Тамара Михеева - Дети дельфинов
— Ох, Лойко, — сказала Роська, вытирая губы, — как можно так жить? Красишь себя постоянно этой гадостью! Какой-то обманщик заморочил тебе мозги…
— Роса! — остановил ее Лойко и укоризненно покачал головой. — Я не знаю, что значит «заморочил мозги», но я чувствую: тебе не нравится Посланник Богов. Значит, тебе не нравится моя жизнь? Ведь он спас меня!
— Он тебя использует! И весь анулейский народ. Он хочет погубить вас! — вспылила Роська.
— Рося, подожди, — сказал Максим. Он задумчиво посмотрел на Лойко. Долго смотрел, Лойко даже заерзал.
— Лойко, — сказал он наконец, — а у тебя кожа не болит? Ну, не чешется, болячек нет?
Лойко быстро глянул на Максима и отвел глаза.
— Ты смотришь в глаза долго, как Вождь, — сказал он глухо. — Ты поэтому узнал, что я болен? Скоро болезнь совсем заберет меня. Я весь в болячках, красных и больших. Они рвут мою кожу. Я умру. И все зря.
Лойко уронил голову.
— Пусть, — услышали мы. — Зато мой народ вернется к морю. Раз болезнь не остановить…
— Ее можно остановить, — сказал Максим спокойно.
Я сразу понял, чего добивается Максим. Ведь кожа Лойко, постоянно покрытая гуталином, не дышит. Как тут болячкам не появиться! Он и чувствует себя, наверное, плохо. Я читал, что кожа обязательно должна дышать. Если Максим убедит его смыть краску, все откроется, Игоря разоблачат, и мы будем спасены.
— Да, — сказал я, и Максим посмотрел удивленно-обрадованно. А я торопился рассказать, что придумал. Главное — не спугнуть Лойко, не говорить про Игоря, а то он перестанет нам верить.
— Лойко, недалеко от города есть река, да?
— Не река, озеро. Откуда ты знаешь?
— Твой отец нам сказал, ведь мы из его племени. Это не простое озеро, в нем целебная вода. Ведун Киро знал об этом. Иди на это озеро. Искупайся там три раза. Так, чтобы вся чернота с тебя сошла. Потом найди на берегу старое дерево, сорви его лист и три все свои болячки…
— Тогда лучше траву-заживлятку, она все раны затягивает…
— Сначала лист старого дерева, а потом заживлятку свою… И делать так надо каждый день.
— Три дня, — вставил Максим.
— Да. Но есть два условия.
— Какие?
— Во-первых, эти три дня ты не должен носить одежду, чтобы болезнь покинула тебя без преград. А второе…
— Никто не должен знать, куда ты идешь, — сурово сказал Максим. — Ни Вождь, ни твой дедушка, ни Посланник.
— Посланник все равно узнает, ему скажут Боги.
— Не скажут, — уверил его Максим. — После этого, Лойко, после лечения…
— Обряда, — поправил я.
— Да, после обряда, Лойко, ты уже не должен красить себя той краской.
— Но я же не могу!
— Тогда ты умрешь, — сказала Роська и вдруг расплакалась. — Лойко, миленький, пожалуйста, сделай, как тебе говорят! Подумай о своей маме, о дедушке…
— Не плачь, Роса, не плачь, — беспомощно сказал Лойко. — Хорошо, я пойду. Я сделаю, как вы говорите. Потому что в ваших глазах я вижу, что вы любите меня, а у Посланника — нет, ничего не вижу… А вы правда знаете моего отца?
— Да, — не моргнув соврали мы хором.
— Он очень любит тебя, Лойко, — всхлипнула, успокаиваясь, Роська. — Он не хочет, чтобы ты умирал.
Лойко кивнул и поднялся.
— Хорошо. Я пойду, потому что Посланник соврал народу: это не Боги, это я сказал ему про вас. Я виноват, поэтому сделаю, как вы просили. Скажу, что пошел собирать целебные травы. Я попрошу деда, чтобы он навещал вас. И Олу попрошу, и Ботко.
Когда Лойко вышел, Максим спросил меня:
— Откуда ты знаешь, что рядом есть озеро?
— Я не знал про озеро, но ведь люди всегда селятся у воды — я по истории читал. Вот и подумал, что здесь тоже есть река или какой-нибудь другой водоем.
— Главное, что сработало!
Роська легла на пол и сказала:
— Дождь и Солнце, помогите нам.
В эту ночь было полнолуние. Я лежал на животе, уткнувшись подбородком в скрещенные ладони. Смотрел на лес и на город. От луны было светло. Странный серебряный свет. Я никогда такого не видел. На дорогу ложились длинные тени деревьев и густые — домов. Лунный свет делал лес и город похожими на другую планету, тихую и печальную. Что творится сейчас в Поселке? Папа с Лешей Смелым, наверное, прочесывают скалы и Холмы, Степанов на катере — море. А дядя Фаддей? Он наверняка сбегал уже к тому месту, где мы прячем «Ласточку», и не знает, что и думать теперь. А мама?
— Ты не спишь? — услышал я шепот Максима.
Я покачал головой.
— Думаешь, нас уже ищут?
— Конечно.
— Может, они нас спасут…
Нет, не стоит даже надеяться на это. Ни у кого и в мыслях не будет искать нас в лесу. Если, конечно, дядя Фаддей не расскажет про «Ласточку».
— Бедный дядя Фаддей, — вздохнул Максим. — А твои родители, Листик? Они, наверное, с ума сходят?
Я кивнул. Что тут скажешь? Зачем вообще об этом говорить?
Максим придвинулся ко мне вплотную.
— Надо бежать отсюда, — сказал он мне прямо в ухо.
— Интересно как?
— Тише… Можем попробовать, если Лойко нам поможет. Тебе — в первую очередь.
Я оторопел: почему это мне?
— Ты что, не понимаешь? Ты один знаешь Игоря, ты один можешь его разоблачить. Ты для него главная опасность.
Да, это верно. Хотя кто мне поверит? Мне стало страшно. Если Совет решит, что мы враги, меня первым отправят к праотцам…
4
Уже третий день мы жили у анулейцев. Лойко не показывался. Ушел на озеро исцеляться. Мы ждали его и тысячу раз прокручивали сцену его появления перед племенем. Мы проделали в задней стене шалаша лазейку и иногда по одному выбирались из нашей тюрьмы — подглядеть, что делается в Поселке. Это было и страшно, и весело, будто играешь в прятки.
Нам разрешали гулять по всему городу, но убежать было невозможно. За нами следили, сменяя друг друга, трое Хвостов. Сначала было жутко от их молчаливого сопровождения, но сегодня я вдруг понял, что даже не замечаю их. Наверное, потому, что анулейцы относились к нам совсем не так враждебно, как хотел Игорь. Когда мы проходили мимо, женщины, не обращая внимания на Хвостов, совали нам в руки всякие вкусности: то душистые лепешки, то тягучие сладкие ириски в виде животных, то дикие яблоки, то маленькие пирожки с щавелем или черемухой. Женщины улыбались, но заговорить не пытались. Только бусами позвякивали. Бусы были из таких же приплюснутых крупных бусин, что нашла однажды Роська в заливе.
Ребята, те вообще делали всё, чтобы с нами подружиться. Сначала к нам пришел Ботко. Мы видели, как, скрестив руки на груди, к шалашу подошел рыжий мальчишка с носом-картофелиной и серьезными глазами. Он что-то показал Хвосту, и тот пропустил его, почтительно приподняв дверь-занавеску. Забравшись в шалаш, мальчишка преобразился: глаза стали веселыми, рот растянулся в щербатой улыбке.
— Меня ведун Ньюлибон прислал, — сказал он и показал большую ракушку. Это была раковина рапана — таких много у нас на берегу, — только очень большая. Откуда она здесь?
— Это древний знак ведуна, — объяснил Ботко, — он остался еще с тех времен, когда наш народ жил у моря. Она волшебная. Вот, приложи ее к уху! Если ты хороший человек и не желаешь никому зла, то услышишь шум далекого моря. Я слышу, — добавил он поспешно.
— Можно посмотреть? — попросила Роська. Она взяла в ладони раковину, погладила ее бугорки, потом улыбнулась и приложила ее к уху.
У меня даже в глазах защипало, так захотелось домой. Я вспомнил, как в один из первых дней Роська собирала такие же ракушки на берегу и как потом Вероника ее ругала. Весь дом, мол, захламила, ступить некуда.
— Откуда она у тебя? — спросил Максим.
— Ведун Ньюлибон дал. Он ушел в лес за травами и с Богами поговорить… про вас… — Ботко смутился, но тут же весело улыбнулся. — Попросил вас навещать. Он почему-то всегда так со мной разговаривает, будто давно меня знает.
— Ботко, — дернулся Максим, — а тебе не кажется, что ваш ведун на кого-то похож?
— Ну-у… — рассмеялся Ботко. — У нас таких черных нет. И чтобы без волос. А у вас?
— Похожие люди живут далеко отсюда. В Африке, — сказал Максим, — там всегда жарко.
— Здорово! — восхитился Ботко.
Потом мы отправились с ним гулять. Один из Хвостов шел следом. Но по пути какая-то женщина попросила его донести до дома тяжелую кадку с мелко порубленным щавелем, и он от нас отстал. Мы переглянулись. Нет, все равно не сбежишь, даже если Хвоста нет рядом. Они охраняют город по периметру, да и Лойко… его ведь теперь не бросишь.
Ботко показывал нам достопримечательности и все рассказывал: как разжигают священный костер на круглой площадке, которая называется «коло», как строят дома, как Вождь и ведун выбирают себе невест на празднике Солнца. Ботко важничал. Максим хихикнул:
— Совсем как Листик в день нашего приезда.
