Анатолий Мошковский - Черные кипарисы
Катер уже у самого берега, дальше нельзя — камни. А ветер сильный, и волны перекатываются через палубу. Берег стоял перед ними черной стеной. И вот десантники, в бушлатах, с автоматами в руках, с гранатами и мешками с толом, с пулеметами на плечах, стали прыгать в воду, в брызги и пену, и, кто по пояс, кто по плечи, а кто и по шею — оружие в руках над головой, — пошли к берегу. Их накрывали волны, хлестали по лицу, норовили сбить с ног.
Аню прямо-таки стало колотить, когда одного моряка волны сбили и унесли в открытое море…
— Того самого, помнишь? — сказал Феликс. — Калугин потребовал, чтобы одного сшибли волны, и потом другие спасали его и, как тюленя, выволакивали за конец…
— Помню, — шепнула Аня. — Не надо сейчас.
— И делали семь дублей, швыряли беднягу в волны, и он так нахлебался воды, что хоть откачивай, хоть «Скорую помощь» вызывай…
— Потом, Феля, — опять шепнула Аня.
Ее глаза впились в экран. И весь зал молчал. Только было слышно, как кто-то покашливал, да стрекот киноаппарата, плотный луч которого упирался в экран.
Десантники уже ползли по гальке и валунам, по узкому коридору среди минного поля — агентура доставила примерную карту. Потом, пригнувшись, с автоматами в руках, углубились на территорию городка, обходя его с тыла, и на моряков надвигались силуэты кипарисов, темных и настороженных, как бы предупреждающих об опасности. И совсем нельзя было узнать из душного зала этих мест, настолько их преобразила война и чувство страха, сидевшего в Ане. Вот впереди уже контуры строений нефтебазы, и немцы с прожекторами, и отдаленный лай собак. Небо было безлунное, черное. Ни просвета. И это было хорошо. Но Ане было жутко. И зал был натянут до предела. Потом десантников обнаружили, вспыхнули прожекторы, открылась беспорядочная пальба, и не было никаких сил сидеть в зале и смотреть.
— Разве с такими автоматиками уйдешь? — сказал Феликс. — Слезы, а не автоматы! То и дело заедали. И прицельность плохая…
— Замолчи ты! — Аня ткнула Феликса локтем в бок.
Стучали пулеметы, моряки ползли под огнем, и бросали гранаты, и перебежками бежали вперед, чтобы пробиться, подавить огневые точки, разрезать колючую проволоку и снять охрану нефтебазы, подложить тол и взорвать. И они это сделали, но как сделали!.. Некогда было прилаживать к толу бикфордов шнур, чтобы поджечь его издали, — немцы могли перерезать, и Андрей, приказав своему напарнику, тащившему в мешке тол, уходить, взорвал тол вместе с собой.
Все меньше оставалось в живых десантников. Одна группка подорвалась на противотанковой мине. Уцелевшие, окруженные с трех сторон тащили с собой раненых, ползли к морю, где, отчетливо видный в зареве пожара, мотался на волнах сторожевой катер. Одни уже достигли воды, другие лежали на гальке и отстреливались, прикрывая своих, защищая этот крохотный временный плацдарм…
Глава 18
ГРУСТЬ
Зажегся свет, но секунду все сидели, не в силах двинуться. Так, по крайней мере, казалось Ане.
Потом Феликс встал, поднялась и она.
— Как ты думаешь, они спасутся или нет? — полушепотом спросила Аня.
— С такими автоматиками? В полном окружении? Ты что?
— А почему по картине это не ясно?
— А ты хотела бы, чтобы они все спаслись? Все до единого?
— Хотела б! — сказала Аня. Глухо и тоскливо сказала: — А ты бы не хотел?
— Почему ж нет, хотел бы… Но так не бывает. И ты хорошо знаешь, чем все кончилось тут у нас…
Аня больше не произнесла ни слова.
Внезапно ее кто-то схватил за руку, и она услышала голос Витьки:
— Ну как?
— Сильная. А тебе понравилась?
— Очень… Я чуть не умер от волнения… Как ты думаешь, наши уйдут или нет?
Он задал ей в точности тот же вопрос, что и она Феликсу!
— Не знаю, — сказала Аня, хотя до ответа Феликса была абсолютно уверена, что уцелевшие спасутся и уйдут на сторожевом катере на свою базу.
— Разве что с божьей помощью, — заметил Феликс, шагавший рядом.
Они вышли на улицу.
Ане вдруг захотелось побыть одной, чтобы успокоиться и в тишине подумать обо всем.
Вокруг творилось невесть что. Одни уходили, другие, столпившиеся в дверях, готовились ворваться в зал на последний сеанс. «Ну как?» — сыпались вопросы. «Ничего…», «Нормально!..» «Здорово!» — звучали ответы.
— Значит, тебе совсем не понравилась? — спросила Аня у Феликса.
— Так себе. Могли бы снять и поинтересней… Учитывая, сколько возились.
Аня, признаться, и представить не могла, как можно было сделать эту картину лучше.
— А что тебе не нравится?
— Уж очень герои простоваты… Говорят о пустяках… Где их сложность? Интеллект? Это ведь нехитро — пойти и пожертвовать собой ради этого горючего…
«Что он говорит?» — в некотором смятении подумала Аня. Как же так это нехитро и просто? Что же тогда сложно, если не это? Что? Ползти по минному полю, подорвать себя вместе с толом — это так себе? Тащить раненого товарища на спине под огнем, когда и сам ранен, — это каждый сможет? А как сильно любила Андрея, главного героя фильма, Ольга, медсестра из того городка, где была их база! Она вроде всем в госпитале строила глазки и принимала ухаживания, но это только казалось. А какие эти ребята, в бескозырках, какие верные и настоящие! Ведь года на четыре-пять старше их, Ани и ее товарищей, а какие уже отчаянные и самостоятельные, и война-то ведь была выиграна из-за них… Говорили они и правда часто о пустяках, шутили и даже ссорились перед высадкой десанта, но это ведь у них все снаружи, и нарочно, и даже специально… Да, да, специально говорили они о пустяках и насмехались друг над другом, чтобы не казаться особенными, а не потому что недоразвитые…
— Ты не согласна? — спросил Феликс. — Не ищи в них того, чего нет… Чего от них можно еще ждать? Уровень нашего Калугина…
Что-то вдруг захлестнуло Аню.
— Нет, ты ерунду городишь! — крикнула она. — Он не такой, как ты думаешь! Он…
— Ты очень добра, — прервал ее Феликс, — и я тебе это охотно прощаю.
— Спасибо! Только и ждала этого. — Аня насупилась. — А ты тоже считаешь, что герои безнадежно глупы? — запальчиво спросила она у Витьки.
Тот быстро посмотрел на Феликса и сунул руки в карманы.
— Нет, не считаю.
— А разве я говорил, что они глупы? — спросил Феликс. — Отсутствие большого интеллекта еще не глупость… Скажи, Вить, я говорил, что они глупы?
— Не помню. — Витька вдруг заторопился. — Ну, я пойду. — И затерялся в толпе.
Он, как показалось Ане, не хотел слишком явно выступать против Феликса, да и к тому же слегка обиделся на них за место. Уж лучше бы он сидел рядом и мешал ей смотреть.
Он мешал, а не Феликс.
— Надо было взять места рядом, — сказала Аня. — Мы ведь все товарищи, правда?
— А я ему взял неплохой ряд.
Они свернули с Центральной улицы в проулок и, оставив сзади высокий обелиск с тяжелой якорной цепью и большими пустыми минами, вышли к морю. Прямой, твердой шеренгой стояли над ними кипарисы. Черные и молчаливые. Они такие деревья, что не очень-то шумят даже под ветром, не то что добродушно говорливые платаны или каштаны. Их руки вытянуты вверх, к звездам, и плотно прижаты к стволу. Они могут только раскачиваться под ударами штормового ветра, который обрушивается на город поздней осенью или зимой, и молчать…
И наверно, они, эти вот самые кипарисы, помнят ту холодную ноябрьскую ночь, взрыв нефтебазы и тяжелый бой десантников — может, в их коре даже сидят осколки и пули.
Аня остановилась и стала ощупывать прохладный шершавый ствол кипариса — вначале одного, потом другого.
— Ты что? — спросил Феликс.
— Просто так.
Аня хотела спросить у Феликса, почему так называется картина, но не спросила.
Над морем, не мигая, горели звезды, луна дробилась в легких волнах. Они спустились на прибрежную гальку. На ту самую гальку, по которой когда-то ползли моряки, и отстреливались, и тащили раненых товарищей на себе, и умирали, обливая кровью эту гальку, гальку, до блеска обмытую ныне теплыми курортными волнами Черного моря…
Потянуло свежестью, солью и гниющими водорослями. Феликс шел у самой воды. Ему, видно, захотелось нарушить серьезность и молчание. Он то и дело дурашливо вскрикивал и отскакивал от накатывающихся волн. Аня шла чуть подальше от моря, и ей не надо было отскакивать.
Да и не хотелось.
— Знаешь что, — неожиданно сказала она. — Я уже говорила тебе, что не в восторге от твоего Адъютанта, но все равно давай помирим его с Витькой — ведь это же так глупо: вместе ходим и дружим, а они так и дуются, даже Ваня это заметил…
— Дался тебе твой Ваня! — сказал Феликс. — Крепко засел он у тебя… Может, даже нравится?
— Ни капельки, — сказала Аня, и сказала довольно искренне, потому что Ваня в самом деле почти не нравился ей. — Но он… согласись, он такой необычный…
