Аркадий Млодик - Дарю веснушки

— Что вам угодно, молодые люди?—спросил он. — Может быть, вы разучились читать?

И он показал на объявление. Ребята загалдели.

— Вы же сами говорили, что откроете после обеда!

— Обед давно прошёл!

— Мы уже сколько ждём! Фотограф укоризненно покачал головой.

— Вам, мои милые, я ничего не обещал. Я попросил обождать взрослых клиентов, которым нужно было сделать срочные снимки на документы. Они не захотели. Уборка продлилась из-за непредвиденных обстоятельств... Так что будьте здоровы, приходите завтра.

Он поклонился ребятам. И заметил меня.

— Молодой человек, и вы здесь? — обратился он ко мне. — Подойдите, пожалуйста, поближе. Как видите, я прислушался к вашим словам...

Я испугался, что он сейчас расскажет, как я просил не снимать ребят, и прервал его. Хотя мама говорит, что взрослых прерывать неучтиво.

— Извините меня ещё раз, — попросил я. — Неправильно я вам сказал. Снимите, пожалуйста, сейчас наших ребят! Если не снимете — веснушки у них пропадут.

— Поздно, молодой человек. Слишком поздно. Мой рабочий день подошёл к концу. Разве я могу успеть сделать столько снимков? А обижать не хочу никого.

Ребята чуть не плакали. Я смотрел на него умоляюще.

— Впрочем, если вы просите... У меня мелькнула одна идея! — воскликнул фотограф и поднял указательный палец кверху. — Да, мои юные друзья, гениальная идея. Один снимок я бы сделать мог.

Ничего гениального в его идее не было. Один снимок на всех — только раздразнит ребят. Я хотел ему уже об этом сказать, но потом ущипнул себя и решил лучше промолчать.

А фотограф уже открыл широко дверь.

— Милости просим! Групповой портрет. На цветной плёнке.

Вначале ребята немного огорчились. Каждый хотел иметь свой отдельный портрет. Но потом вышло даже интереснее. Фотограф внимательно осмотрел, как загримированы ребята. Достал из стола специальные карандаши и поправил веснушки.

А потом загримировал Аиду, Антона и меня.

Мы долго рассаживались перед аппаратом. Девчонкам фотограф вначале велел занять первый ряд. Потом перемешал всех. Я оказался рядом с Веркой Красавиной и Вадиком Морковиным во втором ряду. Аида в первом, но сбоку, около Антоши Милеева и маленькой Светки.

Фотограф попросил нас сделать серьёзные лица. И этим очень нас смешил. Мы хохотали. Он щёлкал и щёлкал, пока наконец мы не угомонились, и он нас в последний раз заснял совершенно серьёзными.

Фотограф был очень доволен. Пообещав к утру сделать снимки, он заставил всех нас умыться. И каждому на прощанье подал руку. Мне он протянул и коробку с подарком, которую я раньше не взял. Открыл я её и ещё раз понял, каким я бываю иногда дураком.

В коробке лежали те же самые снимки, что и на витрине, только меньшего размера.

— Возьми мой подарок, дружок, — сказал фотограф. — От всего сердца.

Я поблагодарил его и подумал: как всё-таки много добрых людей!

Когда мы шли домой, то всем было легко и весело. Ребята подшучивали друг над другом. Меня и Лиду называли звериными шефами.

— Шефы-то есть, — неожиданно вздохнула Лида. — Зверей нет. Всего три пичужки. Хоть бы змейку захудалую какую... Откуда взять?

Говорили обо всём, кроме одного: зачем мы все очутились у фотографа. Почему?

Наверное, ребятам было немножко стыдно. Сниматься прибежали по секрету. Но ведь и я тоже был виноват. Хотел, чтобы завидовали мне...

«А что, если послать нашу общую фотографию Кириллу Яковлеву? — подумал я. — Может быть, он не только меня, но и других наших ребят сниматься возьмёт? Как было бы хорошо... Всем вместе...»

И я обещал ребятам сразу же, как получу от фотографа снимок, отправить его Кириллу Яковлеву. Так дошли мы до Державинской, на которой кроме меня и Лиды живёт ещё и Антоша Милеев. Попрощались и свернули на свою улицу.

— Ребята у нас хорошие, — рассуждала Лида. — Только вот Лукова... Ильюшу обзывала, а у самой веснушки!

— У меня тоже веснушки весной бывают, — тихо сказал Антоша. — На руках. И у Мостового... На носу. Вы что, разве не замечали?

— Почему же тогда веснушками дразнили меня одного? — удивился я.

— Потому что ты задаваться любишь, — ответил мне Антоша. — И ещё потому, что злишься. Кто злится — того нарочно дразнят. Ты уж не обижайся. Но это правда.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

СМЕХ ХОРОШИХ ЛЮДЕЙ

Мама, папа и я

Дома первым меня встретил папа. Он насмешливо поклонился и воскликнул:

— Вот и граф Монте-Кристо соизволил оказать нам честь!

— Я не граф, — отвечаю ему.— И не Монте-Кристо. Я такого вообще не знаю.

— Как? Ты ещё не читал книгу Александра Дюма? Я думал, ты у его героя графа Монте-Кристо научился скрывать тайны.

— У меня нет тайн.

— Так уж и нет? Зачем же ты прячешь коробку за спиной? Тоже секрет?

— Нет. Это подарок.

Из кухни в комнату вошла мама.

— Что у тебя за манера дразнить ребёнка! — упрекнула она папу.—Его поздравить надо.

Мама обняла меня. — Мы уже знаем, Ильюша, что портрет, на котором ты снят вместе с замечательным артистом, висит на улице. — Не на улице, а в витрине фотографа, — поправил её папа.

— Это всё равно, — возразила мама.

— Всё, да не всё: Ты лучше спроси у него: откуда он сейчас пришёл, где пропадал? Что натворил?— посоветовал ей папа.

Не стал я дожидаться маминых вопросов и сам заявил:

— Нигде не пропадал. Ничего не творил. От фотографа подарок получил.

Мама выхватила у меня коробку, раскрыла её и увидела фотографии. Она даже папе не

дала посмотреть, сразу же стала примерять, на какую стенку их повесить.

Повесила напротив двери, чтобы всем, кто к нам придёт, было видно. Мама долго смотрела на фотографии. Папа и я смотрели на неё. Потом папа подошёл к стене и снял портреты, полюбовался, причмокнул губами и похвалил:

— Профессионально.

Вынув альбом «Наш ребёнок», в котором наклеены все мои фотографии начиная с двухнедельного возраста, он стал искать, куда наклеить снимки.

— Что значит «профессионально»? — заспорила мама. — Это произведение искусства! Не каждого так снимут. И не с каждым Кирилл Яковлев будет сниматься. Наш мальчик артистичен. У него фотогеничное лицо. Надо наконец купить пианино.

— Зачем? — привскочил папа со стула.

— У тебя всегда «зачем?». Хотела его определить во французскую группу, ты на дыбы: «Хватит с него английского в школе!» Хорошо! Не надо французского. Но пусть хоть музыке учится.

— У меня слуха нет, — напомнил я.

— Кто это выдумал! — возразила мама.

— По-моему, ты сама уверяла, — напомнил ей и папа, — что отсутствие у меня слуха передалось по наследству нашему сыну.

— В конце концов, и в наследственности бывают исключения, — не сдавалась мама.

— Это не довод, чтобы я покупал пианино, — не сдавался и папа.

Мама всплеснула руками и обратилась ко мне:

— Докажи, сынок, своему папе, что он не прав. Спой ему.

Мне так же, как и папе, совсем не хотелось, чтобы купили пианино. Я маму знаю: будет всю жизнь стоять около меня, ещё, пожалуй, с ремнём, только бы я выучился барабанить. Да и клоун про пианино ничего не сказал. Ещё, может быть, и не понадобится. Петь я не стал. А захныкал. Папе моё хныканье понравилось. Он засмеялся.

— Ты лучше спроси, зачем он измазал целую ватагу ребят?

— Как это — измазал? Каких ребят? И это в то время, когда тебе, — обратилась мама ко мне, — надо готовиться к съёмкам?

— Никого я не измазал. Только нагримировал нашим ребятам веснушки.

— Больше ты ничего придумать не мог? Ну, объясни мне, для чего им веснушки?

— Чтобы в кино сниматься.

— Но ведь клоун выбрал именно твои веснушки!

— Я не хочу один. Хочу со всеми. Завтра я пошлю ему нашу общую фотографию, где мы все с веснушками.

Расстроенная мама вышла из комнаты.

Папа решил наклеить мои фотографии в альбом. Я помогал ему. Потом мы стали просматривать все прежние снимки. Папа сказал, что мама много работает, её надо беречь. Папа очень волновался за маму. И я тоже за неё волновался.

Мама скоро вернулась. Она заявила:

— Вот что, дорогие мужчины! Утром схожу к фотографу, выкуплю снимки и негатив. Должен же он понять, что имеет дело с несовершеннолетними.

Говорила она тихо, спокойно, никому не угрожая. Я уже знаю: когда она так говорит, её не переубедить. Папа тоже это знает. Поэтому мы оба ей не возражали. Мама удивилась. Но сделала вид, что так и должно быть.

А я думал о другом: как мне завтра утром опередить маму и раньше её забрать снимки у фотографа.

Неожиданные гости

В воскресенье утром я, конечно, проспал. Когда проснулся, мама была ещё дома. Я обрадовался и вспомнил, что фотография открывается в одиннадцать часов. Успею улизнуть.

Только сели завтракать, раздался звонок в передней. Я побежал открывать дверь. И увидел Лукову. Она стояла на лестничной площадке. В руках у неё был огромный петух.