Виктор Бороздин - Большая Хета сердится
Но он спокойно вёл машину и тихонько напевал. Тогда и Юлька успокоилась. А потом её, должно быть, немного укачало, и она задремала. И вдруг:
— Всё, приехали!
Мотор перестал рычать, и, распахнув дверцу, ребята спрыгнули на мягкий, пружинящий под ногами мох.
— А где же оленья тропа? — удивилась Юлька.
Она внимательно смотрела кругом: травы, цветы, мхи не помяты, нигде не видно ни дороги, ни узенькой тропочки.
— Тут, — сказал отец Тэнеко и широко развёл руки.
Выходило, что оленья тропа была и слева от них, и перед ними, и справа… Так оно и было, потому что оленья тропа — это широкая полоса в тундре, по которой идут своим вечным путём оленьи стада. По сравнению с огромной тундрой она — тропа. Юлька не сразу узнала об этом, Тэнеко уже потом разъяснил ей.
А сейчас началось самое главное. Подошли другие машины. С них спрыгнули рабочие комбината, откинули борта и стали стаскивать щиты и бетонные подставки. Высокие подставки устанавливали у самого газопровода, те, что пониже, — дальше. Сверху клали щиты и скрепляли их накрепко железными скобами.
Тэнеко и Юлька бегом подносили скобы.
— Вот, берите, я ещё принесу.
Им очень хотелось, чтобы скорее всё получилось.
Помощникам все были рады, то и дело слышалось:
— Сюда давайте.
— И мне скобу.
— Ещё одну.
Стук от тяжёлых молотков был такой, что распугал всех птиц, они разлетелись. Вроде никто не спешил, а дело спорилось. Скоро был готов широкий, как улица, пологий настил — всход на трубу. Вот он, переход для оленей! Ребята побегали по нему, потопали: крепко! А рабочие уже укладывали щиты по другую сторону газопровода, делали сход.
Добро пожаловать, олени!
Олени идут
На другой день Юлька и Тэнеко снова собирали морошку. Место попалось ягодное. В густом мху красными фонариками из-под зубчатых листиков высвечивалась спелая морошка. Звала: рвите, не разгибая спины! Так они и делали. И всё же нет-нет да и поглядывали вдаль, не покажутся ли, как в тот раз, олени…
— Теперь не придут, — вздохнул Тэнеко, — зачем им уходить от своей оленьей тропы, раз у них есть переход!
…Олени были на своей привычной, исхоженной тропе. Стадо диких уже несколько раз подходило к трубе газопровода. Не сразу набрели они на сделанный для них переход. Отходили, кормились какое-то время в стороне, но, повинуясь инстинкту, который вёл на юг, снова приближались к трубе.
И наконец увидели невысокий «холм». Странный и голый. На нём не было преграды, и это сразу притянуло. Олени зорко всматривались, принюхивались, шумно втягивая ноздрями воздух — не грозит ли беда?.. Открытая верхушка холма звала к себе. Они подошли сбоку, не решаясь ступить, по-прежнему сторожко поводя ушами, прислушивались. Каждая жилка, каждый мускул у них был напряжён. Выпорхни из-под настила птица или выскочи глупый лемминг, всё стадо кинулось бы бежать. Но было тихо.
Два оленёнка — пятнистый и гладко-серый — неуверенно взбежали на настил, любопытство побороло в них страх, и, убедившись, что тут не опасно, застучали копытцами по доскам.
Тревожно захоркали мамы-важенки: назад! Оленята не сразу послушались, только когда вожак, повернув к ним голову, сердито топнул копытом, они кинулись к мамам.
Вожак медленно подошёл к настилу, шагнул на него. Дойдя до середины, на миг остановился, победоносно оглядел тундру и ринулся вниз. А за ним уже и всё стадо, смело, без опаски. Доски мягким звоном отозвались им. Но они не слушали. Злая преграда осталась позади, их ничто больше не удерживало, теперь было лишь одно желание: мчаться во весь дух.
Позже по следам этих оленей прошло через переход не одно дикое стадо. А потом подошло и стадо домашних оленей. Двигался лес рогов, так велико оно было. Сбоку шёл старичок-пастух. Он что-то покрикивал впереди идущим оленям, направляя их. Под его ободряющий голос олени смелее ступали на настил.
Олени шли плотным гуртом, похоркивая, шумно дыша, — рыжие, пятнистые, тёмные и светлые, были тут и совсем редкостные — белые. Торопливо перебирая тонкими ножками, жались к важенкам оленята.
Спустившись с настила, олени ускоряли шаг и растекались по сторонам, как вырвавшаяся из тесных берегов на простор река. Перед ними была широкая, свободная, ничем не ограждённая тундра, до самых гор Путорана, до богатых вкусным ягелем зимних пастбищ.
Димка во льдах Белого моря
Я на ледоколе!
Димка вскочил, спросонок ещё не понимая, где он и что происходит. Каюту швыряло, толкало, всё содрогалось и гремело — дверь, плафон на потолке, графин, стаканы в деревянных гнёздах, массивная пепельница, подскакивая, ударялась о бортики стола.
«Я на ледоколе!» — радостно вспомнил Димка.
Дяди Васи не было, — наверно, заступил на вахту.
Димка стал торопливо одеваться. Это было трудно, нога никак не хотела попадать в нужную штанину, трудно было удержать равновесие, то и дело приходилось за что-нибудь хвататься.
Тра-та-та-та… — забило дробью, затрясло.
В коридоре грохот был ещё сильнее, казалось, в нижних помещениях клокочет вода. Что-то с силой тёрлось, скрежетало.
«Ледокол ломает лёд, — догадался Димка, — мы уже в Белом море!»
Вчера весь день шли по Баренцеву морю, чистому и голубому. Только к вечеру появились первые льдины, плоские, округлые «блинчики», потом, покачиваясь на волнах, поплыли сахарные, будто взбитые из морской пены. Подводная их часть просвечивала зелёным. А из других наторошенных в беспорядке ледяных глыб вырывалась такая невообразимая синь, какой Димке ещё не приходилось видеть. Но вчера льдин было немного. А сейчас…
Димка кинулся на палубу. Перед ним открылось сплошное ледяное поле, гладкое, почти без снега, пустынное до самого горизонта. Их ледокол — единственное живое существо в этом застывшем крае — брюхом наползал на лёд, с грохотом ломал его. «Чудеса, — подумал Димка, — на Баренцевом — лето, а здесь, рядышком, на Белом — зима».
Перегнувшись через борт, он смотрел, как огромные льдины выныривали из пенящейся воды — мокрые, сверкающие, голубые, прозрачные. Вздыбливались, падали, снова вставали. «Во, толщина — почти метр, — восхитился Димка, — а ледоколу нипочём!»
Он давно мечтал о той минуте, когда увидит всё это. Димка живёт в Мурманске, это Заполярье, а лёд видел только под ногами, на лужах, на улице. Мурманский порт даже в лютые морозы не замерзает, потому что возле него проходит тёплое течение Гольфстрим. «Так говорят: тёплое, — думает Димка, — на самом деле оно, наверно, горячее, как кипяток, раз согревает всё Баренцево море».
Льдины всё выныривали, бились о ледокол, громоздились друг на друга, с них, освещённая низким солнцем, стекала, играя малиновыми огоньками, вода.
Димка взбежал по трапу на носовую палубу. Отсюда было видно, как бегут от ледокола вперёд и в стороны тёмные трещины. Катится вместе с ними треск, будто бросает кто на лёд сухие доски.
Урок вежливости
Ветер пронизывал насквозь. Пришлось застегнуться на все пуговицы, поднять воротник.
— Дима, завтракать! — донеслось с нижней палубы. — Да не стой на ветру, простудишься.
Это буфетчица, тётя Поля. Димка нахмурился: «Как мама: „Не стой на ветру, надень шарфик“. Все женщины, наверно, одинаковы. Я воротник поднял, чего ещё!»
Он спустился в каюту, скинул куртку, причесал пятернёй волосы перед зеркалом. Дядя Вася ещё вчера, когда в первый раз они шли обедать, предупредил:
— Не знаю, какой ты на берегу, а здесь уж постарайся, не подведи меня, чтобы всё было в лучшей форме. Питаться будешь в кают-компании, вместе с командным составом.
— И капитан там будет?
— И капитан будет.
Когда они вошли в кают-компанию, там уже сидело несколько человек. Во главе длинного стола — капитан. Он показался Димке очень серьёзным, на лбу собрались морщины, брови сдвинуты, совсем как у директора школы Александра Александровича. Димке подумалось: «Сейчас капитан посмотрит на него строго и тоже скажет: „Опять карту Африки не выучил?“ А что Димке Африка? Спросил бы про Ледовитый океан, море Лаптевых, Чукотское море, острова Северная Земля — другое дело!..»
— Разрешите сесть, — обратился к капитану дядя Вася.
Капитан кивнул, и морщины куда-то ушли, лицо его стало спокойно-приветливым.
Димка тоже хотел сказать: «Разрешите сесть», — но горло сдавило, и у него получилось:
— Разрешите… есть…
Он покраснел, смешался. Хорошо, сказал тихо, никто не понял, а то бы, наверно, засмеяли. Правда, капитан что-то уж очень внимательно стал смотреть в свою тарелку, и уголок рта у него чуть дрогнул.
Вчера Димка был с дядей Васей, а сегодня надо идти одному. Он осмотрел себя… Порядок. По дороге мысленно прорепетировал, как войдёт. Перед дверью набрал полную грудь воздуха и шагнул. Глядя на то место, где должен сидеть капитан (его сейчас не было), громко сказал:
