Елена Соковенина - Волшебная палочка госпожи Тендер, или Приключения дорогой редакции
— Вижу, что мальчик. Что у него в руках?
— Развернул подарок и смотрит, что там. Это же рубрика «Выбираем подарок». А что?
— А мне вот кажется, что он рассматривает женские…. Что вы смеётесь? Да, у меня галлюцинации! Это вы, между прочим, виноваты!
— Что-то с тобой, госпожа редактор, не так. Это уже не первый случай. Ха-ха-ха!
— Спокойно, девочки и тётеньки. Я ваш Медведь. Сейчас мы сделаем вот так, вот так и вот так. Ну, что? Уже не кажется?
— Ой, точно, это подарок! — редактор всплёскивает руками. — Это просто обёртка у него такая розовая, что можно подумать, что это женские панталоны!
* * *— Ты что прислала в «Живой уголок?» — трагически восклицает редактор.
— Курицу, — говорю. — Материал про то, что и курица может быть домашним любимцем.
— Да ты что!
— А что? Честное слово, у меня дома жила курица.
— Не в этом дело.
— А в чём?
— Мы не можем публиковать курицу.
— Что, «так никто не пишет»? Опять?
— Да ведь сейчас же очередная истерия про птичий грипп! Люди на демонстрации с тушками выходят!
— Вот идиоты…
— Тем не менее, выходят, — отрезает редактор. — И я считаю, что поэтому про курицу в качестве домашнего любимца писать нельзя!
— Полин, а ты читала в интернете советы про птичий грипп?
— Нет, а что там?
— Я всего не помню, но было примерно так: «Возьмите больную куру. Поцелуйте её в лоб. Всё, вы больны!»
— Да ну тебя!
— Честное слово! А дальше так: «Возьмите больную куру. Вымойте её с мылом. Поцелуйте в лоб. Всё — вы не больны!»
— Здравствуйте, дорогая редакция. О чём спор?
— Привет, Земфира. Да вот, цензура на курицу напала.
— Да. Лена написала про курицу, что она тоже может быть домашним любимцем.
— Так это отлично! Лена, ты звезда!
— Да как же отлично, — возмущается редактор, — когда тут же про птичий грипп истерия опять!
— Ну и ладно, — беспечно машет рукой госпожа Тендер.
— Да? А если кто-нибудь что-нибудь скажет?
— А кто-нибудь обязательно… — ехидно поддеваю я.
Редактор сверлит меня взглядом.
— Обязательно! — мне нравится смотреть на её выражение лица. — Кто-нибудь что-нибудь…
— …скажет, — заканчивает за меня издатель. — Потому что людей хлебом не корми, дай сказать чего-нибудь. Так что пей мяту, редактор, закаляй нервную систему.
— Ну, хорошо, но только я не знаю… Вот, может быть, под текстом опубликовать советы?
— Какие советы?
(Издателю цитируют советы).
— Супер, — госпожа Тендер лаконична, как всегда. — Так и надо сделать. Ссылку на источник не забудьте!
Она уплывает из кабинета, а редактор облегчённо выдыхает. Потому что теперь люди если что и скажут, то сами выставят себя дураками. Я облегчённо выдыхаю, потому что отстояла свою курицу и ещё убереглась от этого вечно мешающего: «А если кто-нибудь что-нибудь скажет?». Ну, а Медведь, который только что пришёл, похоже, выдохнул с облегчением потому, что опоздал на очередную нашу перепалку.
* * *— Ничего не понимаю, — бормочет редактор. — Тут у тебя в тексте болеющий папа кашляет как одр.
— Ну и что? — говорю.
Две недели назад этот текст уже получил «добро». Я считала, что всё в порядке. С чего редактор опять в него вцепилась — ума не приложу.
— Так этого же не может быть! — восклицает госпожа Мракобесенко. — Одр — смертное ложе. Смертный одр. Ты что-то путаешь!
— Я ничего не путаю. Одр — такая совсем дряхлая лошадь, которая вот-вот копыта откинет.
— О господи. Ты где такое слово откопала
— Да не помню я. Во всех книжках оно встречается. «Повозка, влекомая такими одрами, что я потерял всякую надежду». «Тащилась карета, в которую были впряжены два дряхлых одра».
— Ты точно что-то путаешь. Такого слова нет. Я не знаю такого слова.
— Ученье, — говорю, — свет. А неученье — тьма. Что же ты в детстве-то читала, если ни разу этого слова не видела? Ладно-ладно, сейчас я его в интернете найду и покажу.
Но, как ни странно, почти час копания в словарях и справочника ничего не даёт. Нет такого слова, и всё тут.
Приходят сначала Медведь, потом госпожа Тендер. Потом корректор Наташа. Потом секретарь Настя. Потом ещё кто-то. Никто из не может припомнить такого слова.
Начинаю тихо подозревать себя в оригинальной форме сумасшествия.
— Вот! — кричит редактор. — Мы же тебе говорили!
— Спокойствие, дорогая редакция. Я его найду. В моем домашнем словарёжигове (это слово изобрела когда-то моя учительница литературы, имея в виду словарь Ожегова) должно быть. Или в этимологическом хотя бы. Понапихали тут всякой дребедени полный интернет, нормальных словарей не доищешься!
— Ну ладно-ладно, — пытается спастись редактор. — Я вспомнила. Вроде. Это библейский контекст. Была какая-то там история про старую лошадь, которую так звали. Но только давайте обойдёмся без библейского контекста? Дети нас не поймут!
Дома я не нахожу себе места.
— Дети не поймут? — обижается сын. — Это мы тупые, что ли? Вот спасибо. Скажи ей там: Достали уже тупым языком писать!
И передразнивает:
— «Здравствуйте, дорогие наши маленькие читатели! В этот солнечный день…»
— А ты не умничай, — говорю. — Хотя я с тобой согласна. Я, собственно, за это и воюю: если человеку не давать никаких слов, кроме самых простых, зачем потом жаловаться, что он не умеет говорить, писать и думать?
Хожу и угла в угол. Останавливаюсь.
— Так, хорошо, — говорю. — Запомни быстренько такое слово — «библеизмы», и иди, делай уроки. Буду разбираться.
Библеизмы, конечно, знать нужно. Человек должен иметь словарный запас. Журнал для школьников должен давать знания. Проблема в другом: я совсем не уверена, что в этой статье слово «одр» так уж необходимо. Его ничего не стоит заменить чем угодно: дряхлым конём, простуженным слоном, пожилым верблюдом. Ощущалась бы только картинка: страшно кашляющий человек. Так что, может быть, редактор права.
Но что же произошло? Слово-то, я точно знаю, есть!
И я решаю непременно выяснить у знакомого грамматического маньяка, что это за история такая, что я одна знаю слово, которого никто не знает.
— Нет такого слова! — твёрдо заявляет Андрей.
Андрей — большой знаток русского языка. Помнит все правила наизусть, знаком со всеми словарями, говорит и пишет без ошибок.
— Андрей! Я сама, что ли, его выдумала?
— Его нет ни в одном словаре. Получается, что сама, — спокойно заявляет этот нахал.
Мне очень хочется сказать, что нет причин делать культ из собственного невежества. Но мне нужны доказательства. А в словарях я уже проверяла — одра там нет, и я понятия не имею, как такое могло произойти.
Может быть, я и в самом деле страдаю какой-нибудь неизученной формой сумасшествия? Маниакальным бредом филолога? Надо будет спросить у знакомого доктора. Я, конечно, о таком никогда не слышала, но я, в отличие от этих людей твёрдо знаю: если вы о чём-нибудь не слышали, то это просто означает, что вы о чём-то не слышали. А может оно быть или не может — это уже вопрос информации.
Так, стоп. У меня нет бреда. Я же это слово сама читала! Правда, мне тогда было столько лет, сколько сейчас Саше, но это неважно. Плохо, что я не помню, где именно читала. Погодите-погодите, а что же я вообще тогда читала? Да что на полках стояло, то и читала! А что стояло на полках? Так… О’Генри… Фенимор Купер, точно помню… У Дюма могут найтись одры… Может быть, ещё «Трое в лодке» Джерома?
И я забираюсь на полки и начинаю рыться в книгах. В два часа ночи, хотя вставать в шесть.
К четырём я готова, наконец, победно отстукать Андрею список книг, где можно воочию убедиться в моей нормальности. Одр есть! Тут приходит сообщение от самого Андрея:
— Нашёл. Действительно, такое слово есть. Только это не «одр», а «одёр»: «Плохая корова, старая, изнурённая лошадь». Это, я думаю, тебя множественное число в заблуждение ввело. Слушай, действительно интересно: его почти всегда употребляют во множественном числе!
Я бормочу: «Какой ты умный, Андрей, спасибо», и заваливаюсь спать. Пусть он с числами сам разбирается. Одры есть. Я не сошла с ума с этой редакцией.
Из блокнотов дорогой редакции
Представьте, что вы — журналист. Или редактор. Технический или главный — неважно. Даже, если вы рекламный отдел, — всё равно. Вы можете принять звонок от коллег или руководства в воскресенье ночью, потому что у кого-то созрела идея. Или отвлечься на «Секундочку, мне тут что-то пишут» во время романтического свидания, и через двадцать минут оказаться за компьютером. Короче говоря, человек вы ненормальный.
И вот, однажды ночью, после того, как вы особенно устали днём, у вас жестоко трещит голова. Вы пьёте таблетки, но ничего не помогает. Сна нет, а голова болит. А тут ещё, как назло, в эту голову лезут мысли. Она и так больная, а тут ещё мысли. Где они днём были, интересно?
