Аделаида Котовщикова - Малютка с лесного озера

— Что это? — спросила учительница, взглянула на предмет, который Женя так поспешно вложил ей в пальцы, и негромко заметила: — Долго же ты собирался.

Женя пролез вперёд и выбрался в коридор.

Ему вдруг стало неудержимо весело. Он припустился по коридору во весь дух. И через миг наткнулся на большую девочку с комсомольским значком на груди. Девочка схватила Женю за плечи:

— Ты что, не знаешь, что нельзя носиться?

Женя вывернулся из её рук и помчался дальше. Но, хотя он бежал сейчас не так уж быстро, его остановила учительница другого второго класса:

— Ходи как следует! Куда ты бежишь?

Женя сказал ей, куда. В такие места полагается идти на перемене, и чужая учительница его отпустила. Отойдя два шага, Женя подпрыгнул и дал тумака какому-то высокому, как Владик, мальчишке, наверно из шестого класса, не со зла дал, а просто так — для шутки. Но то был дежурный с красной повязкой на рукаве, и он вовсе не намеревался шутить. Наоборот, ему хотелось проявить свою власть дежурного, и он начал отчитывать Женю. Дежурный отчитывает, а Женя хохочет и волчком вертится вокруг него. Вдруг раздался грозный голос какой-то совсем незнакомой учительницы, в очках, старой уже, должно быть из другого даже этажа:

— Кто это тут развозился? Сейчас к директору отведу!

Женя испугался, утих, тяжело дыша пошёл скорей-скорей к своему классу и смирно встал в пару с Лидой.

— А где твой шлак? — спросила Лида. — Я хочу на него посмотреть.

— У-у, — сказал Женя, вытирая руками вспотевшие, разгорячённые щёки. — Я его давным-давно отдал Елене Сергеевне.

Лида удивилась и обрадовалась:

— Да что ты! Когда же ты успел?

— А вот успел. Хоть спроси у Елены Сергеевны.

После уроков, в раздевалке, Женя оделся и уже хотел уйти, но от самой двери повернул обратно, приблизился к учительнице и, подняв голову, прямо посмотрел ей в самые глаза.

— Что, мой мальчик? — улыбнулась Елена Сергеевна.

— Просто так, — сказал Женя.

Учительница поправила ему воротник пальто и застегнула пуговицу, которую он забыл застегнуть. И он выбежал на школьный двор счастливый.

На земле, возле здания школы, поблёскивала тёмная сизолиловая куча шлака, недавно смоченная дождём. Проходя мимо, Женя взглянул на неё гордо и независимо. И ему стало жаль Яшу, который рысцой трусил к воротам, придерживая мокрый и, наверно, тяжёлый карман пальто.

Беда

Лида упросила маму не приходить за ней в школу: ведь ей даже дорогу теперь не надо было переходить, школа была совсем близко, а Лида подросла. Папа поддержал Лиду, и мама скрепя сердце согласилась.

Из школы теперь ходили целой гурьбой: Лида, Женя, Вася Грачёв, Маня Гусева. Частенько к ним присоединялся и Яша Шлыков. Женя его терпеть не мог, и Лиде он очень не нравился, но Вася не позволял гнать Яшу.

— Я как-то маме рассказывал про Яшку, что он радуется, когда у кого двойка или накажут. Мама говорит: «Да, бывают такие злыдни завидущие, которые чужой беде рады. Очень это нехорошо. Но, говорит, вы всё-таки Яшу не прогоняйте. А то ему скучно станет, и он ещё хуже сделается. Ругать его можете — как за такое не ругать? — а в игру всё-таки принимайте».

— За дразнение и отколотить не жалко, не только что ругать, — сказал Женя.

— Про битьё мама ничего не говорила. Она говорит: «Яшка еще маленький, он еще исправится».

— Ма-аленький! Да он не ниже нас с тобой ростом…

Из-за Васи Женя терпел возле себя Яшу и не трогал его, пока тот не начинал дразниться. Тогда Женя не выдерживал и кидался на Яшу со сжатыми кулаками. Яша убегал, высовывая язык.

Как-то раз они вчетвером, без Мани, которая заболела ангиной, шли из школы.

— Выдра твоя еще не подохла? — спросил Яша.

— Сам бы ты не подох, — ответил Женя. — А Маська живёт великолепно.

Лида сморщилась, будто что кислое в рот взяла:

— Фу, как ты противно сказал, Женя! Не говори так в другой раз, — слышишь? — Она вздохнула: — А с Маськой не так уж великолепно…

— Не хочет научаться, да и всё! — с досадой воскликнул Вася и прикусил язык: Женя взглянул на него грозно.

— Чего она не хочет? — сразу сунулся Яша. — Как так — научаться? Разве ей надо учиться?

— Да это я так просто, — отозвался Вася.

— Конечно, он так просто сказал, — поддержала Лида.

Признайся-ка Яше, что они не могут научить Маську ловить рыбу, — Яшка Женю задразнит.

Так ничего и не добившись от ребят, Яша скрылся в своём подъезде. Он жил возле самых ворот.

Женя, Лида и Вася медленно шли через двор. Вася задумчиво сказал:

— Наверно, Маська стала дикая и злая, потому что она сердится, что ты её запираешь.

— И по носу слишком часто бьёшь, — добавила Лида. — А еще ей, может быть, жарко. Папа говорит, что выдры к холоду привыкли, они зимой даже в проруби купаются. А у вас паровое отопление.

— Да хорошо моей Масеньке, чего там! Только одна Марь-Сидрана её и боится. Ты, Лида, и то совсем перестала трусить.

— Немножечко еще… чуть-чуть, — честно призналась Лида.

Она очень гордилась тем, что давно не убегает от Маськи, стоит себе на месте, когда выдра шмыгает возле самых ног. Только внутри у Лиды слегка замирает. Иногда Лида даже немножко гладит Маську.

— Зайдём все к нам, — предложил Женя. — Увидите, что она всё такая же хорошая!

Едва ребята вошли в подъезд, как до них донеслись сверху неистовые крики Маськи. Очень странно звучало на лестнице это верещанье, чоканье, клёкот.

— Ой, что это? — встревожился Женя. — Бабушка всегда её выпускает, как приходит.

Он перескакивал через ступеньки, спотыкаясь от спешки. Вася с Лидой припустились за ним.

На звонок открыла расстроенная Марья Сидоровна. Голова у неё была обвязана полотенцем, от которого сильно пахло уксусом.

— Где бабушка? — крикнул Женя, врываясь в квартиру.

— Да собрание у неё сегодня на фабрике. Всё ты забываешь, крикуша! А эта напасть озёрная так разоралась, что хоть караул кричи! Обед я тебе разогрела, на плите стоит. — Марья Сидоровна закрылась в своей комнате.

Под чоканье и свист Маськи Женя стаскивал кирпичи, положенные на чемодан. Лида и Вася бросились ему помогать.

Только часть кирпичей сняли, а край чемодана уже сдвинулся с ящика. В отверстие яростно протискивалась серая приплюснутая голова с чёрными, сердито сверкающими глазками.

Сердце у Лиды дрогнуло от жалости к затворнице:

— Бедная! Она, наверно, и есть хочет!

Гордая тем, что не испытывает в эту минуту никакого страха, Лида протянула руку, чтобы погладить выдру.

И вдруг раздался отчаянный вопль.

От испуга Женя уронил кирпич. Вася кинулся к девочке:

— Лида, что с тобой? Лида?

Шаркая туфлями, из своей комнаты спешила Марья Сидоровна, всё еще с полотенцем на голове:

— Батюшки-светы! Что случилось?

С громким плачем Лида трясла рукой. Вся ладонь была у неё яркокрасная. Красная струйка текла на пол. Что это струится кровь, Женя понял только, когда Марья Сидоровна обняла Лиду за плечи и повела её к крану:

— Ох ты, беда какая! Кажется, насквозь прокусила.

Трясущимися пальцами старушка бинтовала Лиде руку, а Лида навзрыд плакала от боли и от испуга.

Пока происходила эта суматоха, Маська сама сдвинула чемодан, с которого почти все кирпичи были уже сняты, и выбралась на свободу. Веником Вася прогнал её в кухню, чтобы не шарахнулась Лиде под ноги.

— Не плачь, деточка, не плачь! — уговаривала Марья Сидоровна. — Хорошо, что хоть я в лавку не ушла, ведь собиралась за сметаной…

Она сорвала с головы полотенце, накинула на себя платок, надела пальто, взяла Лиду за здоровую руку.

— Сама отведу к матери.

На Женю, который растерянно топтался вокруг Лиды, Марья Сидоровна и не взглянула. Она увела Лиду. Вася ушёл вместе с ними.

— Что ты наделала, дура? — сказал Женя Маське, найдя её в кухне. — У-у, скотина!

Он хлопнул её по спине, но Маська продолжала жадно есть свежую рыбу, которая недавно лежала в бумаге на кухонном столе. Теперь выдра трепала рыбину на полу. И когда бабушка успела купить этого судака?

Вдруг Женя сообразил, что судак куплен вовсе не для Маськи и…

— Батюшки-светы! — невольно вырвалось у Жени восклицание Марьи Сидоровны, и он кинулся отнимать у Маськи рыбину. Ведь принесла судака из магазина, наверно, не бабушка, а Марья Сидоровна.

Кое-как Женя завернул рыбу в бумагу и сунул её за окно, но голова у судака была уже оторвана и полбока выедено.

Разве это малютка?

Вечером бабушка выговаривала маме:

— Потакаешь ему во всём! Ребёнку, мол, такое удовольствие, да он её так любит, да пусть ещё немножко позабавится. Вот и позабавился! Теперь Лидочке будут тридцать прививок делать — после укуса непременно надо; а прививки — это очень больно! Еще заражение крови не получилось бы — от него помирают.