чудовище заглохло.
Володю сняли с трубы, отправили в госпиталь, но спасти ему жизнь не удалось.
Только потом мы обратили внимание: координаты огневых точек были написаны на обратной стороне заявления о приёме его в партию. Звание Героя Советского Союза коммунисту Владимиру Молоткову было присвоено посмертно.
Помните у поэта Державина стихи, посвящённые воинам Суворова, взявшим Измаил?
А слава тех не умирает,Кто за Отечество умрёт,Она так в вечности сияет,Как в море ночью лунный свет.
Какое-то мгновение в классе стояла тишина, сквозь открытое окно донёсся шелест тополя, а потом кто-то не сдержался, легонько хлопнул ладонями, и тут весь взвод зааплодировал. Урок полковника Маркова прошёл замечательно.
Юрий Гаврилович поднял руку:
— Так сражались герои. Не счесть подвигов советских воинов в сражениях под Москвой и Ленинградом, под Орлом и Киевом, в боях за Прагу и Берлин… Свыше одиннадцати тысяч воинов было удостоено звания Героя Советского Союза, миллионы награждены орденами и медалями. Это и есть всенародный подвиг!
Юрий Гаврилович посмотрел на часы:
— Ну, а нам время завершать урок.
Тайна фамилии
Из редакции «Пионерская зорька» Алле Антоновне Жаровой переслали пачку писем. После передачи по радио о пионерском знамени посыпались отзывы радиослушателей. Одни писали, что им понравился рассказ, и просили ответить, правда это или выдумано? Другие запрашивали адрес героя рассказа Васи Суворова и спрашивали, сколько ему лет.
Одно письмо было подобно молнии. Прислал его контр-адмирал в отставке Фролов. Он сообщил, что знает отца Васи Суворова — капитана первого ранга Суворова.
Вот что писал контр-адмирал:
«Я участник трёх войн. Воевал в первую империалистическую, в гражданскую и в Великую Отечественную на флоте. Но рассказать хочу не о себе, а о своём боевом товарище — капитане первого ранга Александре Васильевиче Суворове, отце Васи.
Это было в гражданскую войну. Мы выходили из Петрограда на боевом корабле «Грозный» ночью, когда стало известно, что английский флот доставляет оружие и боеприпасы белогвардейским войскам. Обстановка в молодой Советской Республике была сложная. Наша страна — в огненном кольце. В стране голод. Очень много в то время было детей-сирот. Среди них находились ребята и постарше, кто рвался на фронт.
В то время я командовал боевой частью корабля, а проще говоря, всей артиллерией, которая имелась на нашем «Грозном». В Балтийском море мы приняли неравный бой, потопили вражеский крейсер, но и сами понесли потери. Во время боя я заметил одного проворного паренька. Он подавал боеприпасы к орудию. «Откуда, думаю, у нас на корабле юнга?» Когда бой затих, поинтересовался: «Почему допущен до орудий неизвестный человек?» А мне матросы отвечают: «Известный. Он уже третий день у нас. А вот как пробрался, пострел, на «Грозный», не говорит».
Позвал я парнишку в свою каюту и учинил допрос: «Кто и зачем здесь?» Отвечает: «Я Александр Васильевич Мамин, отца ищу».
Оказалось, мать его умерла от тифа, родных в Петрограде нет, отец служил матросом на каком-то боевом корабле. Вот и пробрался он к нам незаметно, когда грузили ящики со снарядами. Снаряды вытащил, а сам лёг в ящик. Ну, что с ним делать? Оставили на корабле. Фамилия его — Мамин — матросам не понравилась, и, поскольку его звали Александром Васильевичем, назвали его Суворовым. Потом долгая служба, учёба в первом советском военно-морском училище, которое теперь носит имя Дзержинского, и стал Александр Васильевич сам капитаном-командиром боевого корабля.
Александр Суворов-Мамин навсегда выбрал трудную, но почётную и ответственную профессию офицера, полную романтики.
Был я и на свадьбе у Александра. К сожалению, мне ни разу не пришлось видеть сына моего друга — Васю. Но я знал, что растёт хорошая смена отцу. Помню, Александр говорил мне: «Всё не решаюсь сказать сыну, что фамилию ношу по воле моряков революционного флота. Знаешь, боюсь этим огорчить сына. Подрастёт и тогда расскажу». А теперь, спустя сорок лет после того, как мы расстались с капитаном первого ранга Суворовым, я узнал, что сын его, Вася Суворов, как и отец в юном возрасте, сражался в боях за Родину. Узнал и о том, что у Васи есть сын Саша — суворовец. Я очень рад и горжусь, что у моего боевого друга растёт внук — наследник боевых традиций Суворовых…»
Прочитав это письмо, Алла Антоновна задумалась: «Как же не просто складываются судьбы людей! Оказывается, не только Саша, но и его отец не знает, что они не Суворовы, а Мамины».
Честь и совесть
Педагогический совет училища закончился к концу рабочего дня. Решали, как быть с Ильёй Зубовым: отчислить из училища, как нарушителя дисциплины, или оставить? Генерал всё ещё находился у себя в кабинете. Пётр Фёдорович был расстроен. Он так и не получил ответа, почему Илья Зубов, принятый в училище с предупреждением, не проявил в учёбе усердия? С дисциплиной и того хуже. Многие настаивали избавиться от Зубова. Но это крайняя мера и лёгкий путь. Может быть, недостаточно строг был к нему командир? Или замечания, беседы с Зубовым ожесточали его? Не рано ли отвернулся от него коллектив?
Пётр Фёдорович подошёл к окну, вдохнув свежий майский воздух, уловил запах сирени. Нежный аромат уходящей весны напомнил ему тот роковой год, когда он был в таком же возрасте, как Илья, и тоже закончил девять классов.
