Эсфирь Цюрупа - Дед Илья и внук Илья
— А может, уже пора обедать? — спросила Таиска.
Тогда Илюша стал пихать деда в бок:
— Баба Таня велела домой идти! Наверное, уже четыре часа!
Какой-то мужчина в полотняном картузе удивился. Он даже приложил свои часы к уху.
— Что ты, мальчик? Ещё и двух нет!
Пришлось набраться терпения, ждать ещё два длинных часа.
Ровно в пять, с опозданием на час, Илюша привёл отца и деда домой.
Баба Таня встретила их на крылечке:
— Все гости в сборе, ждут. Я ж тебе, Илюша, велела: хватай их за руки и тащи!
— Он и хватал и тащил, — защитил сына Платов Второй. — Да мы неслухи, нас и ругайте, мама.
Но баба Таня ругать не стала. Она засмеялась и принялась расставлять на столе тарелки.
Глава 13. Подкова
У всех, кто сидел за столом, были красные руки, красные лица, все ели с красных тарелок, были одеты в красное. И ножи и вилки блестели красным блеском. Потому что Илюша глядел на них сквозь стакан, доверху налитый вишнёвой водой с пузырьками.
Когда же он её выпил, Платов Второй налил ему лимонной воды. И тогда все сделались жёлто-золотыми. Таиска через стол улыбнулась ему золотой улыбкой.
Илюша поставил пустой стакан на стол и принялся за пирог. Все теперь сделались обыкновенного цвета, но всё равно очень красивые. Потому что праздник, дед Илья надел полосатый галстук, баба Таня — голубую кофточку, а Таиска и её мама — платья все в цветах, как клумбы.
Обед вышел на славу. Жаль, что Надежда Ивановна по дороге задержалась в городском Совете, а оба геодезиста — на строительной площадке. И знатные каменщики уже уехали… А то было бы ещё веселей.
Но и сейчас ничего, весело. Патефон играет на комоде, радио поёт на стене, все хвалят бабы Танин борщ и пироги, спорят, какой вкуснее — с мясом или с картошкой. До тех пор спорили, пока ни кусочка не осталось. Баба Таня принесла ещё.
Тогда дедушка Матвеюшка встал и сказал, что хочет он произнести уважительное слово в честь трудового, заслуженного семейства Платовых.
— Мой низкий поклон Илье Ивановичу, и Илье Ильичу, и Татьяне Евстафьевне, нашей дорогой хлопотунье.
А Платов Второй тоже встал и ответил, что благодарного, доброго слова заслуживают все хорошие, славные трудовые люди, собравшиеся сегодня здесь за столом, и спасибо им за дружбу, и что рад он работать с ними. И он проговорил радостно и громко:
Я знаю — город будет,Я знаю — саду цвесть,Когда такие людиВ стране Советской есть!
Тут баба Таня принесла жареного гуся, а ещё до гуся Илюше и Таиске досталось лимонной воды с пузырьками по третьему разу.
Таискина мама стала рассуждать, схожи ли меж собой три Ильи. Илюша хотел, чтоб она сказала: «До чего ж все трое одинаковые!» — и перестал жевать, даже чуть приподнялся на стуле, чтобы его получше было видно. И она сказала:
— Все трое одинаково скуластые, глаза у всех троих светлые, как речной плёс. А носы у старших костистые, видно, характер неуступчивый…
Баба Таня засмеялась:
— Да у Илюшки, у внука, нос мой, картошкой!
— Ничего не картошкой, — громко возразил Илюша.
Но баба Таня не слушала его. Она глядела на всех троих: на мужа, сына и внука. И вдруг задумчиво сказала:
— Илюшка-то ещё мелочь, галька речная. Каково обкатает волной, таков и выйдет…
— Я такой же самый выйду, — пообещал Илюша.
А баба Таня продолжала:
— А эти, старшие два, схожи. Ох, схожи! Как скала со скалой. Не приведи им столкнуться.
Илюше сразу представились две скалы, два утёса, точно такие, как он видел на картинке. И что баба Таня надумала? Ничуть не похожи на них дед Илья и батя… Однако две скалы не выходили у него из головы, и он даже увидел, как они столкнулись и от них посыпались искры. Интересно воображать всякие такие штуки. Но его отвлёк дед Илья. Он сказал бабе Тане:
— Что ты, мать, зачем нам с сыном сталкиваться?
И дедушка Матвеюшка сразу подхватил своим тонким, задиристым голосом:
— И что выдумала? Оба — мастера, на них рядом поглядеть любо-дорого! Друг дружку плечом подопрут — так гору сдвинут. Богатыри! Право слово, богатыри! — И тут дедушка Матвеюшка подбежал к комоду, взял бабы Танину подкову и положил на стол перед дедом Ильёй. — Уважь, друг! — попросил он. — Покажи им, молодым, что не перевелась наша стариковская сила!
— Не тронь подкову, она ж у меня памятная! — взмолилась баба Таня.
Но Илюша тоже стал кричать:
— Уважь! Уважь! — Он догадался, о чём просит дедушка Матвеюшка.
И Таиска вслед за Илюшей тоже стала кричать:
— Уважь!
Дед Илья, усмехаясь, покачивал подкову на раскрытой ладони, когда заговорил Платов Второй.
— Верно, мама, — сказал он. — Нам с отцом сталкиваться нельзя. Нам надо опираться друг на друга. Я на отца крепко надеюсь.
Илюша увидал, как в ответ тёплым, радостным огоньком засветился дедов взгляд.
— Спасибо, сынок, — ответил дед. — Можешь на меня надеяться. Мы с бригадой тебя не подведём.
Но разве батя не расслышал дедовых добрых слов?
— Главное, отец, чтоб напрямик и безо всяких обид, — продолжал он. — Я уверен, мы с тобой друг друга поймём.
Почему дед Илья вдруг перестал улыбаться? Почему так тревожно глянул на батю?
— Какие могут быть обиды? Нам с тобой вместе строить, — произнёс он негромко, не спуская насторожённого взгляда с сына.
Илюше показалось, что дед будто прислушивается к словам, которых батя ещё не сказал.
И вот батя положил на скатерть свои крепкие смуглые руки, опёрся на ладони, но не встал. Он раздельно и твёрдо сказал эти слова:
— Хорошо, отец. Не станем откладывать трудного разговора. Днём раньше, днём позже, а сказать это нужно. Дело в том, что Новый город мы не будем строить из кирпича.
Илюша удивился: а из чего же тогда дед Илья выстроит Дом культуры, и ясли, и жилые корпуса?
И почему вдруг стало так тихо за столом?
Он поглядел на деда и испугался. Разом потемнело, угасло дедово лицо. Как будто отшумел праздник в большом доме и в окнах притушили огни.
— Та-ак… — промолвил дед глухо. Он переводил дыхание, словно взбирался на гору и вдруг устал. — Та-ак. Из чего ж собираешься, начальник, строить жильё для рабочих людей? Может, деревянные бараки будешь сколачивать? Или землянки в землю вроешь? — Слова дед ворочал тяжело, будто камни.
Батя тоже, видно, заметил, что деду трудно. Однако он сказал твёрдо:
— Нет. Хватит нашим людям ютиться в бараках. Но и строить по старинке, по камешку, по кирпичику, тоже не будем. Нынче дома собирают, как машины, из готовых частей…
— Грамотный. Читывал, — резко ответил дед Илья.
А Илюша сразу вспомнил газету и огромные краны на фотографии: один тащил вверх готовый простенок, другой — целую стену с окошками и дверью.
— Даже детям понятно, насколько это быстрей и выгодней! — горячо говорил батя. — Кран поставит несколько этих камней-блоков, и стена готова! А сколько нужно твоих кирпичей, сколько труда и времени твоей бригаде, чтоб эту стену сложить? Даже самым лучшим, скоростным способом…
Перегнувшись через стол, батя заглядывал деду в лицо блестящими, настойчивыми глазами:
— А работа-то какая весёлая! Краны тащат вверх готовые ванные комнаты, в них уже и стены облицованы, и белые ванны стоят! Тащат лестницы! Не ступеньки, нет, целиком лестницы с перилами! Глядишь, а по ним уже бегут слесаря, монтёры, соединяют трубы, тянут провода…
Ах, как славно рассказывал батя, как интересно было его слушать! Как нравился Илюше он сам, милый, милый Платов Второй, его улыбка, его руки, смуглые, покрытые золотистым пушком. Они уверенными, сильными взмахами собирали, строили над столом невидимый прекрасный город. Тот самый город, о котором мечтал дед Илья.
Почему же он так недобро молчит сейчас?
— Учимся строить быстро… — говорил Платов Второй.
— Уж куда как быстро! — вдруг прервал его дед Илья. — Так быстро ты, сынок, расправился со мной и со всей каменщицкой семьёй, что я и духа не переведу.
Баба Таня вздохнула и молча сняла крошку с его рукава.
Платов Второй замолчал, ничего больше не стал рассказывать. Он только попросил:
— Отец, послушай…
Но дед Илья не стал его слушать.
— Значит, так, начальник, понимать: мы, каменщики, строительству боле не нужны? — всё повышая голос, заговорил он. — Выходит, каменщицкой артели, царице стройки, места нет в народных делах, а? По-твоему, выходит — вы в бороне, а мы в стороне? Пятилетний план — народную красу и гордость — другие будут выполнять, другим честь и место, а нас на печку гонишь?..
Голос деда окреп. Рука, накрывшая подкову, напряглась. Баба Таня осторожно тронула его плечо.
— Не распаляйся, не надрывай сердце, — попросила она.
Но дед двинул богатырским плечом, сбросил её руку.
