Александр Воронцов - Юнгаши
Федя любил точность и ясность.
— Нет, не показалось, — стоял на своем Юлий. — Была ракета, красная. Своими глазами видел. Ее ни с чем не спутаешь.
— Выходит, как в прошлый раз? — предположил Лева.
— Значит, так… — поскреб затылок Федя. — Утром пойдем к капитану.
Спустившись вниз, заглянули в соседний двор, куда упала фугаска. Там на развалинах работала пожарная команда. Молча постояли у дымящихся развалин и пошли дальше.
Лева едва сдерживал слезы.
У входа в бомбоубежище дежурная сообщила:
— Вам надо зайти к капитану Данилову. — И многозначительно добавила: — Сам звонил. Смотрите не позабудьте.
— А мы как раз сами к нему собирались, — ответил Федя. — Значит, не забудем.
Утром, как только рассвело, Федя, Юлий и Лева направились к капитану Данилову. Ходу было каких-нибудь сто метров.
Шли медленно, не разговаривая. Сказывалась бессонная ночь, усталость. Посасывало в голодных желудках. Ранний морозец ознобом пробегал по коже.
Районный штаб МПВО — местной противовоздушной обороны — занимал здание школы. Для ребят все здесь, в недавнем прошлом знакомое и близкое, стало теперь необычным и непривычным. И зенитное орудие в соседнем сквере, и часовой у входа. И грудой сваленные во дворе парты.
А внутренние помещения?
Совсем трудно узнать. Коридоры загромождены непонятными зелеными ящиками. Говорят, в них всякое военное имущество. В учебных классах вместо парт поставлены столы и железные матросские кровати. В учительской на месте расписания уроков — карта восточной части Финского залива с островом Котлин в центре. На двери директорского кабинета поверх прежней таблички прибит лист простой бумаги с надписью от руки: «Начальник штаба».
Трудно было представить, что всего несколько месяцев назад в этих стенах звучал детский смех, а в классах изучали законы Ньютона и Ома, теорему Пифагора, биографии Ломоносова и Менделеева, читали вслух стихи Пушкина и Лермонтова, Некрасова и Маяковского. В школьном клубе ставили «Недоросль» Фонвизина, сценки по юмористическим рассказам Чехова, проводили пионерские сборы.
У входа в кабинет начальника штаба остановились, заговорщически переглянулись.
— Договорились, значит, — шепотом начал Федя Столяров. — Попросим у Пал Иваныча новое задание. Он обещал, помните?
— Договорились, — сухо подтвердил Юлий, вопросительно глянув на Леву.
Лева утвердительно кивнул.
Прежде чем войти, расстегнули пальто, сняли шапки. Руками пригладили вихры. От этого у Феди еще круглее стало лицо, у Юлия нос вроде заострился, а у Левы оттопырились уши.
Разговор с капитаном Даниловым, о котором вспомнил Федя, состоялся у них еще в конце августа.
Ребята пришли в школу узнать насчет занятий. А там уже штаб МПВО разместился. Командир со шпалой в петлицах, повстречавшийся им у входа, сказал:
— С занятиями придется повременить. Война, фронт к Ленинграду приближается.
Капитан прихрамывал, правой рукой опирался на костыль.
— А нам теперь что делать? — хмуро спросил Юлий — он ближе всех стоял. — Может, нас на передовую отправят? На корабль попасть бы!
Это была мечта всех кронштадтских мальчишек — попасть на боевой корабль.
Капитан — после уж они узнали, что зовут его Павлом Ивановичем, — как-то странно, не то виновато, не то грустно посмотрел на них.
— На корабль пока не получится, но дело вам найдется. — И тут же предложил: — Организуйте-ка в нашем районе контроль за светомаскировкой. — Заметив на их лицах разочарование, добавил: — Не только по улицам ходить, будете на крышах домов дежурить.
Находиться на крыше во время воздушного налета — в этом было что-то привлекательное. Но все же не то, чего хотелось бы.
— Нам бы, значит, настоящее боевое задание, — протиснулся вперед Федя Столяров. Среди ребят он был самый старший и самый рослый. И считался самым смелым.
Чуть заметная улыбка скользнула по лицу капитана:
— Будет и настоящее боевое… Со временем. Ну как, согласны?
— Согласны, — вразнобой ответили ребята.
Всего-то и прошло с тех пор месяца три.
Дверь открыли уверенно, в кабинет вошли смело.
Капитан Данилов, увидев ребят, поднялся, опираясь на палку, вышел из-за стола. Хромота у него так и осталась. Видно, навсегда. Левой рукой он поддерживал за полу шинель, накинутую на плечи.
— Здравствуйте, друзья-мушкетеры, — приветливо бросил он.
Сочетание «друзья-мушкетеры» и тон, которым эти слова были сказаны, обещали добрый прием.
— Здрасте, Пал Иваныч! — Ребята прошли в глубь кабинета.
— Сколько «зажигалок» сегодня погасили?
— Шесть, — за всех ответил Федя.
Капитан удовлетворенно кивнул, коротким жестом указал на стулья.
— Усаживайтесь, разговор будет. Раздеваться не надо, здесь прохладно.
Он вернулся на свое место.
Ребята с готовностью сели, вплотную придвинувшись к столу. Федя незаметно толкнул Юлия локтем под бок: «Начинай!»
— А я сегодня ночью ракету видел, — без предисловия начал Юлий.
— Какую ракету? — Капитан заинтересованно уставился на Юлия.
— Красную… Даже две.
— Та-ак… — Капитан нервно забарабанил пальцами по крышке стола. — И вы тоже?.. Где?
— Юлька с крыши видел, — подсказал Лева, но, перехватив недовольный взгляд Феди: «Не высовывайся!», смущенно хлюпнул носом и договорил: — Пусть сам расскажет.
— Продолжай. — Капитан кивнул Юлию.
— Место я не очень точно заметил, — замялся Юлий. — Откуда-то справа, из соседнего квартала… Сами понимаете, пальбы много было, со всех сторон.
— Понимаю… — Капитан ненадолго задумался, затем вдруг положил ладони на стол. — А в общем так, друзья… Поэтому я вас и позвал.
— Из-за ракет, значит? — подался вперед Федя.
У Феди «значит» — любимое словцо, которое он повторяет чуть ли не в каждой фразе.
— Верно, из-за ракет, — подтвердил капитан. — Точнее, из-за того, кто их выстреливает. Дело очень серьезное. Ваш сигнал не первый. И по всему выходит, что в нашем районе опять появился вражеский лазутчик.
— Диверсант? — ахнул Лева и особенно громко шмыгнул носом. — Тот самый?
— Эх, паразит! Снова вылез, значит? — удивился Федя.
Случай, о котором вспомнили ребята, произошел еще в начале осени неподалеку от 9-й школы.
Во время одного из первых воздушных налетов на Кронштадт кто-то, затаившись на крыше заброшенного дома, пускал ракеты, указывающие курс фашистским летчикам. Диверсанта обнаружили, но ему удалось скрыться.
Три пары мальчишеских глаз выжидательно смотрели на капитана.
— Может, и тот… — Капитан широкой узловатой пятерней потер лоб. — А может, и другой. Только этого гада, ребята, мы должны поймать.
Лицо капитана стало жестким. Последние слова — «должны поймать» — он произнес негромко, но твердо.
— Значит, поймаем, — пообещал Федя.
— Из-под земли достанем, — добавил Юлий.
Очень хотелось ему расквитаться с врагами за отца, за бомбежки.
— Только никакой самодеятельности, — умерил их пыл капитан и доверительно сообщил: — Мы, конечно, принимаем меры… Но и ваша помощь не будет лишней.
— Мы поможем, — с готовностью согласился и Лева.
— Вот и договорились. — Капитан удовлетворенно вздохнул и, наклонившись поближе к ребятам, продолжал: — Тогда так… Надо бы еще подходящих ребят подыскать. Сможете?
Где их взять?
Почти все кронштадтские школьники эвакуировались. Еще летом, когда семьи военнослужащих отправляли на Большую землю. А те, кто постарше, на работу устроились.
— Некого, — с досадой махнул рукой Федя. — Но если надо, значит, попробуем… Разве Женю Емельянова?
Он вопросительно посмотрел на Ворожилова и Морозова.
— Колю Мехова можно, — вспомнил Лева и шмыгнул носом. — Он тоже остался.
Носом Лева шмыгал довольно часто. Объяснял это тем, что у него простужены гланды.
«При гландах горло должно болеть, — заметил ему как-то Федя, — а у тебя из носа течет». — «Так надо, значит, — огрызнулся обычно уравновешенный Лева. — У меня простуда через нос выходит». — «Все у тебя наоборот», — презрительно бросил Федя и с тех пор на Левино шмыганье перестал обращать внимание.
Но хлюпать при капитане?
Федя с укором глянул на Леву и, чтобы скрыть бестактность друга, поспешно развел руками:
— Кажется, все, значит.
— А может, Соню позвать? — несмело предложил Юлий.
Соня Мамкина была единственной из класса девочкой, оставшейся в городе. Иногда она вместе с мальчишками участвовала в проверке светомаскировки.
Ребята переглянулись.
— Она боевая, — поддержал Лева.
— Девчонка, значит… А тут дело такое, серьезное… — засомневался Федя, но, оценив обстановку, махнул рукой. — Ну, пусть, значит.
