Елена Усачева - Счастье понарошку
Фрай ходил по залу. Скинув куртку и футболку, оказался тощим и сутулым, но каким-то собранным, как сведенная пружина. Мышцы покато обозначались на плечах, на животе, на спине.
– Будем работать в спарринге.
Вечером в ванной Маша изучала свои исполосованные руки. Ничего не получалось. Цепочки больно били по предплечьям и запястьям.
Надо больше тренироваться.
Ваза не выдержала и разбилась.
– Папа, дай мне, пожалуйста, еще две тысячи.
Просить тяжело и унизительно. Но деньги были очень-очень нужны. На огненные пои. Маша еще была не уверена в своем жонглировании, но попробовать хотелось. Огонь ей снился по ночам. Ей уже было мало чувствовать силу шариков, она хотела подчинить себе пламя.
– Маша, у тебя все хорошо?
– У меня все замечательно.
– Ты какая-то последнее время возбужденная.
– Это хорошо или плохо?
– Хорошо, наверное.
Папа смотрел недоверчиво. Чего он опасается?
– Где ваза? – заволновалась вечером мама.
– Разбилась.
– Как она могла разбиться?
– Я случайно тапочек бросила.
– Это была старинная ваза. Знаешь, сколько она стоила?
– Наверное, много. – Ничего, кроме цены на пои, ее не интересовало.
– Много! Что у тебя с руками?
Первым желанием было натянуть рукава футболки хотя бы на локти. Это родители еще не видели синяки, которые у нее появились после первых тренировок. В неловких руках пои били очень больно.
– Ударилась.
Но мама уже смотрела не на руки, а Маше в глаза.
– Зрачок расширен!
– Дальше что?
– Не надо сейчас, – морщился папа.
– Что не надо! – истерично вскрикивала мама. – У тебя дочь наркоманкой становится, а ты ее защищаешь. И еще деньги даешь! Она же из дома таскает! Знаешь, сколько стоила эта ваза?
О! Это еще не все. Есть разбитый сервиз. Интересно, когда про него вспомнят.
Маша откинулась на стену. Говорить не хотелось. Это была ее жизнь, которой она ни с кем не обязана делиться. Пока Маша была маленькой и глупой, можно было говорить обо всем, а теперь – все, она изменилась, и ей хотелось сохранить в душе что-то свое.
– Марина! Зачем ты так? – волновался папа. – Надо же сначала выяснить!
– Что выяснить? – рванула мама Машину руку. – Ты это хочешь выяснить?
Следы еще не прошли, наоборот, налились хорошими синяками. Они некрасиво синели на тонких запястьях, проступали около локтя.
– Что это у тебя? – Голос у папы испуганный.
– Ударилась! – вырвала свою руку Маша.
– Где это так можно удариться? – вступила мама. – Это надо плашмя о забор биться! Нет, дорогая моя, я тебе могу сказать, где ты так «ударилась». Это следы от жгутов. Или чем вы там себе руки перетягиваете, чтобы уколоться?
– Мама!
Поразил сам факт, что ее родная мама, всегда все понимающая, добрая и внимательная, вдруг предположила такое.
– Как ты могла? – заплакала Маша.
– Это как ты могла? Мы тебя кормили, растили, по врачам водили, чтобы была здоровой. А ты? Связалась с наркотиками! Своего здоровья не жалко, родительское пожалей!
– Мама!
Слышать это было невозможно. Маша запрыгнула в комнату, хлопнула дверью.
В жизни она отсюда не выйдет. Никогда.
– Мрак, – жаловалась на следующий день Маша. Широкий подоконник, Юлька на диване листает журнал. Вроде бы ничего не изменилось, но Маше почему-то грустно.
– А ты чего, правда, кололась?
– Совсем, что ли? Я после тренировки…
– Чем это вы там на тренировках занимаетесь, что у тебя такие синичищи остаются!
– Ты-то не начинай! – взмолилась Маша. Это было какое-то наказание. Почему ее увлечение никто серьезно не воспринимает? – Я не виновата, что Фрай так больно бил.
– Ну вот, уже и Фраи появились.
Маша пропустила комментарий мимо ушей. Еще и об этом она спорить будет!
– Мне деньги нужны, а они не дают.
– А ты чего хотела? Я когда у своих деньги беру, они чуть ли не чек с меня требуют. Фотоотчет и объяснительную записку. А ты связалась с какими-то мокрыми! Это у тебя еще родичи долго терпели!
– Ничего себе – они терпели! – вскрикнула Маша. – Это я теперь терплю! Они все думают, что я маленькая!
– Ага, большая, – бормочет в глянцевые страницы Юлька. – Чего у тебя там с Олегом творится? Появляется?
Маша нахмурилась. Олег… Точно! Олег! Ничего себе! Забыла! А вот сейчас вспомнила и снова защемило, заволновалось в душе. Но так, словно старый фильм смотрит – не с ней, не в этой жизни, не на этой планете. А ведь было, было… Покалывает еще, расстраивает.
– Ничего не творится. – Подняла голову, чтобы загнать непрошеную слезинку обратно в глаза. – Он с Алисой. Флора выгуливает.
Юлька все знала. И о готессе, и о письме, и о неудачной поездке в Подмосковье. Ахов, криков, распахнутых глаз и верчений пальцем около виска было много
– А что Алиса? – И взгляд такой лукавый из-за кромки журнала.
– Молчит. У нее депрессия.
– Ну-ну. – И шуршит, шуршит белыми листочками.
Тоска. Никто не понимает. Никто не хочет слышать. И тут же захотелось взять в руки пои, заставить дрогнуть воздух, захотелось жизни и движения. Но на улице был дождь, дома были родители, в школе в тесных коридорах поселилось ожидание чего-то. Может, еще кто вместе с Машей ждет весну?
Фрай как почувствовал, позвонил. Сказал, что она обязательно должна прийти в субботу на Болотную.
– Это очень важно, – таинственно закончил он.
Суббота началась со скандала.
– Поедем с утра в парк, – сказала мама. – Такая хорошая погода.
Маша не выспалась. Она хмуро смотрела в чашку с мюсли, голова соображала с трудом.
– А потом можно в кино, – подхватил папа. – Сто лет попкорна не ел.
Кино. С родителями. М-да, перспектива…
– Я договорилась… – чуть не сказала: «С Алисой». – С Мазуровой. Сочинение задали.
– Сколько можно работать! – старалась говорить ровно мама. – Выпрямись! Так вся жизнь за учебниками пройдет!
Маша уставилась на маму. И кого из них после этих слов можно подозревать в наркомании?
– Надень свою красную куртку, – торопила события мама. – Она тебе так идет.
Маша отодвинула от себя плошку с завтраком. Красной куртки больше не было. Первые тренировки с огнем оказались неудачные. Куртка заработала несколько прожженных дырок и была выброшена.
– Ее нет.
– Куда же она делась?
– Порвалась. Выкинула.
– Где порвалась?
Маша смотрела в окно. Версий было много – зацепилась за забор, обтрепала по кустам (а что она там делала?), разорвала, упав на льду.
Вздохнула.
– Нет, и все. Я могу в другой пойти.
– Ты мне сначала скажи, куда пропала хорошая новая куртка?
Встала. Тихий семейный день отменяется.
И тут вспомнила.
– Я не могу с вами никуда идти. У меня встреча.
– С кем? Это что за тайны у тебя появились? Это что за секретность? Ты собираешься еще что-то продать?
– Уже продала. Сервиз.
Маша пошла к своей комнате, но крики не пустили ее. Мама ругалась. Лицо ее стало некрасивым, покраснело, глаза болезненно заблестели. Папа стоял рядом, смотрел в пол. У него не было выбора – он был на стороне мамы.
– А еще мне нужны деньги, – сказала Маша негромко. – Две тысячи. На новые пои.
– На что? – задохнулась мама.
– На пои. Это шарики на веревках. Я ими учусь жонглировать. Традиционное искусство народов маори, – выдала информацию первого занятия. – Новая Зеландия. Пои являются одним из элементов национального искусства капа хака.
– Что? – Казалось, мама вот-вот заплачет.
– Все.
Маша закрыла за собой дверь комнаты.
Очень хотелось взять в руки шары и хотя бы немного поработать с ними, сбросить напряжение. Покрутить «фонтан», «мельницу», «бабочку», «восьмерку».
Прошла вечность. В дверь постучали.
– А посмотреть, как ты это делаешь, можно? – Папа протянул две голубоватые купюры.
– Поехали.
Маша надела свою старую куртку, взяла спортивную сумку с пои – их у нее скопилось уже много. Алиса была права: имея что-то одно, всегда хочется большего.
День был непривычно светел. Что-то вокруг было такое, чего Маша раньше не замечала. Словно мир неожиданно приобрел какую-то краску, которой быть не должно. Степанова смотрела на небо, на асфальт, на кусты – и никак не могла понять, что же не так.
Болотная площадь нехотя оживала, заполнясь людьми. Бродили гуляющие. Под знакомым фонарем уже собрался полукруг зрителей – кто-то начал работать.
Маша бросила сумку на землю, достала свои шары, шевельнула плечами, размяла запястья. Шары повисли на веревках, требовательно потянулись к земле. Маша оживила их. Провела вперед, назад, спереди, сзади, подняла над головой. Шары плыли по воздуху, и вся Болотная площадь благодарно отзывалась на эти движения. Нигде, ни в школьном дворе, ни в коробке баскетбольной площадки около своего дома, Маша не чувствовала такой свободы, как здесь.
Когда ушли родители, она не заметила.
– Кул! – Фрай появился, как всегда, неожиданно. – Твоя подружка пришла. Парня с собой привела. Какой-то он… странный.
