Ганна Ожоговская - Не голова, а компьютер
Когда Ирена прочла вслух заметку, Пионтковский закричал:
— Вот дурак! Я бы на его месте…
— Предпочел жвачку, — перебила Эва.
— Ты чего слова не даешь человеку сказать! — накинулся на нее Бирюк. — Наподдать бы тебе, чтобы вверх тормашками полетела и десять раз в воздухе перекувырнулась! Продолжай, Казик!
— …я бы на его месте постарался, чтобы вся Варшава, вся Польша узнала мою фамилию и номер школы, в которой я учусь, и вообще, сдается мне, здесь что-то нечисто. Уж не липа ли это?
Приход Скочелёвой положил конец разговорам.
— Пани Скочелёва, вы уже читали? — подбежала к учительнице Эва с газетой в руках.
— Читала, — ответила та ледяным тоном, — но, по-моему, к ученикам шестого класса «А» это никакого отношения не имеет.
— Как?! — заорал Чушка. — Мы тоже хотим присоединиться! Мой папа прочел заметку и сказал, что даст деньги на памятник. И вообще, сказал папа, стыд и позор, что в Варшаве до сих пор нет памятника великому писателю.
— Что я слышу? — все так же холодно спросила учительница. — Разве не в вашем классе заявили мне, что родители по горло сыты всякими поборами.
— Ну, Солянка — это еще не весь класс, — сказал Казик Пионтковский. — И потом, он у нас с приветом.
— Пионтковский, как ты выражаешься? Какая «солянка»? И при чем тут «привет»?
— «Солянка» — это Солянский. А «с приветом» — значит, он малость того… у него не все дома, дурак попросту. Но если бы я сказал «дурак», вы тоже сделали бы мне замечание, — оправдывался Казик.
— Пионтковский, ты давно в нашей школе, пора бы тебе научиться объясняться человеческим языком. Ну, а теперь приступим к занятиям. О Сенкевиче, если мне память не изменяет, я вам, кажется, не задавала.
— Она тебе никогда этого не простит, — шепнул Костик другу.
Но Марцин сам понимал: дела его плохи. И решил любой ценой доказать, что учительница не права. До сих пор с историей у него осечек не бывало, но историчка известная вредина. Надо быть начеку. А впрочем, скоро каникулы…
10
На переменке Немек рассказывал ребятам про цирк. А они слушали, разинув рты, и немного ему завидовали.
Билет в цирк стоит дорого. Устроили бы специальное представление для школьников, продавали бы со скидкой билеты, тогда другое дело! А так откуда же двадцать злотых взять, родители и без того за голову хватаются: сколько всяких расходов в начале лета… Рубашки, трусы, сандалии, куртки — даже не перечтешь всего! И еще родительский комитет торопит с деньгами на школьный лагерь.
— Представляешь, какой ужас! Мама перешивает на меня кофточки Алиции, — пожаловался Костик другу. — Девчачьи кофточки! Ну не издевательство это над человеком? Одна черная с зелеными листочками, другая — розовая в коричневую клетку и в каждой клетке — белый горошек! Я в них как чучело огородное буду!
— Зеленое, коричневое, розовое… — прикидывал Марцин. — А не плохо, знаешь! Еще бы только гитару под битла!
— От гитары я бы не отказался, но попробуй объясни маме!
— Может, хоть битловку купят?
— Даже заикаться нечего. Я уже третий год таскаю синюю куртку — в ней только по грибы ходить!
— Мне куда хуже, чем тебе, — вздохнул Марцин. — Вечно всякое старье после Вацека донашиваю. Приличную вещь он не отдаст ни за что. А мама на меня даже и не переделывает. «Великовато, — говорит, — да за лето подрастешь, будет в самый раз». Но к осени, когда вещь становится впору, она уже расползается по всем швам, потому что ей сто лет в обед. И меня же еще попрекают: на тебе, дескать, все горит, к Петрику ничего после тебя не переходит. Как же ему может что-то перейти, если мне самому обноски достаются? Никакой справедливости нет на свете! Вацек во всем новеньком щеголяет. Петрик тоже, один я в отрепьях. Знаешь, Костик, хуже нет быть средним ребенком. Ни то ни се. Лучше к дервишам податься. Только где их искать, неизвестно.
— Зато сандалии у тебя мировецкие и новые совсем, — заметил Костик.
— С обувью мне везет! У меня нога больше, чем у Вацека, — с гордостью сообщил Марцин. — Но разговоров, расчетов сколько по этому поводу было! Обсуждали, будто в сейме государственный бюджет. Папа, мама, Вацек. Даже Петрик что-то вякал… Но никуда не денешься — не босиком же мне ходить, вот и пришлось им раскошелиться. Да, сандалии подходящие, на лето, пожалуй, хватит…
— Знаешь, я иногда завидую Немеку, — признался Костик, — все-то у него есть, об одежде и говорить нечего, но взять хотя бы тот же цирк…
— А ты заметил, Немек никогда не хвастается, как другие? И сегодня начал про цирк, а потом пожалел. И под конец сделал вид, будто ничего особенного там нет. На зверей, говорит, стоит посмотреть, но их и в зоопарке полно. А трюки разные — чепуха на постном масле! Просто ловкость рук. Как это называется? Иллю…
— Иллюзионист.
— Во, елки-палки! Язык сломаешь! Иллюзионист. Вот бы нам разным фокусам научиться. Палатка у нас есть… Костик! — завопил вдруг Марцин, и гуляющие в парке с испугом покосились на их скамейку. — Идея есть!
* * *Вечером соседка пригласила мать с Вацеком посмотреть «Кобру» по телевизору. Марцин мыл на кухне посуду после ужина. Младший брат читал в комнате свежий номер «Сверчка».
— Петрик, поди-ка сюда! — позвал Марцин.
— Сейчас, до конца только дочитаю. Интересно очень! — отвечал Петрик.
— Ну что там интересного? Про цирк?
— Нет, про цирк ничего нет. А что?
— А тебе в цирк хотелось бы?
— Спрашиваешь! — У Петрика даже глаза заблестели.
— А сколько стоит билет, ты знаешь?
— Нет. Один мальчик из нашего класса был в цирке. Другие говорят, скоро тоже сходят.
— Брешут, а ты и уши развесил. Знаешь Костика, друга моего? Ну он как-то к нам заходил. Так вот, у него палатка есть. Палатка — не цирк, но фокусы там тоже можно показывать. Я ему буду помогать.
— Марцин, — взмолился Петрик, — а мне… мне можно фокусы посмотреть?
— Не исключено, хотя обещать я тебе не могу.
И, вытирая салатницу, Марцин критическим взглядом окинул младшего брата.
— Почему, Марцин? Скажи, почему?
— Думаешь, Костик всех, кого попало, будет пускать? Билеты будут дешевые, и если всех подряд пускать, такая кутерьма пойдет…
— А почем билет? — спросил практичный Петрик.
— Пятьдесят гро́шей.
— Ну столько-то мне мама даст…
— Вот то-то и оно! Вход в цирк разрешается только тем, у кого собственные деньги есть. Взрослые ничего не должны знать. Понимаешь, это такой… тайный цирк.
— Понимаю, — Петрик перешел на шепот. — Тайный, чтобы никто не знал. А что там будут показывать? Дрессированных собак? Львов или тигров?
— Ишь, чего захотел! За пятьдесят гро́шей целый зверинец ему подавай! Я ведь сказал: палатка — не цирк, поэтому и возможности у нас ограниченные. Один дрессированный зверь обязательно будет, но какой, пока неизвестно. И фокусы будут. И один аттракцион: человек, управляемый на расстоянии.
— Как это?
— Да так. Ты приказываешь ему мысленно, про себя, а он выполняет.
— За это стоит пятьдесят гро́шей заплатить, — подумав, решил Петрик.
— Еще бы! Многие вдвое больше готовы заплатить, но мы их не пустим. А тебе, Петрик, билет за полцены дадим или вообще бесплатный, если ты нам поможешь.
— Конечно, помогу. А что сделать?
— Завтра в школе скажи своим одноклассникам, — только верных ребят выбирай, а девчонкам лучше вообще ничего не говорить, — что в пять часов на пустыре за футбольным полем начнется цирковое представление. Желающие пусть по пятьдесят грошей приготовят. Задаром показывать ничего не будем. И предупреди заранее: на дрессированных лошадей или там жирафов пусть не рассчитывают.
— Если я все это передам, вы меня пропустите бесплатно? — переспросил Петрик для верности.
— Да, но с условием: во-первых, ты им это скажешь по секрету; во-вторых, пусть придут потихоньку, чтобы никто не видел; в-третьих, хранить тайну до и после представления. Тогда покажем тебе фокусы бесплатно.
— И дрессированного зверя?
— И дрессированного зверя.
* * *На пустыре за футбольным полем, где биологичке в мечтах уже виделся сад, а сейчас была свалка, приятели поставили палатку. Поставили утром с таким расчетом, чтобы до конца уроков все любопытные успели ее осмотреть и потом она не привлекала бы ничьего внимания. Расчет оказался верным.
На переменках палаткой приходили полюбоваться ученики, учителя, даже сторож явился. Кое-кто из первоклашек обменивался с Петриком таинственными, многозначительными взглядами.
— Давай оставим ее здесь, — предложил Марцин после уроков, — место огороженное: можно не опасаться, не украдут. А сторожу скажем, что хотим после обеда показать палатку малышне. Идет?
Костик согласился.
* * *Следует отдать должное организаторам представления: все было продумано до мелочей. Кандидат в зрители, заплатив пятьдесят гро́шей, получал билет на право входа в палатку в соответствии с обозначенным на нем номером очереди. Зрительный зал вмещал одного зрителя. Остальные в ожидании своей очереди носились по футбольному полю. По окончании представления Марцин лично выпроваживал зрителя за калитку.
