Джоан Робинсон - Когда здесь была Марни
– Хватит зевать, пошли грибы искать!
Марни схватила ее за руку, и они вдвоем побежали вниз, в поле. Волосы развевались, в ушах свистел ветер. Его порывы ощутимо толкали девочек, едва не сбивали с ног: казалось, с ними играло большое доброе существо. Марни, оказывается, знала самые грибные места. Вдвоем они быстро наполнили два бумажных мешка, которые Анна захватила с собой.
Тогда они вновь улеглись на склоне и стали смеяться.
– И как только ты каждый раз угадываешь, где они сидят? – спросила Анна. – Я, например, вот этих маленьких даже и не видела, пока чуть не наступила!
– Ну, мне грех не знать, где тут что. Я же тут давно.
– Везет тебе, – позавидовала Анна. – Насколько давно?
– Да каждое лето. Сколько себя помню.
Наблюдая за Марни, Анна видела, что у нее были глаза цвета моря, а волосы, сдутые ветром на лицо, – как сухая трава на дамбе, только светлее. Анне казалось, она никогда не видела девочки красивее. У нее самой были темные волосы и загорелая кожа: уродство да и только. По сравнению с ней я и правда ведьма, подумала она и с новой силой возненавидела свою внешность.
– Ты что так вдруг помрачнела? – спросила Марни. Она обнаружила на склоне дамбы ямку и уютно устроилась в ней. – Лезь сюда, тут заветрие!
Они лежали бок о бок, посасывая травинки. Ветер шумел у них над головой, почти не ероша волос. В наступившей тишине Анна пробормотала:
– Ты такая счастливая… Я бы хотела быть как ты!
– Почему?
Анна хотела ответить: потому, что ты красивая, богатая и милая, потому, что у тебя есть все, чего нет у меня… Однако произнести это вслух как-то не получалось. Наверное, потому, что прозвучало бы очень уж глупо. Она хмуро жевала свою травинку – и не отвечала.
– Расскажи мне теперь, кто это хотел избавиться от тебя и почему, – сказала ей Марни. – Твои родители не любят тебя, что ли?
Анна мотнула головой:
– У меня нету родителей. Я… ну, я типа приемная. Я живу с мистером и миссис Престон. Я их называю дядюшкой и тетушкой, хотя это не так…
– Ай, бедненькая! Они, наверное, жестокие? – произнесла Марни едва ли не с надеждой.
– Нет. Они ко мне очень добры… Она, во всяком случае. Его-то я не особенно вижу, он весь такой занятый… Он тоже добрый, наверное. Разговаривает со мной ласково…
– А что с настоящими родителями произошло?
Анна ответила ровным, скучным голосом:
– Мой отец куда-то ушел… не знаю куда. Мама вышла замуж за кого-то другого. Потом они уехали на выходные, а меня оставили с бабушкой. Машина попала в аварию, и все погибли.
– Бедненькая, – повторила Марни, на сей раз с искренним сочувствием. – Вот ужас какой! Ты ведь их оплакивала? Переживала ужасно?
– Да нет, не то чтобы. Я всего этого даже не помню… Говорю же, я с бабушкой жила.
– А потом?
Анна пожала плечами:
– А потом она умерла.
– Почему?
Анна снова пожала плечами, сорвала длинную травинку, взяла в зубы.
– Откуда я знаю? Она куда-то поехала из дому, сказала, что ей не очень хорошо, обещала вскоре вернуться… и не вернулась. Взяла и умерла, вот. По крайней мере, так мисс Хеннэй сказала.
– Кто такая мисс Хеннэй?
– Это такая женщина, которая иногда приходит меня навестить. Ну, то есть приходит к миссис Престон поговорить обо мне. Это у нее работа такая: ходить навещать детей вроде меня… типа приемных. Она должна меня расспрашивать о школе и вообще обо всем. Она очень хорошая, только я никогда не знаю, что бы такое ей рассказать. Я ее разок спросила про бабушку, ведь бабушку я вроде как помню… она и сказала мне, что та умерла. – Помолчав, Анна добавила с вызовом: – Ну и что? Кому какое дело?
Марни потрясенно смотрела на нее:
– Ты разве не любила ее?
Анна ответила не сразу. Некоторое время она хмуро разглядывала землю перед собой, потом вдруг выпалила:
– Нет! Я ее ненавижу! И маму ненавижу! Всех! Вот именно!
Марни озадаченно смотрела на нее.
– Но твоя мама погибла, – сказала она затем. – Это же от нее не зависело. Она ничего не могла с этим поделать!
Анна мрачно покосилась на нее. И сказала, словно оправдываясь:
– Она меня дома оставила. Когда уехала на выходные. Вот.
– И твоя бабушка не по своей воле умерла. – Марни все пыталась взывать к голосу разума. – Это просто случилось. Она тут ни при чем.
Но Анна стояла на своем:
– Она тоже меня покинула. Бросила. Она от меня уехала! И она обещала вернуться, а сама не вернулась! – Она всхлипнула, хотя слез не было, и сердито добавила: – Я ее ненавижу за то, что она меня бросила совсем одну. Она не осталась, чтобы обо мне позаботиться. Это было неправильно! Несправедливо! Я ее никогда не прощу! Я ее ненавижу!
– На самом деле, – Марни попыталась утешить подружку, – по-моему, тебе повезло, что ты приемная. Я тоже частенько думаю, может, и я приемная… только ты никому не говори, ладно? Я иногда этого даже хочу. Было бы, по крайней мере, ясно, что мои мама с папой просто ужасно добры – удочерили меня, маленькую сиротку, которая никому не нужна была…
Настал черед Анны испытать удивление.
– А я думала, каждый до смерти рад с собственными родителями жить… если знает, кто они, – поделилась она еще одной своей тайной болью. Она задумчиво смотрела на Марни. – Если я тебе страшный секрет открою, обещаешь никому не говорить?
– Конечно! Мы же все время с тобой секретами делимся, правда? Еще не хватало кому-то рассказывать!
– Ну… это насчет Престонов. Я тебе сказала, что они добрые… Это правда, но я думала, они обо мне заботились и все делали, потому что я им вроде собственного ребенка… но недавно я выяснила… – Анна понизила голос почти до шепота, – …я выяснила, что им платят за это!
– Вот это да! – У Марни округлились глаза. – А ты точно уверена? Откуда ты знаешь?
– Я письмо нашла. Оно в ящике буфета лежало. Такое… на машинке напечатанное… и там говорилось, что какой-то совет собирался мое содержание увеличить. И чек лежал…
– Ого! – выдохнула Марни. – И что ты сделала?
– Когда она вернулась домой, я попыталась спросить, что к чему. Только я не могла сказать, что прочитала письмо… По крайней мере, не хотела. Мне надо было сначала спросить ее. Я и давай говорить: они, наверное, разорились меня кормить, пальто вот на зиму купили дорогущее… ну и так далее. А она мне в ответ: им, мол, все это очень нравится, и чтобы я не волновалась… и если я слышала разговор, что у них с деньгами напряг, так чтобы всерьез не воспринимала. Сейчас, дескать, все так говорят, а на самом деле все чепуха. – Она остановилась набрать воздуха и быстро продолжила: – Ну, я давай дальше спрашивать про деньги, про то, что сколько стоит… всяко-разно ее подбивала мне рассказать. А она – ни в какую. Знай твердит, что любит меня и чтобы я не волновалась. А потом я посмотрела, а письма-то и нет. Спрятала, значит. Вот тут я и поняла, что все правда!
Марни, похоже, серьезно задумалась.
– По-твоему, это значит, что она совсем тебя не любит?
– В каком-то смысле любит, наверное. – Анна постаралась быть справедливой к миссис Престон. – Но ты же понимаешь, в чем разница? Что за радость, когда кому-то платят за то, чтобы он тебя любил!.. Только я думаю – после того разговора она догадалась: я знаю. Стала на меня так беспокойно смотреть… выяснять, с чего это я все спрашиваю про деньги… И еще стала все делать, чтобы меня порадовать. Но это было уже не то… и не могло быть…
– А почему ты не спросила мисс Хеннэй? – Марни осенила идея.
– Ой, нет, – содрогнулась Анна. – Это уж как-то совсем нехорошо было бы. Да и как мне о таком с ней говорить, я же ее не знаю совсем… Она-то все про меня знает, а я про нее – почти ничего. Ну, и о них как-то расспрашивать… за спиной… Нет, нехорошо. И потом, я ведь и так все узнала. Она мне все равно ничего нового не рассказала бы. Но… – Ее голос сорвался, вдоль носа проложила путь слеза. – Но я так хотела, чтобы она мне сама рассказала… Я же ей как только не намекала…
Марни придвинулась ближе, коснулась ее волос.
– Анна, милая… Я тебя люблю сильно-сильно! Так, как еще ни одну девочку не любила! – Она стерла ее слезинку и вдруг снова развеселилась: – Ну вот! Теперь тебе полегчало?
Анна улыбнулась. Да, ей действительно полегчало. Она как будто сбросила тяжелый груз. Они с Марни побежали обратно через поля, и она чувствовала себя легкой, как ветер. И даже когда их пути разошлись и она одна продолжила путь домой с добытыми грибами в кульках, лицо ее то и дело расплывалось в улыбке, сияя простой радостью жизни.
На углу она заметила Сандру, стоявшую с двумя или тремя другими детьми.
– Психованная! Психованная! – заметив Анну, закричала Сандра. – Моя мама говорит, она из психушки сбежала! Бродит по берегу и сама с собой разговаривает! Она моего маленького кузена до смерти напугала. Взяла налетела на него посреди болота! Тетя тоже говорит – носилась как полоумная! – Сандра повернулась к младшему мальчику в голубом полиэтиленовом плаще, стоявшему подле нее. – Вот эта самая девочка, да, Найджел?
