Фрэнсис Бёрнетт - Таинственный сад
— Ты здорова? — спросил он.
— Да, — ответила Мери.
— И за тобой здесь ухаживают… хорошо?
— Да.
Он с досадой потер лоб, оглядывая Мери.
— Ты очень худа! — сказал он.
— Я поправлюсь, — ответила Мери натянуто.
Какой несчастный вид был у него! Его черные глаза, казалось, видели вовсе не Мери, а что-то другое, и мысли его не могли сосредоточиться на ней.
— Я забыл про тебя, — сказал он. — Как я мог забыть? Я думал прислать тебе гувернантку или няньку, или что-нибудь такое, но я забыл.
— Пожалуйста, — начала Мери, — пожалуйста… — Но какой-то ком в горле помешал ей.
— Что ты хочешь сказать? — спросил он.
— Я… я слишком велика, чтобы иметь няньку, — сказала Мери. — И пожалуйста… пожалуйста, не присылайте мне гувернантки!
Он снова потер лоб рукою и посмотрел на Мери.
— То же самое сказала и миссис Соуэрби, — рассеянно сказал он.
Мери стала немного смелее.
— Это… это мать Марты? — пробормотала она.
— Да, кажется, так, — ответил он.
— Она знает все… про детей, — сказала Мери. — У нее их двенадцать… она знает.
Он, казалось, пришел в себя.
— Что ты хочешь делать?
— Я хочу играть на открытом воздухе, — ответила Мери, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. — В Индии я никогда не любила этого. А тут… я бываю голодна от этого… и поправлюсь.
Он смотрел на нее.
— Миссис Соуэрби сказала, что тебе это будет полезно. Быть может, — сказал он, — она думает, что тебе надо окрепнуть, прежде чем у тебя будет гувернантка.
— Я становлюсь сильнее… когда играю и из степи дует ветер, — доказывала Мери.
— Где же ты играешь?
— Везде, — шепнула Мери. — Мать Марты прислала мне прыгалку… И я бегаю и гляжу, как из земли показываются зеленые… Я никакого вреда не делаю.
— Да не пугайся так! — сказал он беспокойно. — Ты не можешь сделать никакого вреда… ты еще ребенок… Можешь делать, что тебе угодно.
Мери поднесла руку к шее, потому что боялась, что он увидит ком, который подступил ей к горлу. Она подошла на один шаг поближе.
— Можно? — с трепетом спросила она. Ее маленькое встревоженное лицо вызывало в нем еще большее раздражение.
— Не пугайся же! — воскликнул он. — Конечно, можно. Я твой опекун, хотя очень плохой… для всякого ребенка. Я не могу уделить тебе ни времени, ни внимания. Я слишком болен, несчастен и рассеян, но я хочу, чтобы тебе было удобно и хорошо. Я совсем не знаю, что надо детям, но миссис Медлок позаботится, чтобы у тебя было все, что надо. Я послал за тобой сегодня, потому что миссис Соуэрби сказала, что я должен видеть тебя. Ее дочь рассказывала про тебя.
— Она знает все, что надо детям, — невольно вырвалось у Мери.
— Она должна это знать… Мне показалось слишком смелым, что она остановила меня, но она сказала, что… Миссис Крэвен была очень добра к ней. — Ему, казалось, трудно было произнести имя покойной жены. — Она порядочная женщина. Теперь, когда я вижу тебя, я понимаю, что она говорила очень благоразумно. Играй на свежем воздухе сколько хочешь. Места здесь много, и ты можешь ходить куда угодно и забавляться чем угодно. Не надо ли тебе чего-нибудь? — спросил он, как будто эта мысль внезапно пришла ему в голову. — Не хочешь ли ты игрушек, книг, кукол?
— Можно мне… можно мне получить… клочок земли? — Мери в своем увлечении не сознавала, как странно должны были звучать эти слова и что она хотела сказать вовсе не это. Мистер Крэвен был поражен.
— Земли! — повторил он. — Что ты хочешь сказать?
— Чтобы посадить семена… чтобы что-нибудь выросло… живое, — запинаясь, сказала Мери.
Он с секунду посмотрел на нее и быстро провел рукою по глазам.
— Разве ты… так любишь сады? — медленно сказал он.
— Я ничего этого не знала в Индии, — ответила Мери. — Я всегда была больная и усталая… И там было очень жарко. Я иногда делала грядки из песка и втыкала в них цветы. Но здесь все по-другому…
Мистер Крэвен встал и медленно прошелся по комнате.
— Клочок земли, — сказал он, говоря сам с собой, и Мери подумала, что она, вероятно, вызвала в нем какие-то воспоминания. Когда он остановился и заговорил с нею, его темные глаза смотрели мягче и добрее. — Можешь получить земли сколько хочешь… Ты мне напоминаешь… кое-кого… кто любил землю и то, что растет на ней… Если увидишь клочок земли, который тебе понравится, — добавил он с некоторым подобием улыбки, — возьми его, дитя, и сделай живым!
— Можно мне будет взять… где угодно… если только он не нужен?
— Где угодно, — ответил он. — А теперь поди… Я устал. — Он дотронулся до звонка, чтобы позвать миссис Медлок.
— Прощай, я уезжаю на все лето. — Миссис Медлок явилась так скоро, что Мери подумала, что она, вероятно, ждала в коридоре.
— Миссис Медлок, — обратился к ней мистер Крэвен, — теперь, когда я видел ребенка, я понял, что хотела сказать миссис Соуэрби. Она должна окрепнуть, прежде чем начнет учиться. Кормите ее простой здоровой пищей; пусть бегает на свободе в саду. Не присматривайте за нею слишком много; ей нужна свобода, свежий воздух, беготня. Миссис Соуэрби может кое-когда навещать ее… и она может когда-нибудь пойти в коттедж.
У миссис Медлок был очень довольный вид; она с облегчением услышала, что ей не надо будет много присматривать за Мери. Она считала это тягостной обязанностью и прежде обращала на нее мало внимания. Кроме того, она очень любила мать Марты.
— Благодарю вас, сэр, — сказала она. — Сюзанна Соуэрби умная и добрая женщина… У нее двенадцать человек детей, и нет лучше и здоровее их. Мисс Мери ничему дурному у них не научится. Сюзанна Соуэрби, что называется, женщина со здравым умом, если вы меня поняли…
— Я понял, — ответил мистер Крэвен. — А теперь уведите мисс Мери и пришлите мне Пичера.
Когда миссис Медлок оставила Мери одну в конце коридора, Мери пустилась бежать к себе в комнату. Там ждала ее Марта.
— У меня будет свой сад! — крикнула Мери. — Он будет, где мне угодно! Гувернантки мне не пришлют еще долго-долго! Твоя мать придет навестить меня, и мне можно будет поехать к вам в коттедж. Он говорит, что такая маленькая девочка, как я, не может сделать саду никакого вреда и я могу делать, что мне угодно, где бы то ни было!
— Это было очень хорошо с его стороны, — весело сказала Марта.
— Марта, — серьезно сказала Мери, — он на самом деле очень хороший; только лицо у него такое жалкое и лоб весь сморщенный…
Мери бегом пустилась в сад. Она знала, что пробыла дома дольше, чем рассчитывала, и что Дикону придется уйти рано, чтобы успеть пройти пять миль. Проскользнув в калитку под плющом, она увидела, что Дикона не было там, где он прежде работал, и садовые инструменты лежали под деревом. Она подбежала к дереву, оглядываясь кругом, но Дикона не было видно. Таинственный сад был пуст; только малиновка сидела на розовом кусте и следила за Мери.
— Его нет! — печально сказала она. — Неужели он был только… лесной дух?
Взгляд ее вдруг упал на что-то белое, прикрепленное к розовому кусту. Это был маленький клочок бумаги, оторванный от письма, которое она сама отправила Дикону от имени Марты. Она поняла, что это Дикон прикрепил его. На клочке бумаги было нечто вроде рисунка, под которым были коряво «напечатанные» буквы. Мери сначала ничего не могла разобрать, потом увидела, что рисунок изображал гнездо с сидевшей в нем птицей. А буквы внизу гласили: «Я опять приду».
Мери взяла рисунок домой и за ужином показала его Марте.
— О, я и не знала, что наш Дикон такой искусник! — с гордостью сказала Марта.
Мери поняла, что именно Дикон хотел сказать этой запиской. Он хотел уверить ее, что будет хранить ее тайну. Ее сад — это было гнездо, а она сама птица! Как ей нравился этот странный деревенский мальчик!
Глава XIII
Мери надеялась, что Дикон придет завтра, и с этой мыслью уснула в ожидании утра.
Но в Йоркшире погода очень переменчива, особенно весной. Ночью Мери разбудил шум дождя, крупные тяжелые капли стучали по оконным стеклам. Дождь лил ливмя, и ветер завывал снаружи и во всех трубах громадного старого дома. Мери села в постели, недовольная и сердитая.
«Этот дождь теперь точно назло, — подумала она. — Это все потому, что мне не надо дождя…»
Мери снова легла, уткнувшись лицом в подушку. Она не плакала, но не могла уснуть. О, как выл ветер и как большие капли дождя стучали в окна! «Как будто кто-то заблудился в степи, ищет дороги и плачет», — подумала она.
Мери около часу лежала, ворочаясь с боку на бок, как вдруг что-то заставило ее сесть на постели и повернуть голову к двери; она прислушивалась… и прислушивалась.
— Теперь это уж не ветер, — сказала она громким шепотом. — Это не ветер, а что-то другое. Это плач, который я слышала прежде.
Дверь ее комнаты была отворена настежь, и звук разносился по коридору — слабый отдаленный звук капризного плача. Мери прислушивалась еще несколько минут, и с каждой минутой уверенность ее все возрастала. Она чувствовала, что должна узнать, в чем дело. Это было еще более странно, чем таинственный сад и зарытый ключ. Она опустила ноги с кровати и стала на пол.
