На краю земли - Николай Иванович Дубов
Нам очень не хотелось уходить, не выяснив, что это за таинственный зверь ходил возле Катеринкиного «ископаемого» теленка, но пришлось итти.
Вернувшись, мы с Генькой немного повертелись в лагере, потом пошли к Тыже. Генька попробовал было «печь блины», но Тыжа бурлила, и камешки сразу же зарывались во вспененную воду.
— Знаешь, — сказал Геннадий, прислонившись к большому камню, — я вот думаю: хорошо бы так все время…
— Что?
— Путешествовать. Ты что станешь делать, когда вернемся?
— Ну что? Жить, учиться буду. Да ведь и ты тоже?
— Не знаю. Я, должно, опять пойду. Вот сейчас научусь все как надо делать и пойду. Пошли вместе? А?
— Как же мы пойдем? Нас не пустят.
— Сами пойдем! Что мы, маленькие?.. И будем искать. Здорово будет, если мы найдем изумруд! Ну, не такой, как тот, про который дядя Миша говорил, а пусть поменьше… Вот как эта галька.
Он положил на мою ладонь несколько камешков, и мне вдруг показалось, что они вспыхнули ясным зеленым светом. Свет нарастал, переливался, и внезапно в нем ожили, задвигались пароходы и самолеты, караваны верблюдов, сожженные солнцем пустыни, сверкающие льды полюса, тропические заросли и водопады, зеленовато-седые волны штормующего моря и подводная лодка, которой командую я… И так же внезапно видение погасло — все это были только мечты. Я вздохнул и швырнул камни в воду.
— Нет, Генька! Наверно, мы все-таки маленькие. Никуда нас не пустят. И потом, учиться ведь надо! Ну, пойдем мы, а сами ничего не умеем. Вот папанинцы или дядя Миша — они же ученые все. А мы что? Так только, шататься будем.
Генька не успел ничего ответить, потому что на нас налетела Катеринка.
— Чего вы тут прячетесь? — закричала она. — Я уже охрипла кричавши. Ни вас, ни Пашки… Дядя Миша сердится. Он и меня не хотел пускать… Идите скорей!
В лагере грянул выстрел и гулким эхом рассыпался по увалу.
— Во! Слышите? Это он сигнал подает. Бежим скорей!
Мы побежали в лагерь. Дядя Миша действительно сердился:
— Где вы бродите? Где Павел?
Мы не знали. Оказалось, что, хотя Пашка пошел впереди всех, в лагерь он не возвратился, не появлялся и неразлучный с ним Дружок. Заблудиться Пашка не мог — Дружок вывел бы его к лагерю. Значит, с ним что-то случилось. Катеринка предложила итти в разные стороны и искать.
— А потом мне всех вас искать? — еще больше рассердился дядя Миша. — Нет уж, сидите на месте!
Он поднял ружье и опять выстрелил вверх. Горы долго отталкивали гром выстрела, пока он не затерялся и не заглох в зарослях.
Но на него уже отозвался заливистый щенячий лай. Лай становился все громче, и наконец на поляну выбежали Дружок и запыхавшийся Пашка. Он еле стоял на ногах, но был такой счастливый, будто только что слез с самолета.
— Нашел! Нашел! — закричал он еще издали.
— Что нашел? — в свою очередь закричал дядя Миша. — Кто тебе позволил уходить из лагеря?
— Вы же сами сказали.
— Что я сказал? Я сказал, что дисциплина должна быть железная, и вы обещали. Давайте условимся, граждане: я взял вас не для того, чтобы вы баловали, а для серьезного дела. Если не хотите им заниматься или не умеете соблюдать порядок, отправляйтесь по домам. Я отвечаю за вас перед родителями. А как я отвечу, если что-нибудь случится?.. Решайте: или строжайший порядок, или возвращение домой. Можете вы обещать, что больше нарушений дисциплины не будет?
— Можем! Обещаем! — закричали мы, с облегчением вздохнув после этой суровой речи.
Пашка обиженно сопел:
— Я же не нарочно… И вы сами говорили, что надо изучать… Дядя Миша! Дайте мне ружье, я его убью.
— Кого?
— Зверя. Вы не захотели слушать, а я берлогу нашел.
— Какую берлогу?
— А того самого зверя, чьи следы возле телки. Я взял Дружка на ремешок, и он повел меня по следу. Шел, шел, в кустах изодрался весь, а все-таки нашел. Следы совсем такие, как там.
— И большая берлога?
— Большая!
— Ну какая — я, например, пролезу?
— Не.
— А ты сам?
Пашка посмотрел на себя и с сомнением покачал головой:
— Нет, должно, и я не пролезу. Вот разве Катеринка или Дружок.
— Так, может, это лисья нора?
— Я лисий след знаю, у нее совсем не такой — мелкий, цепочкой и как у собаки… Там лисьих следов нет, это тот самый зверь. Дайте, дядя Миша, а?
— Ружье я тебе не дам. Это не игрушка.
— Ну, тогда сами убейте, — сказал Пашка с видом человека, решившегося на крайнюю жертву.
— Нет, и сам не буду. Нельзя сразу угнаться за двумя зайцами. Геологи берут оружие лишь на крайний случай, а не для того, чтобы высунув язык бегать за дичью.
Это было все-таки жестоко с его стороны. Разве каждый день встречается такая возможность? Ведь зверь-то неизвестный. может, даже новой породы.
Мы сидели мрачные, угрюмые, а дядя Миша как ни в чем не бывало писал что-то в своей книжке. Наконец он кончил писать, спрятал книжку и внимательно посмотрел на нас:
— Ну-с, молодые люди, насколько я понимаю, происходят похороны лучших надежд? Великое открытие остается несовершенным и слава улепетывает из-под самого носа? Говорил, что будем все исследовать, а сам никуда не пускает, и ружья ему жалко… Так?
— Так, — вырвалось у Катеринки, и все засмеялись.
— Совсем не так! Записи нельзя откладывать на другой день. Вот теперь можно отправляться. Только мы ведь наделаем столько шуму, что всех зверей распугаем.
— Мы будем тихо, дядя Миша!
— Хорошо. Но это надолго. Итти хочется всем, а лагерь и Звездочку без присмотра оставлять нельзя. Кто останется здесь?
Мы переглянулись и промолчали — оставаться никому не хотелось.
— Что же, будем бросать жребий?
— Не надо жребия, — сказал Геннадий, — я останусь.
— Хорошо, — согласился дядя Миша и больше ничего не прибавил, но я видел, что он очень доволен Генькиным поступком, и даже пожалел, что не я, а Генька согласился остаться — это ведь было очень мужественно и благородно.
Мы долго пробирались сквозь густой шиповник и боярышник, старались итти как можно тише, но все-таки изрядно шумели: то треснет ветка под ногами, то зашуршат раздвигаемые кусты.
У края поднимавшейся взгорбком небольшой полянки Пашка остановился и придержал Дружка.
— Дальше нельзя. — прошептал он. — Вон берлога. Видите?
На противоположной
