Лара Уильямсон - Мальчик по имени Хоуп
Срок членства: пожизненно. А что еще хуже: вам нельзя будет прыгать на батуте, а то обмочитесь.
Вам наложат швы, и похоже, что со швами вам не захочется смеяться. Странно звучит? Ага, я тоже ничего не понял.
Опасения: Клуб. У Грейс такие штуки получаются плохо. Она и в скаутах не задержалась больше чем на месяц.
Важно: принимайте фолиевую кислоту.
Из того, что я прочел, можно сделать один вывод: беременность Грейс ничем хорошим не закончится. Ничем. Я перехожу на другую страницу и прокручиваю вниз до тех пор, пока не нахожу ролик про головастика и его друзей, которые плывут навстречу луне. Это как большая вечеринка для головастиков. Отличие от человеческих только одно: они все хотят добраться туда первыми. В жизни же если вы приходите на вечеринку одним из первых, то вы лузер. Один головастик умирает, прямо отрубается на глазах своих дружков, а они продолжают плыть, будто ничего не случилось. Ни тебе головастикопохорон, ничего вообще. Суровые они ребята. В итоге один малыш доплывает до полной луны. Он бы, наверное, сам себе похлопал, будь у него ладони. Видимо, надо будет раздобыть эту фолиевую фигню для Грейс, а то она в итоге родит лягушонка.
Под видео с вечеринкой головастиков расположен схематичный рисунок мужчины и женщины. У мужчины настоящая борода, совсем не как у Стэна. Женщина прячет под пышным платьем футбольный мяч. Она тоже не похожа на Грейс. У Грейс есть только одно пышное платье, которое она вместе с вуалью надевала на первое причастие. Видимо, в Клубе вуаль необязательна.
Я откидываюсь на спинку стула и чешу затылок. Это новая для меня информация. Судя по всему, беременные люди ведут себя странно, что объясняет тупое поведение Грейс вчера вечером. Это все из-за того, что она вступила в Клуб и головастики в ее животе устроили лунный праздник. После нашего визита к Большому Дейву Грейс рассказала мне, что нашла достаточные улики существования «Кэролайн 1973»:
– Спальня была подготовлена для ночи любви. Повсюду зажженные ароматические свечи. Мне кажется, сандаловые.
– Ты уверена?
– Насчет сандала – нет. Может, и амбра. Но я практически уверена, что попала в любовное гнездышко. И меня чуть не поймали. Кто-то пошел в туалет, пока я была в спальне. Пришлось схватить то, что первое попалось под руку, и бежать. Я кое-что опрокинула там на туалетном столике, включая флакон с «Ядом».
– С ядом?!
К моему ужасу, Грейс рассмеялась:
– Так называются духи, дурачок. Мы пока не будем рассказывать маме, но потом точно расскажем. Когда настанет подходящий момент.
– А кто решит, что момент подходящий?
– Я. – Грейс потирает руки, как злодей из пантомимы.
– Почему ты рисуешь сиськи? – спрашивает Кевин Каммингс.
– Это не сиськи. Это футбольные мячи с точечками по центру, – отвечаю я.
Кевин мне не верит и говорит об этом.
– Ладно, это сиськи, – признаю я, надеясь, что на этом разговор и закончится. Но не тут-то было: когда я прошу его сменить тему, Кевин Каммингс поднимает руку.
– Мисс Парфитт, угадайте что! – хнычет он.
Учительница приближается, и мне приходится рисовать улыбающиеся рожицы поверх сисек. Я шепчу Кевину, что расскажу ему обо всем позже. Широко улыбаясь, он сообщает мисс Парфитт, что ему надо в туалет. Направляясь к двери, он хватает себя за джемпер спереди – это выглядит так, будто у него выросли мужские сиськи. Ну вообще-то они и так у него есть.
С этой минуты все идет наперекосяк. После школы я пытаюсь сбежать, но Кевин Каммингс меня перехитрил. Перед самым звонком он говорит мисс Парфитт, что у него кишки расплавились. Скажите спасибо королевскому безумию, иначе известному как «Королевский кебаб» с дополнительным соусом халапеньо. И раз уж у него адская буря в животе, можно он пойдет в туалет с рюкзаком, а потом уже домой? Когда учительница отвернулась, он пернул подмышкой, и мисс Парфитт была только рада его отпустить. Однако Кевин Каммингс не сидел в сортире по колено в туалетной бумаге, потому что ждал меня у школьных ворот.
– Так что там с сиськами? – спрашивает он, когда мы отходим от школы.
– А что там с твоими кишками?
Кевин Каммингс имеет отвратительную привычку отвечать вопросом на вопрос:
– У тебя что, девушка появилась?
Я думал, что ответ «да» принесет мне скорое и надежное избавление от Кевина, но не тут-то было. Он отвечает сам себе:
– Да не, что-то я сомневаюсь.
– Ну ладно. Пообещай, что никому не расскажешь.
– Честное-пречестное.
– Грейс вступила в Клуб.
– В какой клуб? – непонимающе таращится на меня Кевин.
Я подмигиваю ему и говорю, что это Тот Самый Клуб, и тогда он складывает губы буквой «о»:
– Ааа… теперь понимаю. Кто отец?
Тут я совершаю серьезную ошибку. Куда более серьезную, чем когда я поделился с ним новостью.
– Это Стэн, – говорю я, переходя через дорогу. – Только никому не рассказывай.
– Ого. Эта полосочка бекона? Я впечатлен. – И тут Кевин говорит то, что совсем меня не радует: – Кстати, я скрестил пальцы, когда ты мне рассказывал.
Все знают, что скрещивание пальцев отменяет «честное-пречестное».
Интересно, а если я его ударю в живот, это отменит скрещивание пальцев?
– Ну ладно, а теперь, когда я рассказал тебе свой секрет, ты можешь кое-что для меня сделать.
Я прищуриваюсь и объясняю Кевину, что ему нужно пойти в аптеку и взять кислоты для аккумулятора маминой машины. Он ничего не понимает.
– Она называется «фолиевая кислота», – добавляю я.
– А почему сам не сходишь?
Я достаю мобильник из рюкзака и включаю его. Нам разрешают носить телефоны в школу, но только в выключенном виде. Использовать его я смог только сейчас.
– Это из-за ребенка. Мне надо срочно позвонить Грейс. Вот тебе деньги.
– Ох! – Кевин вздыхает, но деньги берет. – Это же много времени не займет?
Он заходит в маленькую аптеку в конце улицы, а я жду снаружи, делая вид, что разговариваю по телефону.
Вернувшись, Кевин протягивает мне маленький мешочек. Вид у него неважный, и он весь вспотел, как сыр, который оставили на солнце.
– Что сказала Грейс?
– Ничего. Я забыл ей позвонить.
Кевин прислоняется к стене и вытирает лоб рукавом пиджака.
– Я спросил у аптекаря фолиевую кислоту, чтобы завести двигатель. А он сказал, что мой двигатель в отличном состоянии, если мне нужна фолиевая кислота. – Он хмурится и сжимает челюсти. – А потом он спросил, сколько мне лет. «Простите? – говорю я. – Но какое отношение ко всему этому имеет мой возраст?» Аптекарь заржал, и старушки, стоявшие в очереди, тоже. Они так развеселились, что им пришлось скрещивать ноги, и аптекарь направил их в отдел прокладок.
– Прокладок для двигателя, – говорю я, пытаясь не расхохотаться. – Не переживай. Что вообще старушки знают о прокладках!
– А вот и знают, – возражает Кевин. – Моя бабушка вечно их покупает.
Кевин в бешенстве мчится прочь, да так резво, что у него лопается лямка рюкзака.
Таблетки фолиевой кислоты выглядят совсем нестрашно: они маленькие и белые, похожие на бумажные кружочки, которые остаются от дырокола. Я разглядываю пузырек по дороге домой и все еще держу его в руках, входя в дом. Ошибка! Мама дома.
– Что это у тебя там? – спрашивает она, и мне приходится проделывать старый трюк, когда предметы исчезают у меня за спиной и пропадают в брюках.
– Ничего, – отвечаю я, хватаясь за задницу, чтобы пузырек не выпал через штанину.
– А, ну ладно. – Мама заводит пластинку о своих проблемах с пищеварением. – Вот честно, понятия не имею, с какой стороны у меня польется на этот раз. Но свет в конце тоннеля уже виден. – Она потирает нос. – Правда, его загораживает вся эта гора тертой моркови.
– Ты и на прошлой неделе болела, – отвечаю я, сжимая ягодицы. – Видимо, дело в еде, которую ты приносишь с работой. – И снова сжатие.
Мама смеется:
– Уверяю тебя, к работе это не имеет никакого отношения. Ты же тоже это все ешь, так?
И тут я спрашиваю ее:
– А ты точно не умираешь? И не скрываешь от меня этого? – Сжатие.
Мама говорит, что, разумеется, умирает. Все мы медленно умираем с самого момента рождения. Лучшего объяснения она придумать не может. В любом случае, в ближайшем будущем прощаться с жизнью она не намерена, и мне тоже переживать не стоит.
– Ну ладно, – отвечаю я. – Просто я не могу тебя потерять.
Похоже, пузырек все-таки заскользил вниз, и я напрягаю задницу еще сильнее.
Мама толкает меня локтем, улыбаясь:
– Ну все, хватит стоять в коридоре и психовать из-за того, что не случится. Можешь мне поверить: я не умираю. Мы никогда не расстанемся, Дэн Хоуп.
Я не могу пошевелиться, и дело тут вовсе не в фолиевой кислоте, застрявшей у меня в штанах. Просто, как я ни стараюсь, не могу не думать о том, что эти слова сказал мне однажды папа.
Двенадцать
Во вторник я пытаюсь вернуть Джо медаль. Святой Гавриил мне совершенно не помогает; напротив, он делает все только хуже. У меня в списке почти ничего и не осталось уже, и я не верю, что святой поможет мне исполнить мечту. Пусть лучше Грейс отдаст его какому-нибудь несчастному, который действительно нуждается в исцелении.
