Натан Полянский - Если хочешь быть волшебником
— И ты испугался, пустился наутек?
Не отвечая на вопрос, Лева коснулся лба и заключил:
— По-моему, он немного чудаковат.
— А по-моему, наоборот, — покачал головой Николай. И, не объяснив смысла этого «наоборот», спросил: — О лесной базе речи не было?
— Сказал: беритесь вдвоем, то есть — я и ты.
— Верно? — обрадовался Николай и, сразу став деловитым, спросил: — Помогать будешь?.. В лес со мной поедешь?
— Поеду… Не знаю только, как мама на это посмотрит.
— Мама, мама! — со злостью проговорил Николай. — Если браться, так чтобы до конца довести, хоть лопни.
— Мне мама не разрешает лопаться, — улыбнулся Лева. — Конечно, помогать я в общем смогу, если увижу, что получается толк.
— Не нравятся мне эти твои «если»… Давай обсудим серьезно…
— Давай… люблю совещания! — подхватил Лева, которого взволнованный и возбужденный вид товарища все больше смешил. — Кто председателем будет?.. Кто секретарем?
— Оставь! — нетерпеливо крикнул Николай. — Ты пойми, не игрушку ведь делаем — мотоцикл на ходу. Придется иногда недоспать. Уроки закончить побыстрее, от кино когда-нибудь отказаться, руки лишний раз помыть, чтобы матери не бросилось в глаза…
— Ишь, на какие ты меня жертвы зовешь — руки мыть, — с горечью сказал Лева. — А знаешь…
Николай перебил его:
— Обещай, что будешь помогать до конца.
Губы его вздрагивали, в глазах было столько мольбы, что Лева воскликнул:
— Клянусь! — Этого ему показалось мало, и он торжественно продолжал: — Клянусь быть примерным, честным, храбрым, выносливым мотоциклистом… не пугаться препятствий… любить мотоцикл… не отступаться, пока не создадим первоклассную машину или пока не поймем, что напрасно старались.
— Не напрасно, — горячо проговорил Николай, протягивая Леве руку. — Вот увидишь, не напрасно… Сегодня же попрошу у Федора Ивановича разрешения ехать на «базу».
* * *Еще издали, едва войдя во двор цеха, Николай увидел на двери Зеленого павильона огромный замок. «Ого, какая махина, — с тревогой подумал он. — Такой может и десять лет провисеть».
Николай заглянул в цех. Федора Ивановича там не оказалось. Где же ему быть? Куда он мог пойти? Николай вспомнил про бутылку с молоком, которую часто видел на подоконнике в мастерской. Через всю площадь он побежал к молочному ларьку. Напрасные надежды!.. А может быть, Федор Иванович любит сосиски?.. Или ему понадобилось мыло? Так метался Николай от одной лавчонки к другой, метался без всякого плана, подчиняясь лишь стихии своих внезапных догадок.
В одном магазине на полу расположилась группа мотоциклов. Их никелированные части были смазаны вазелином и обмотаны бумагой. Николай медленно, как зачарованный, обошел вокруг машин, разглядывая моторы, колеса, циферблаты спидометров. Не спеша, он начал второй круг, изучая то, что было упущено при первом обходе. Неизвестно, сколько времени проходил бы он так, не верни его к действительности грубый мужской голос:
— Руками не трогать!
Отдернув руку от руля мотоцикла, которого он, забывшись, коснулся, Николай сделал поворот на 180 градусов и вышел из магазина.
Уличные часы показывали без десяти семь. По какому бы делу Федор Иванович ни отлучился, должен же он вернуться к закрытию цеха. И Николай помчался обратно. Замка на двери уже не было. Радостный, он ворвался в павильон и… остолбенел: с того места, где обычно работал Федор Иванович, холодно и удивленно глядел на него незнакомый старик.
— Ну, чего тебе? — произнес он недовольно.
— А где Федор Иванович? — с какой-то требовательностью в голосе воскликнул Николай, будто именно этот незнакомый человек спрятал от него мастера.
— Ты не Самохин ли? — спросил старик, выдвигая ящик стола.
— Я.
Старик протянул Николаю клочок бумаги. Развернув его, Николай прочитал:
«Извини, Коля, что так получилось, но не по моей вине я надолго выбываю из строя. Времени не теряй, обязательно выполняй то, что задумал. Что понадобится из моих вещей — бери. Одному тяжело, так подбери доверенного друга, так оно будет лучше. Чего не поймете — спрашивайте. Это не к стыду, пока учишься, да и взрослому не зазорно. Вернусь — помогу. Зуев».
Николай дважды перечел записку и все же не понял, что означают слова «выбыл из строя надолго».
— Просто переутомился человек и надо ему подремонтироваться, — ответил старик на его вопрос. — Значит, тебе записка?
— Мне. — Николай поклонился, собираясь уходить.
— Куда же ты!
Старик достал с полки деревянный ящик, вроде тех, в которых отправляют посылки, и подал его мальчику:
— Тут мотор, а остальной припас к мотоциклу сейчас покажу.
Он повел Николая к навесу во внутреннем дворике.
— Вот. Приходи вечером, забирай все. Сторож знает, пропустит.
Из его разъяснений Николай понял, что Федор Иванович уехал в санаторий или дом отдыха. Что ж, к его возвращению мотоцикл обязательно будет готов, обязательно!
11. Домашний „завод“ Николая
В сарае над потолочными балками испокон веков перекинуто поперек несколько толстых досок. На них, как на помосте, сложены разные ненужные вещи, давно вышедшие из употребления, но выбрасывать которые жалко, — рама поломанного трюмо, клепки и днище рассохшейся бочки, рваная кроватная сетка, расклеившийся стул и еще много такого, без чего ни в одном сарае не обходится. Николай время от времени пополнял запас этих экспонатов, и один во всей квартире мог наизусть перечесть все, что там хранилось. Кроме него, лишь Лева мог бы туда взобраться, но тот даже не подозревал о существовании этого склада.
Расшвыряв короткие плотные клепки и сбросив на землю кроватную сетку, Николай нашел под нею очень древнюю и ветхую детскую коляску. К этой, казалось бы, безнадежно искалеченной временем вещи он, наоборот, проявил почтительность и на веревке осторожно опустил ее на землю. Спрыгнув, несколькими сильными ударами молотка он отбил ее боковые фанерные стенки и спинку. Остались две пары колес на прочных осях, соединенных поперечными железными пластинами. На этот остов Николай и стал прилаживать настил из обрезков досок.
— Это ты уже начал мотоцикл делать? — раздался за его спиной звонкий голосок.
Николай обернулся. Милая Леночка! Хоть бываешь ты и смешной, и капризной, иногда даже злой и назойливой, но как же бывает приятно услышать твой смех, увидеть твою радость!
— Это я тачку делаю, — ответил Николай улыбнувшись.
— Тачку? — удивленно воскликнула девочка. Она имела счастливое свойство радоваться всему новому, что ей случалось увидеть, будь то новый автомобиль в соседнем гараже, новые туфельки у нее самой или новый росток крапивы на давно изученной свалке. — Тачку? — повторила она пританцовывая. — Такую самую, на которой дворник мусор собирает?
— Такую самую!
— Где же ты столько мусору насобираешь?.. Это такая новая игра?
— Это не игра, Леночка. Тачка нужна, чтобы кое-что привезти на ней.
— И я помогу тебе, хорошо?
— Ну конечно, ты мне поможешь, — подтвердил Николай, — ты мне обязательно поможешь.
Через час Николай крупной рысью направлялся к ремонтному цеху, волоча за собой на веревке изготовленную им тачку. Леночка трусила рядом и осыпала брата вопросами:
— Куда мы едем?.. Из того, что ты привезешь, мы сделаем мотоцикл?.. Ты мне разрешишь кататься на нем?.. А можно сделать еще один мотоциклик, тоже совсем новый и настоящий, только совсем маленький?
Этот поток вопросов, серьезных, наивных и совершенно абсурдных, начинал раздражать Николая. Особенно злило его убеждение девочки, что мотоцикл будет совершенно новым. По опыту с будильником он уже знал, что особенно огорчает неудача после преждевременной радости.
— Увидим… Посмотрим… — односложно отвечал он на все радужные предположения Леночки. — Ты не спеши радоваться, может, еще и не получится ничего.
— А я хочу, чтобы получилось!
— Замолчи уж, хватит! — вынужден был он оборвать ее.
Леночка, как всегда в таких случаях, послушно замолчала и целых десять шагов не проронила ни слова. А потом вдруг спохватилась, что не знает еще одного важного обстоятельства, которое надлежало выяснить немедленно:
— Все тачки делаются из бывших детских колясок?.. Откуда ты взял эту детскую коляску?
— Это твоя коляска, в ней тебя катали, когда ты была маленькая, а сделали ее, вероятно, еще тогда, когда тебя на свете не было.
— Где же я тогда была? — искренно запротестовала девочка. — Опять ты разные басни выдумываешь.
— Молчи уж, тарахтелка, — произнес Николай слишком, должно быть, резко, потому что девочка вдруг обиделась и крикнула:
— Отдай мою коляску… Почему без моего разрешения взял?
