Ирина Пивоварова - Тройка с минусом
– Моль бесхвостая! – сказал Агафонов и плюнул.
– Агафонов! Как тебе не стыдно! – закричала до глубины души оскорблённая за Алика Тося Одуванчикова. – Бессовестный! Ира, скажи ему, чтобы он покинул наше собрание!
– А мне плевать на ваше собрание, – невозмутимо ответил Агафонов и вразвалочку вышел за дверь.
И снова все закричали и зашумели…
Но тут зазвонил звонок, и кратковременное классное собрание кончилось, так и не принеся никаких результатов.
«Он стоял за деревом»
Тося и Алик шли домой. Щёки у них горели от возбуждения.
– Алик, – говорила Тося, – а ты что, в самом деле подозреваешь Агафонова? А? Алик…
– Может, и его, – туманно отвечал Алик.
– Алик, а почему, почему? – спрашивала Тося.
– Узнаешь, когда время придёт, – говорил Алик.
– Алик, ну, А-а-лик!.. – взмолилась Тося, не выносившая никаких тайн. – Ну скажи, пожалуйста! Ну, прошу тебя! Ну, как это ты понял? Ты что, ВИДЕЛ?
– Видел, – сказал вдруг Алик, и Тося вздрогнула от этого короткого слова.
– Алик, а что ты видел? – осипшим от волнения голосом, почти шёпотом спросила Тося.
– Я видел, как он стоял за деревом, – многозначительно и важно произнёс Алик.
– За каким деревом?! Ну говори скорее! Ну, Алик! Ну, что он за этим деревом делал? Журнал в портфель прятал, а? Да что ж ты молчишь?
– Видела, когда мы вчера из школы выходили, – сказал Алик, – он за деревом стоял?
– Не видела, – чистосердечно призналась Тося. – Он когда снежками начал кидаться, я сразу побежала, и всё…
– Вот в том-то и дело, что не видела, – сказал Алик. – А надо видеть! Смотреть надо! Настоящий сыщик ничего из виду не упускает!.. А зачем он там стоял, знаешь?
– Нас ждал, – сказала Тося. – Он специально снежки приготовил.
– Плохо ты соображаешь! – сказал Алик. – ОН ЖДАЛ, КОГДА ВСЕ РАЗОЙДУТСЯ…
– Ой! – поняла Тося. – Значит, он хотел вернуться в класс за журналом?
– Вот именно, – сказал Алик. – Теперь, я надеюсь, тебе всё понятно?
Тося, восхищённая Аликиной сообразительностью, молчала.
– Вот так-то, – сказал Алик. – Я по всей Москве преступников искал, а они среди нас ходят! У себя под боком надо было глядеть. Большая была ошибка! Ну ничего. Теперь-то я докажу, на что я способен!
– Алик, а можно, я тебе опять буду помогать? Я ведь этого Агафонова терпеть не могу!
– Нет, – твёрдо сказал Алик. – Я сам его разоблачу. Я хочу, чтобы все в классе поняли, кто я такой и на что я способен.
– Алик, а ты его не боишься? – спросила Тося. Перед её глазами встала та сцена в окне…
– Ещё чего! Да я захочу – его мигом из школы попрут! Всё теперь от меня зависит.
…Когда на следующий день Нина Петровна вошла в класс, она первым делом кинула быстрый взгляд на учительский стол. Журнала на столе не было.
На перемене к ней подошёл с таинственным видом Алик Спичкин.
– Нина Петровна, можно вас на минутку? – сказал он, оглядываясь по сторонам. – Мне вам кое-что сказать надо.
– Я тебя слушаю, Алик.
– Нина Петровна, я не могу больше молчать! – вдруг горячо заговорил Алик Спичкин. И снова оглянулся.
– Да в чём дело, Алик? – сказала Нина Петровна.
– А дело в том, что я знаю, кто журнал стащил! – выпалил Алик.
Нина Петровна побледнела.
– Кто-нибудь в нашем классе?
– Агафонов, – как отрезал Алик. – А больше я вам пока ничего не скажу.
«Анюточка, почему ты плачешь?»
Ирина Васильевна Залетаева пришла с работы, как обычно, ровно в шесть часов вечера. Она поднялась по лестнице на свой этаж, вынула из кармана ключ и хотела было открыть дверь, но передумала и позвонила. Она знала, что её ждёт дочь Анюточка, что, услышав звонок, она вскочит и побежит открывать ей дверь.
Тр-р-рк… – протрещал звонок.
Ирина Васильевна мысленно улыбнулась, представив себе, как вскакивает со стула Анюта, как она мчится по коридору, как несёт ей в переднюю тапочки.
Но странное дело, сегодня Анюта и не думала торопиться.
Тр-р-рк, тр-р-рк… – нажала два раза подряд Ирина Васильевна.
Анюта не открывала.
Уже нервничая, Ирина Васильевна нажала на звонок третий раз… И когда дверь всё же не открылась, Ирина Васильевна подумала, что случилось что-то ужасное, что её дочь тяжело заболела.
Быстро вытащила она из сумочки ключ и сунула его в замочную скважину…
В квартире было тихо и темно. Дверь в комнату была прикрыта.
– Анюта! – позвала Ирина Васильевна.
Никакого ответа.
Ирина Васильевна вошла в комнату.
В середине полутёмной, сияющей чистотой комнаты стоял стол с чёрными ножками и блестящей коричневой полированной крышкой. В полированной поверхности стола отражалась синяя вазочка из чешского стекла и лежащие в ней крупные оранжевые апельсины. Мягко колыхались белые тюлевые занавески – форточка была открыта, по комнате разгуливал свежий воздух. Возле торшера с двумя маленькими бумажными абажурами, голубым и жёлтым, на широкой зелёной тахте под большим пуховым платком лежала Аня. Лица её не было видно.
«Что такое? В чём дело? Она спит? Почему она спит?» – вихрем пронеслось в голове у Ирины Васильевны, и она вспомнила, что совсем недавно тоже застала дочь спящей, и тогда ещё удивилась и встревожилась: Аня никогда не спала ни днём, ни под вечер, а теперь вот пожалуйста, опять…
– Анюта… – тихо позвала Ирина Васильевна, подходя к Ане и стараясь заглянуть ей в лицо.
Анины глаза были закрыты. Лицо у неё было бледное. На скулах горели лихорадочные пятна.
– Заболела… – охнула Ирина Васильевна.
Да, теперь у Ирины Васильевны не оставалось никаких сомнений в том, что её единственная, горячо любимая дочь была тяжело больна. И к чести Ирины Васильевны, надо заметить, что, поняв это, она не опустила руки и не стала тратить время на ненужные охи и вздохи, а, будучи человеком энергичным и решительным, быстро принялась за дело.
Она побежала на кухню, вынула из буфета картонную коробочку с сухой ромашкой, и через минуту приятный запах цветущего луга уже разливался по всей квартире и доносился до ноздрей Ани, которая вовсе и не думала спать, а только делала вид, что спит, потому что до этого она долго плакала, и глаза у неё были опухшие, и она не хотела, чтобы мама это заметила.
«Мама ромашку варит, – подумала Аня. – Она решила, что я заболела. Сейчас она меня будет ромашкой поить».
И верно. Ирина Васильевна, свято верившая в то, что ромашковый чай помогает от всех болезней, поставила на поднос большую белую чашку и понесла её в комнату.
– Анюточка, – сказала она, присаживаясь с подносом на край тахты, – проснись, дочка. Я тебе чайку сделала.
– Я не хочу, мама, – не поворачиваясь, сказала Аня.
«Так она не спит?! – мелькнуло в голове у Ирины Васильевны. – Я пришла, а она даже не повернулась ко мне?! У неё воспаление лёгких!!!»
– Как это «не хочу»? – сказала Ирина Васильевна. – Обязательно выпей! И повернись ко мне, я тебе лоб пощупаю.
Нехотя, очень нехотя повернулась Аня к маме. Глаза у Ани в самом деле были красные и опухшие.
«Завтра же вызову врача, – с тревогой всматриваясь в дочь, подумала Ирина Васильевна. – У неё температура не меньше сорока…»
Но Анин лоб, как ни странно, оказался ледяным.
– Анюта, – сказала Ирина Васильевна, – ты ужасно выглядишь. У тебя что-нибудь болит?
– Ничего у меня не болит, – отводя глаза, тихо, как будто издалека, ответила дочь.
– Может, ты чего-нибудь хочешь? Может, тебе апельсинчик дать? – допытывалась Ирина Васильевна.
– Не надо, – шёпотом отвечала Аня.
– Но почему? – ещё больше пугалась Ирина Васильевна. Кому, как не ей, было знать, что её дочь обожает апельсины.
Но Аня не отвечала. Она снова отвернулась к стене и вдруг стала плакать.
Худенькие Анины плечи вздрагивали под серым платком, из опухших глаз катились и падали на подушку слёзы, и Ирина Васильевна разволновалась не на шутку. Её любимая дочь, бледная, с кругами под глазами, лежала на тахте, плакала и уверяла, что у неё ничего не болит. А почему она лежала на тахте, почему была такая бледная и почему у неё под глазами круги – неизвестно, и неизвестность эта пугала Ирину Васильевну.
– Анюточка, почему ты плачешь? – спрашивала Ирина Васильевна.
Но Аня молчала, на все вопросы она отвечала только «да» или «нет». И даже когда Ирина Васильевна сказала Ане, что не пустит её завтра в школу, Аня, которая в другой раз стала бы непременно спорить, покорно сказала:
– Хорошо, мама. Я не пойду.
Всё это было странно. Очень странно.
Утром Ирина Васильевна позвонила в поликлинику и вызвала на дом участкового врача Усачёву Розу Борисовну.
Ирина Васильевна пьёт валерьянку
За всё утро Аня не сказала ни слова. Она лежала и глядела в потолок.
– Анюточка, о чём ты думаешь? – допытывалась Ирина Васильевна.
– Ни о чём, – говорила Аня.
Но это была неправда.
Аня думала обо всём.
