Семён Ласкин - Саня Дырочкин — человек общественный
— В средние века было проще! — сказал вдруг Севка. — Я бы заколол этого гнусного Кролика на турнире пикой! — Он даже сверкнул глазами.
— Ах, Саня! — размечтался Байкин. — Как я бы на него наехал! Я бы свалил Кролика одним ударом! Я бы заставил его ползать на коленях и молить о пощаде!
Я только вздохнул:
— Фантазируешь, Севка! Ну сам подумай, как мы можем отомстить ветеринару?!
Севка обернулся и погрозил кулаком в сторону кроличьего дома.
— Не знаю, как отомстить, — признался Байкин, — но что отомщу, не сомневаюсь. Я таких обид не прощаю!
* * *Фенька грустная лежала на коврике. Около её мордочки стояла миска с бульоном, но собака, как прежде, не ела.
— Шли бы домой, — вздохнула Федина мама. — Завтра я отнесу Феньку в больницу.
— В больницу?!
— Конечно, — подтвердила Федина мама. — Собаки, что дети малые.
И тут мне стало ясно, как поступать дальше.
— Но ведь моя мама детский доктор! Она же наверняка может вылечить Феньку!
— Ты молодец, Дырочкин! — воскликнул Севка. — Здорово соображаешь! Как мы сразу не догадались?!
Федина мама безнадёжно вздохнула — она ведь не знала, что за отличный человек моя мама!
— Идите домой, ребятки. Шум для больных очень вреден.
Мы пошли одеваться.
— Я за маму ручаюсь! Она никогда не откажет больному. И если вы разрешите, то моя мама обязательно навестит Феньку.
— Навестит. И вылечит, — поддержал меня Байкин. — Ольга Алексеевна Дырочкина — это не ветеринар Кролик!
Федина мама удивлённо на нас посмотрела. Мы и забыли, что она ничего не знает о подлом ветеринаре, которому поклялся отомстить мой закадычный друг Севка Байкин.
* * *Я мчался домой сломя голову: мама должна была уже вернуться с работы.
В витринах «Юбилея» горел яркий свет, люди толпились у прилавков.
Напротив входа в универмаг я столкнулся с Люськой. Удалова высматривала старушек.
Мне вдруг захотелось рассказать Люське о Феньке и о наших грандиозных планах, о будущей стройке — вот настоящее дело.
— Куда спешим, Саня? — перебила мои мысли Люська, зыркая по сторонам глазами, как пограничник. — Оставайся здесь, не пожалеешь.
Я сгоряча стал объяснять ей про больную собаку, опустив, конечно, историю с Фединым отцом.
— Но ведь твоя мама детский врач, а не собачий?! — удивилась Люська.
— Зато у мамы золотое сердце! — Я стал с возмущением говорить Удалихе про ветеринара. Пусть знает, какие ещё встречаются люди!
Люська слушала меня, будто бы глупого ребёнка, скривив рот.
— Поражаюсь тебе, Дырочкин! — воскликнула она. — Вроде бы взрослый человек, но какой наивный!
— Чем же?!
— Почему ты считаешь, что этот ветеринар бесплатно должен мчаться лечить незнакомую собаку?! Что она ему, родственница?!
— Но собака умирает!
Люська пожала плечами.
— Жить или умереть, это её личное собачье дело! — Люська решительно со мной не соглашалась. — Представь, что ты притащил бы ветеринара к какой-то собаке, а в это время рядом тяжело заболела корова? Кто полезнее? Кто важнее? — наступала она.
— Какие же коровы в Ленинграде?!
— Найдутся коровы, — уверенно сказала Люська, — когда узнают, что коров кто-то лечит бесплатно.
Моему гневу не было предела. Я даже забыл на секунду, что тороплюсь к маме.
— Ты ещё хуже, чем я о тебе думал! — воскликнул я. — Не надейся, мы не примем тебя в пионеры!
— Примете! — расхохоталась Люська. — И примете первой!
— Не примем!
— Сейчас покажу фокус. И ты всё поймёшь.
Она вдруг бросилась к переходу, встала рядом с какой-то старушкой, которая дожидалась очередного «зелёного» сигнала светофора.
Я услышал, как Люська жалобным голосом попросила:
— Бабушка, вы меня на ту сторону не переведёте?
Узнать Удалову было просто невозможно, даже ростом она вдруг стала ниже.
— Конечно переведу, детка! — ласково пообещала старушка. — Вечером машины ещё опаснее, чем утром.
Она сама взяла Люськину руку.
— А братика моего вы не смогли бы перевести?
— Отчего же, — заметила меня старушка. — Давай, мальчик, и ты руку.
Я возмущённо крикнул:
— Но я не брат!
— Брат, брат! — настаивала Люська. — Двоюродный, правда.
— Всё равно близкий, — согласилась старушка. — Пошли, — сказала она и похвалила нас: — Молодцы, что попросили помощи на переходе.
В руке у старушки была сумка.
— Вам тяжело? — поинтересовалась Люська. — Можно, я донесу?
— Спасибо, — поблагодарила старушка и отдала Люське сумку. — А теперь давай мне руку.
Вспыхнул «зелёный», и старушка заторопилась.
— Пошли, ребятки!
Мне всё равно нужно было к своему дому. На тротуаре Люська вернула старушке сумку, сказала со вздохом:
— Помогать старшим — наше общественное дело!
— Наверное, ты пионерка? — улыбнулась старушка.
— Вступаем, — скромно сказала Люська. — Разрешите, я донесу вам до дома сумку?
— Вот молодец! — поразилась старушка. — Таких бы побольше! Ты мне напоминаешь мои молодые годы…
Я стал прощаться.
— Рада была вас встретить, — сказала старушка. — Спасибо! А ты бери, мальчик, пример со своей сестрёнки…
Люська робко попросила:
— А не могли бы вы несколько таких тёплых слов написать на бумаге? Вот так, мол, как Удалова, и должны поступать все.
— С удовольствием напишу! Добро, девочка, — великое дело! — согласилась старушка. — Только у меня нет ручки.
— А мы можем зайти в «Юбилей», там есть столик, бумага, ручка. Это у вас отнимет не больше минуты.
— Конечно, конечно, — согласилась старушка.
— Большое спасибо, — скромно опустила глаза Люська. — А вы, может быть, напишете, чтобы меня первой приняли в пионеры?
— Кого же принимать, если не таких, как ты! — к моему ужасу, сказала старушка.
И они пошли в сторону «Юбилея».
Люська, видимо, заметила, что меня нет, обернулась и быстро показала мне длинный язык.
«Ничего, Удалова! — думал я, торопясь к дому. — Мы ещё поговорим с тобой и об этом!..»
В лифте я внезапно подумал, что Люська Удалова и этот зловредный Кролик чем-то между собой похожи. Но чем?! Внешне общего в них ничего не было. И тогда я про себя решил, что, наверное, все плохие люди должны быть похожи друг на друга именно тем, что они плохие.
* * *Я всегда поражался, как моя мама умеет хорошо слушать! Смотрит на тебя прямо-прямо, внимательные глаза расширены — красивые глаза у моей мамы! Она когда слушает, всегда кулаком подпирает щёку. И если на тебя так хорошо смотрят, так слушают, то и ты стараешься рассказать всё подробнее и лучше.
А вот если человек не умеет слушать, если он всем своим скучающим видом показывает, что ему давным-давно всё уже ясно, то и вам становится ясно, что ничего не может быть ясно этому человеку, ничего не понятно.
Я рассказал ей историю про Феньку.
— Значит, Федя тот мальчик, у которого… папа?!.. — Мама не договорила, дождалась моего кивка, поднялась. — Пошли, Саня.
Она взяла шприц, упаковала лекарства, вату, пошла одеваться. Я был счастлив. Теперь можно доказать людям, что одиноки и смешны такие, как Люська Удалова или ветеринар Кролик.
Пока мы шли к Феде, мама казалась совершенно спокойной. Но конечно, она понимала, в какую квартиру я её вёл.
Дверь открыла Федина мама, перевела взгляд с меня на мою маму, смутилась.
— Ой, как неудобно! Вы детский доктор, а тут собака!
Мама ей улыбнулась и мягко объяснила:
— Ничего. Мы собак любим… И жалеем. У нас тоже есть Мотька. И если она заболевает, то я ей обязательно помогаю.
И моя мама протянула Фединой маме руку.
— Давайте знакомиться? — предложила она.
— Конечно, конечно! — воскликнула Федина мама и подала моей маме ладонь лопаткой. — Полина Герасимовна меня зовут, — нараспев сказала она.
— Ольга Алексеевна, — представилась мама.
— Очень приятно! — воскликнула Полина Герасимовна и стала помогать нам раздеваться.
Потом она метнулась в комнату.
— А вот и Фенька! Проходите, она здесь! Мы её устроили на мягкий коврик…
Присев на корточки, Полина Герасимовна сказала собаке:
— Феня, встречай гостью. К тебе пришёл настоящий доктор!
Фенька подняла голову, но не удержала её, уронила на лапы. Собака была очень слаба, дышала со свистом, бока вздымались и словно проваливались при каждом выдохе.
Мама встала на колени, надела фонендоскоп — так называется врачебная трубка для прослушивания, — осторожно подвела руку под Фенькин бок и принялась слушать.
Я не спускал с мамы взгляда.
Потом мама попросила Полину Герасимовну взять Феньку на руки и, пока та держала собаку, стала слушать её дыхание без трубки, ухом. Я знал, почему мама так поступает. Однажды я сам слышал, как мама объясняла молодому врачу: если он не хочет ошибиться в диагнозе, слушая дыхание маленьких детей, то их правильнее слушать не трубкой, а ухом.
