Януш Корчак - Король Матиуш Первый
Фелек не мог оставаться долго, потому что у него были какие-то важные дела в городе; он пришел только занять немного денег — какие-нибудь пустяки: только на трамвай и, может быть, на папиросы и шоколад.
— С большим удовольствием. Возьми, Фелек.
И Матиуш снова остался один.
Церемониймейстер почему-то его избегал, воспитатель куда-то спрятался, а лакеи двигались бесшумно, как тени.
И вдруг Матиушу пришла в голову мысль: а что, если они все считают его тираном? Его охватил страх.
Это было бы ужасно. Ведь Матиуш был правнуком Генриха Вспыльчивого, который убивал людей, как ворон.
Что тут делать, что делать? Хоть бы Фелек пришел или еще кто-нибудь. В комнату тихо вошел старый доктор. Матиуш искренне обрадовался.
— У меня важное дело, — начал несмело доктор. — Однако боюсь, что ваше величество мне откажет.
— А что, разве я тиран? — спросил Матиуш, внимательно глядя доктору в глаза.
— Нет, почему тиран. Просто я пришел с трудным делом.
— С каким?
— Я хотел бы просить несколько небольших льгот для арестованных.
— Говорите смело, доктор. Заранее на все согласен. Я на них совсем не сержусь. Я готов выпустить их из тюрьмы, только они должны мне обещать, что не будут слишком распоряжаться.
— Вот это настоящие королевские слова! — вскричал обрадованный доктор.
И начал смело читать просьбы арестованных.
— Старший министр просит подушку, матрац и перину, потому что не может спать на соломе, так как у него болят кости…
— А я спал на земле, — сказал Матиуш.
— Министр здравоохранения просит щетку и зубной порошок. Министр торговли просит белый хлеб, потому что не может есть черный тюремный хлеб. Министр просвещения просит книжку для чтения. Министр внутренних дел просит порошков, потому что от неприятностей у него начались боли в желудке.
— Ну, а министр юстиции?
— Он ничего не просит, потому что прочел в 745 томе Свода законов, что заключенные министры только после трех дней пребывания в тюрьме имеют право обращаться к королевской милости, а они сидят только три часа.
Матиуш приказал послать всем министрам дворцовую постель, велел отправить им немедленно королевский обед, а вечером ужин с вином. А министра юстиции велел под стражей привести к себе.
Когда пришел министр юстиции, Матиуш любезно предложил ему кресло и спросил:
— Будет ли это законно, если я завтра выпущу вас из тюрьмы?
— Не совсем, ваше королевское величество, но военная диктатура признает ускоренную процедуру; если мы это так назовем, все будет формально.
— Господин министр, а если я их выпущу, могут они посадить меня в тюрьму?
— Не имеют права, с другой стороны, том 949 оговаривает сторону закона, так называемого покушения на правительство.
— Не понимаю, — признался король Матиуш. — Сколько надо времени, чтобы понять все это?
— Наверно, лет пятьдесят — ответил министр. Матиуш вздохнул. Корона всегда казалась ему тяжелой, но сейчас она его так тяготила, как будто была артиллерийским снарядом.
16
С министров сняли кандалы, ввели их в тюремную столовую, сюда же прибыли министр юстиции и военный министр, стража с обнаженными саблями заняла свои места, и совещание началось. Матиуш ночью составил такой план:
— Вы будете заниматься взрослыми, а я буду королем детей. Когда мне исполнится двенадцать лет, буду управлять детьми до двенадцати лет, когда мне будет пятнадцать — до пятнадцати. А сам, как король, могу делать, что захочу. Остальное останется по-старому. Я сам маленький и знаю, что нужно для малышей.
— И мы были когда-то маленькими, — сказал старший министр.
— Ну хорошо, а сколько вам лет?
— Сорок три, — сказал старший министр.
— А почему вы управляете теми, кто старше вас? Господин министр путей сообщения молодой, а ведь в поездах ездят и старики.
И министры ответили:
— Это правда.
— Что вы скажете на это, господин министр юстиции, можно так сделать?
— Ни в коем случае, — сказал министр юстиции, — по закону (том 1349) дети являются собственностью родителей. Есть только одна возможность.
— Какая? — спросили все с любопытством.
— Король Матиуш должен назваться: король Матиуш Первый Реформатор (том 1764, страница 377).
— Что это значит?
— Это значит, что он король, который изменяет закон. Когда король скажет: «Хочу издать закон такой-то или такой-то», то я скажу: «Нельзя, потому что уже есть иной закон». А когда король скажет: «Хочу ввести такую-то или такую-то реформу», я скажу: «Отлично».
Все согласились. Но труднее всего было с Фелеком.
— Он не может быть фаворитом.
— Почему?
— Потому что этого не позволяет этикет.
На заседании не было церемониймейстера, так что министры не могли хорошенько объяснить, что такое придворный этикет. Одно только знали наверняка, что короли могут иметь фаворитов, но только после смерти. Это не значит, что король Матиуш, боже сохрани, должен был бы умереть, но бумага эта должна быть у Фелека, во что бы то ни стало отобрана.
— Да, эта бумага незаконная, — подтвердил министр юстиции. — Фелек может приходить к королю, может быть его сердечным другом, но это не может быть написано да еще вдобавок скреплено печатью.
— Ну хорошо, — сказал Матиуш, чтобы их испытать, — а если я не уступлю и оставлю вас и дальше в тюрьме?
— Это уже совсем другое дело, — улыбнулся министр юстиции. — Король может все.
Матиуш удивился, — из-за какой-то глупости, из-за какой-то бумажки столько людей согласны сидеть в заключении!
— Ваше величество, — сказал министр юстиции, — вы не обижайтесь — закон и это предвидит; есть и об этом замечание в 235 томе. Король может и при жизни назначать фаворитов, но тогда должен называться не Реформатором…
— А как? — спросил Матиуш встревожено, потому что начал уже догадываться.
— Он должен называться Тираном.
Матиуш встал, тюремная стража настороженно подняла сабли. Наступила глубокая тишина. Все даже побледнели от страха, ожидая, что скажет король Матиуш. Даже тюремные мухи перестали жужжать. А Матиуш громко и отчетливо сказал:
— С сегодняшнего дня я называюсь королем Матиушем Реформатором. Господа, вы свободны.
Тюремный сторож тут же отнес кандалы в кладовую, потому что они были не нужны, тюремная стража спрятала сабли, а ключник открыл тяжелые железные двери. Министры весело потирали руки.
— Сейчас, господа. Я должен провести какую-нибудь реформу. Пусть завтра каждый школьник получит в школе фунт шоколада.
— Слишком много, — сказал министр здравоохранения. — Самое большее четверть фунта.
— Хорошо, пусть будет четверть фунта.
— Во всем государстве пять миллионов школьников, — сказал министр просвещения. — Если шоколад должны получить шалопаи и лодыри…
— Все, — вскричал Матиуш, — все без исключения!
— Такое количество шоколада могут приготовить наши фабрики только в девять дней.
— А поезда могут развезти по всей стране за неделю.
— Как видите, ваше величество, приказ может быть выполнен только через три недели.
— Ну, ничего не поделаешь, — сказал Матиуш, а про себя подумал: «Как хорошо, что у меня опытные помощники. Без них я даже не знал бы, сколько потребуется шоколада, без них не знал бы, кто должен его сделать. Мне бы в голову не пришло, что нужно развозить его по всей стране».
Но вслух Матиуш этого не сказал. Даже сделал вид, что немного недоволен, и добавил:
— Итак, прошу, чтобы завтра же было объявлено об этом в газетах.
— Простите, пожалуйста, — сказал министр юстиции. — Все это очень хорошо, но это не реформа. Это только королевский дар школьникам. Если бы король Матиуш издал закон, что каждый ученик будет получать ежедневно от государства шоколад, тогда другое дело. Это была бы уже реформа. Атак это — угощение, подарок, сюрприз.
— Ну, пусть будет угощение, — согласился Матиуш, потому что уже устал и боялся, что они еще будут болтать. — Совещание окончено. До свидания, господа.
Матиуш поехал в королевском автомобиле во дворец, быстро вбежал в сад и свистнул Фелеку.
— Видишь, Фелек, теперь я уже настоящий король. Все хорошо.
— Ваше величество, но мне-то не очень.
— Почему? — спросил удивленный Матиуш.
— Потому что отец так меня отлупил за эту бумагу, что у меня шрапнель перед глазами летала.
— Отлупил тебя, говоришь? — удивился Матиуш.
— Ну да. «Право короля, — говорит, — давать тебе милости, а мое отцовское право, щенок ты этакий, ребра тебе пересчитать. Во дворце ты королевский, а дома ты отцовский. А отцовская рука вернее, чем королевская милость».
Матиуш был осторожен. Он уже знал, что ничего не следует делать наспех. В жизни, как на войне: «Если хочешь победить, должен хорошо приготовиться к нападению». Поспешил с этим указом и сделал глупость. Себе натворил хлопот, и Фелеку досталось. А теперь стыд и срам для его королевской чести. Как же так: он, король, дает бумагу, а какой-то взводный бьет за нее сына.
