Леонид Жариков - Судьба Илюши Барабанова

— Гляди, вот Кремль. А это Спасская башня. На ней часы знаешь какие? В рост человека! Если не веришь, спроси у Мити. Он в Москве много раз был, даже Ленина видел…

Вот, оказывается, какая Москва! Громадные каменные мосты, а под ними проплывают пароходы, похожие на лодочки.

— Гляди. Знаешь, что это такое?

— Пушка.

— Царь-пушка, — поправила Надя. — Нигде на свете такой нету. Митя говорил, что снаряды у нее такие тяжелые, что человеку не поднять.

— А стреляет пушка? — спросил Илюша.

— А как же! Иначе буржуев не победили бы. Из этой царь-пушки ка-ак дали по буржуям, так всех и разнесли!.. А вот царь-колокол. Он упал с колокольни, а кусище отлетел, гляди какой!

После воблы с удовольствием пили чай, заваренный сушеной морковью. Потом Митя предложил сыграть в лапту.

— Правильно, — поддержал отец, и все задвигали стульями.

— Только, чур, я играю против тебя, — заявил дядя Петя Азарову.

— Согласен. — И Азаров подмигнул Илюше: — Умеешь играть в лапту? Нет? Все равно иди ко мне в команду. Валя тоже. А вы, субчики, — обратился он к Наде и Мите, — идите к Петру Николаевичу. Посмотрим, чья возьмет!

Что тут поднялось! Надя кинулась искать мяч: с прошлого года он запропастился куда-то. Митя засучил рукава, точно собирался на кулачный бой. Дядя Коля разулся, чтобы легче было бегать.

— Мы вас за Можай загоним! — пообещал Азаров.

— А мы вас еще дальше! — не уступал дядя Петя, перемигиваясь с Надей: дескать, покажем свою удаль!

Все побежали на пустырь, который начинался сразу за домом. Солнце еще стояло высоко, и было жарко. Редкие облака плыли над дальним лесом.

Вожаки двух партий померились на палке, кому водить, и игра началась.

В самый разгар, когда Надя перехватила мяч и загородила путь Илюше, целясь в него мячом, он, избегая удара, бросился в сторону, споткнулся и упал. Злорадно сверкая глазенками, Надя занесла над ним руку с мячом, выбирая, куда побольнее ударить. Все кричали, и невозможно было понять что. Лежа на земле, Илюша защищался от удара. Верхняя пуговица на рубашке отлетела, и Надя увидела у него на шее крестик.

— Бей! — кричали в один голос Митя и Петр Николаевич.

Надя опустила руку с мячом.

— Бей, чего медлишь?

— У него… — Надя в растерянности поглядела на отца, на Валю и сказала: — У него крест на шее… как у старушки. — И она, смеясь, зажала рот.

— Перестань! — строго прикрикнул на нее Азаров, и всем стало неловко.

Илюша поднялся. Уши у него горели от стыда.

Интерес к игре сразу пропал, и все молча стали собирать разбросанные вещи.

В доме тоже разговор не клеился. Потом Митя сказал сердито:

— Сколько раз я говорил: надо церкви закрыть, а попов заставить пахать землю.

— Не так просто, — сказал Петр Николаевич задумчиво. — Не легко выветрить из людских голов то, что вдалбливалось тысячелетиями.

— Что же, и нам ждать тысячу лет? — спросил Митя.

— Не знаю, может быть… Посмотри, как искусно агитирует церковь. Там используют музыку, живопись, песни. Какие соборы и храмы — смотришь, и глаз не оторвешь! А расшитые золотом одежды? А торжественные песнопения? Даже аромат ладана и вино использованы для того, чтобы увлечь людей, опутать их сладким дурманом веры. Я был в плену в Германии и видел: у католиков так и написано над входом в храм: «Дом бога».

— Попы агитируют, а мы ждем, пока наших ребятишек заарканят, — сказал Митя и взглянул на Илюшу.

Все молчали. Дядя Коля допивал чай из блюдечка.

— Петр Николаевич прав, — сказала Валя, — в церкви так красиво, что уходить не хочется.

— Здравствуйте, еще одна богомолка нашлась! — недовольно проговорил Митя.

Старший Азаров ходил по комнате и, когда вступил в разговор, все насторожились: было видно, что дети любили слушать отца.

— Церковникам легко агитировать, когда им буржуи всего мира помогают. Помнишь, Петр Николаевич, как наш «друг» Иван Петрович Каретников пожертвовал на храм Василия Блаженного половину состояния? Зачем ему было отдавать деньги? Он знал, что церковь с лихвой вернет ему расходы. Кстати, я видел его сегодня на демонстрации. Разве он у вас работает?

— Используем как старого специалиста, — ответил дядя Петя.

— Красного спеца, — с иронией поправил Митя. — Сейчас все буржуи перекрашиваются на советский лад.

— Кто же он теперь: меньшевик, эсер или анархист? — спросил Азаров.

— Нэпман, — перебил Митя с досадой. — То ликвидировали буржуев, то теперь сами плодим их.

— Все-таки кто же теперь Каретников? — повторил свой вопрос старший Азаров.

Дядя Петя ответил с усмешкой:

— Как ни странно, большевик.

— Не может быть!

— Вполне серьезно.

— Как же он пролез в партию?

— Очень просто, — ответил за дядю Петю раздосадованный Митя. — Отрекся на минутку от меньшевиков и заявил, что он большевик.

— Тоже на минутку, — заметил Азаров. — Скоро начнется чистка партии, погоним его в три шеи!

Илюша не догадывался, что речь шла о том самом веселом толстяке Иване Петровиче, который отплясывал на демонстрации «Барыню» и горланил песни. А если бы даже узнал, что это он, то удивился бы, потому что толстяк очень ему понравился.

А разговор между тем продолжался.

— Вот ты, Митя, говоришь, что буржуи перекрашиваются на советский лад. Это еще не самое страшное. Я о другом тревожусь: за кем пойдут наши дети. Вон их сколько, сирот, по базарам бродит, папиросниками заделались, воришками — это ведь растление детских душ. И все эти Иваны Петровичи будут биться за то, чтобы вести наших ребятишек за собой. А ведь они, дети, — будущее революции!

Все как будто сговорились: повернули головы в сторону Илюши, и Азаров, чтобы не смущать мальчика, сказал ему:

— Ты, Илюшка, не бойся, не отдадим тебя попам. Только держись поближе к нам. У тебя ведь отец шахтер, а шахтеры — народ геройский.

Пора было собираться домой.

Надя виновато улыбнулась Илюше:

— Не сердись на меня. Ладно?

— Приходи к нам почаще, — приветливо кивнула Валя.

А Митя добавил:

— И в ячейку заглядывай. Будем готовить тебя в комсомол.

Илюше хотелось сказать, что он обязательно придет, потому что ему здесь хорошо, но так и не сказал ничего и побежал догонять дядю, который вышел за калитку.

По дороге к дому шли молча, думали каждый о своем. Илюша старался разобраться в том, что говорили взрослые. Ведь он теперь остался один на свете и должен сам решать, как жить, должен понимать, кто ему друг, а кто враг. Так, размышляя сам с собой, Илюша приходил к выводам, которые поражали его. В самом деле, почему у добрых людей Азаровых бедно и голодно, а у Дунаевых всего полно? Почему у товарища Ленина, как рассказывал Пашка-чекист, даже подушки нету, на жесткой лавке спит, а у Дунаевых перины?

Ответа Илюша не находил. Один дядя мог объяснить. Хотелось спросить у него: зачем Иван Петрович будет биться за детей? Зачем они нужны ему и как он будет за них биться? Но его волновала постыдная история с крестиком, и он спросил:

— Дядя Петя, скажите, зачем носят кресты на шее?

Петр Николаевич не удивился вопросу.

— Как тебе сказать… Одни люди верят в бога и носят крест. Другие сомневаются и не признают крестов.

— А есть бог на свете?

— Бога выдумали люди еще в глубокой древности, когда трудно было бороться с грозными силами природы. Тогда люди боялись грома, молнии, темноты, ветра и поклонялись им, как божествам. Потом появилась легенда об Иисусе Христе.

— А за что его распяли?

Как мог, Петр Николаевич объяснил Илюше библейскую легенду. И мальчик подумал: значит, и это обман, и ему стало стыдно, что вчера в церкви кланялся лбом до самого пола, просил бога найти Ваню.

Илюша нащупал суровую нитку на шее и без колебании оборвал ее. Крестик выскользнул из рук под ноги.

— Дядя Петя, я бросил крест.

— Ладно. Семь бед — один ответ.

Когда пришли домой, бабушка стрельнула злыми глазами на Илюшин красный бант, приколотый к рубашке.

— На свадьбе, что ли, был? — сердито спросила она и увидела оторванную пуговицу на вороте. — А крест где?

— На колени его, окаянного! — приказала тетя Лиза.

— Не стану я на колени. — Илюша угрюмо свел брови.

— Станешь как миленький! — И тетя Лиза с силой толкнула его к иконам, да еще вдобавок больно ущипнула за руку.

Всем было ясно, что она злилась на мужа и вымещала обиду на Илюше.

Дядя хотел заступиться, но, увидев, как дрожали от злости руки бабушки, досадливо махнул рукой.

— Не будет в моем доме антихристова отродья! Вез бога одни собаки живут, на то они и собаки. Довольно того, что ваши красномольцы Женюшку моего сгубили… А ты был бы хорошим дядей, не учил бы крест снимать, а отдал бы малого в церковь. Вон Степка Косой батюшке прислуживает и денежки домой несет.