Фейри Чернолесья - Алан Григорьев
Начав говорить, он проявился, Келликейт от неожиданности ахнула, а Итан и вовсе попятился, запричитав:
— Ой, божечки! Я его видел! Видел!!! Он хотел убить меня!!!
Элмерик выхватил флейту, которая могла играть не только прекрасную музыку, но и быть оружием в умелых руках барда.
— Это правда? — нахмурился он.
Руад в ответ выпустил из плеча ещё несколько колючих побегов и положил руку на рукоять клинка, но первым нападать не спешил.
— И да, и нет. Я хотел припугнуть негодяя. И сделал это не наяву, а во сне. Но этот смертный такой дурак, что даже не понял, о чём я толкую.
Итан собрался было броситься наутёк, но Келликейт, схватив плотника за рукав, прошипела:
— Даже не думай удрать, прокляну! — и тот остался. Только заныл в голос:
— Богами молю, отпустите! Ничего не знаю, ничего не ведаю! Уеду из Чернолесья на веки вечные, забирайте дом, огород! Всё забирайте!
— Сдался мне твой огород, — поморщился Руад. — Натворил дел, а теперь — «уеду»? Вот же подлая человечья душонка!
— Полегче! — нахмурился Элмерик. — Все люди разные, как и младшие ши. Есть подлые, а есть благородные. Давайте сперва во всём разберёмся. От Итана, конечно, толку нет…
— Я вспомнил! — вдруг перебил плотник, дрожа, как осиновый лист. — Я правда видел этого парня во сне. Он угрожал, мол, убью. И ещё говорил: копай, мол, овин. Я думал — может, на клад указывает? Перекопал весь овин, потом сенник — ничего. Даже в свинарнике рыл!
Руад горько рассмеялся.
— Мало того, что глупец, так ещё и глухой. Я говорил: выкопай Гвин.
— А кто такая Гвин? — любопытная Келликейт подалась вперёд.
— Леди Белого Шиповника, — фейри указал на другой берег. — Дама моего сердца, с которой это негодяй посмел разлучить нас.
— Проточная вода! — Элмерика вдруг осенило. — Большинство младших ши не может пересечь Рябиновый ручей ни по мосту, ни вброд. И Льиса пыталась намекнуть! Как же я сразу не догадался!
Белый куст шиповника зашелестел листьями на своём островке — и это в безветренную погоду.
— Так она оказалась заперта? Бедняжка, — всплеснула руками Келликейт.
— Я ничего не знал, — повинился плотник, шмыгнув носом. — Эх, надо было сразу на мельницу идти, а не с бабкой Шеллиди договариваться. Да чёт боязно было… говорят, у мельника рога на макухе растут, а он их шапочкой прикрывает, потому что бес.
— Сам ты бес! — обиделся Элмерик. — Мастер Патрик такой же человек, как я или ты, только в сотню раз умнее. Ладно, что сделано, то сделано. Значит, надо просто пересадить куст белого шиповника с одного берега на другой, и дело с концом. Влюблённые воссоединятся, Льиса перестанет злиться. Итан, неси лопату!
— Теперь всё не так просто, — покачал головой Рыцарь Шиповника, заправляя длинную рыжую прядь за ухо. — Гвин слишком долго пробыла в заточении на маленьком клочке земли, без надежды, без любви. Боюсь, она… больна.
Час от часу не легче!
— Что значит «больна»? Фейри разве болеют?
Элмерик подозревал, что ничего хорошего их не ждёт. Так и вышло. Рыцарь, отведя глаза, пробормотал:
— Её шипы… теперь они могут принести боль и смерть добрым жителям Чернолесья.
— Но ты всё равно строил для неё мостик из камней?
— Не по чести было бы бросить леди в беде и заточении! — вскинулся Руад. — Я думал так: главное — избавить мою Гвин от одиночества. А там — вместе справимся с напастью. Но, как честный ши, и как рыцарь, я не мог не предупредить вас, что моя прекрасная дама сменила милое обличье…
— Перерождается, — шепнула Келликейт. Элмерик кивнул.
Он тоже знал эту легенду. Младшие ши — очень свободолюбивые создания. И если кого-то из них запереть, то пройдёт месяц, может, два, в самом лучшем случае — полгода, и узник перестанет быть миролюбивым, даже если прежде был незабудковой феечкой. Он начисто забудет прошлое и станет одним из слуа ши, которые известны как самые кровожадные и безжалостные существа на свете.
— Если изменения уже начались, вряд ли что-то можно сделать, — Элмерик говорил тихо, но Руад всё равно услышал и, растопырив шипы, зашипел, как кот.
— Я не позволю вам срубить Гвин! Если она умрёт, то и мне жить незачем! — он выдвинул меч из ножен на пару дюймов.
— А если станет слуа?
— Тогда я последую за ней, — не дрогнул рыцарь.
— Отличный план, ничего не скажешь, — Элмерик не на шутку разозлился. — А нам что прикажешь делать в таком случае? Как защищать деревню?
— Глупо было говорить вам о болезни Гвин, — Руад свернул глазами. — Я допустил ошибку, доверившись смертным.
— Эй-эй, я вообще-то не смертная, а наполовину фейри, — Келликейт резко поднялась, оправляя юбки. — И обещаю тебе, брат: мы сделаем всё, чтобы спасти твою Гвин. Однажды моя сестра, которую тоже называли Леди Белого Шиповника, «заболела», как ты выражаешься. Её недуг проявился завистью и ревностью, она наделала много глупостей. А я не смогла её спасти. Может, если мы поможем Гвин, я смогу простить себя…
— Я чувствую твою боль, — фейри шагнул к Келликейт и взял её ладони в свои, шипы втянулись, не ранив девушку. — Помоги мне, а я помогу тебе. Но если ничего не выйдет, если мы с Гвин переродимся, — обещай, что убьёшь нас обоих. Ты сильна духом и сможешь это сделать. У тебя есть нож из холодного железа?
Келликейт кивнула.
— Да. Я обещаю.
— Благодарю тебя, — Руад улыбнулся, но взгляд его был печален. — Теперь осталось дождаться ночи. Днём Гвин давно не появляется, ей стал противен белый свет. И скажите этому глупому человеку: пускай идёт домой и после наступления темноты даже нос на улицу не высовывает, если не хочет, чтобы его разорвали в клочки.
Итана не пришлось упрашивать — он рванул в дом, как заяц, преследуемый волком, только пятки засверкали.
Руад подобрал упавший с ноги плотника деревянный башмак, приладил парус из листка и пустил по воде. Сказал, мол, на удачу.
Потом до самого наступления темноты Элмерик, сняв сапоги и засучив рукава, строил насыпь. Руад и хотел бы помочь, но не мог даже войти в проточную воду, поэтому продолжал совать лазоревкам камешки. Не то, чтобы от этого был толк, но фейри хотя бы чувствовал себя при деле.
После заката ощутимо похолодало; Элмерик тут же пожалел, что ещё утром отшнуровал рукава у своей старой куртки, да ещё и плащ не взял: думал, они засветло вернутся. Келликейт повезло чуть больше — она редко расставалась с капюшоном с пелериной, так что теперь надвинула его на нос. Жаль, они не могли развести
