Мореплавания Солнышкина - Коржиков Виталий Титович
— Принимали воздушные ванны? — спросил Челкашкин. — Молодцы! Полезно!
И вдруг лицо его побледнело, нахмурилось: указательным пальцем доктор повернул голову Солнышкина налево, потом направо, внимательно посмотрел ему в глаза и воскликнул:
— Снова корь! Самая настоящая корь. Немедленно в изолятор!
Перчиков посмотрел на друга и грустно присвистнул: всё его лицо было покрыто мелкой красной сыпью.
— Да, угораздило! — вздохнул Перчиков. — Моряков, Солнышкин…
— Вы ещё стойте? — изумился Челкашкин. — Вы хотите, чтобы на всю команду распространилась эпидемия? — И он потащил Солнышкина в изолятор.
Солнышкин не успел опомниться, как за его спиной захлопнулась белая дверь с красным крестом.
Вокруг запахло лекарствами. Челкашкин включил свет и сказал:
— Вот койка, вот табуретка и всё остальное. До завтра спать. Иллюминатор не закрывать: свежий воздух полезен во всех случаях!
В это время раздался стук в дверь, и жалобным голосом Перчиков спросил:
— Доктор, а передачи приносить можно?
— Никаких передач! — энергично ответил Челкашкин, выходя ему навстречу, и захлопнул за собой дверь.
Солнышкин остался один. Он присел на жёсткую койку и опустил голову. Только что он с Перчиковым мечтал о море, о далёких планетах, только что перед ним летели дельфины… Он посмотрел в иллюминатор и вздохнул. Там, в нескольких метрах отсюда, их каюта, где, наверное, сейчас грустит Перчиков. Солнышкин представил попискивание приёмничка, уютный свет лампочек, и ему стало совсем горько. Вдруг ему показалось, что за иллюминатором кто-то царапает о переборку. И тотчас внизу раздался шёпот:
— Солнышкин!
Солнышкин вздохнул. Наверное, послышалось.
— Солнышкин! — раздалось снова. — Иди сюда!
Солнышкин мгновенно подскочил к иллюминатору и увидел Перчикова. Он стоял на поручнях над самым морем, в руках у него была подушка.
— Что ты делаешь? — ужаснулся Солнышкин.
Ведь один миг — и Перчиков полетит в воду! А Перчиков прошептал:
— Тихо… — И протянул подушку: — Держи, а то в лазарете твёрдая! Всё будет в порядке.
Перчиков спрыгнул на палубу и скрылся в темноте.
— Спасибо, Перчиков, спасибо! — крикнул Солнышкин. Он обхватил подушку руками и мгновенно уснул.
В это же время, лёжа в опустевшей каюте, Перчиков составлял план, по которому вся команда должна будет работать с Солнышкиным. Голова Перчикова подпрыгивала на жёстком матраце, но это совершенно не мешало ему думать.
Завтра с утра он, Перчиков, передаст по радио концерт для Солнышкина. Федькин будет заниматься покраской трюма напротив изолятора, чтобы Солнышкин видел, как правильно владеть кистью. Бурун покажет ему вязку морских узлов.
А если можно ускорить лечение и понадобится переливание крови, то он, Перчиков, завтра же первым пойдёт на помощь другу.
Как только солнце тронуло Перчикова за кончик носа и за бортом закричали чайки, он выбежал на палубу. Там уже Челкашкин делал зарядку, похрустывая упругими мышцами, а боцман возился с пульверизатором. Челкашкин занёс руки над головой и собирался делать стойку, но внезапно замер и с ужасом посмотрел на Перчикова: правая щека радиста прямо на глазах у доктора покрывалась сыпью.
— В изолятор! — произнёс Челкашкин, вытянув вперёд руку, но тут же глаза его сделались ещё шире: его собственная рука покрылась сыпью.
Челкашкин повёл усиками, удивлённо огляделся, посмотрел на боцмана, на ярко выкрашенное ведро, на шипящий пульверизатор и вдруг, схватившись за голову, с отчаянным хохотом закричал:
— В изолятор! В изолятор!
И Перчиков, забыв про все свои планы, бросился за ним, перелетая сразу через пять ступенек. Они открыли дверь и остановились у порога изолятора. Солнышкин спал, все ещё нежно обнимая принесённую Перчиковым подушку.
— Момент, — сказал Челкашкин, — спокойно!
Он взял клочок ваты, сунул её в спирт и смахнул со щеки Солнышкина всю краску.
— Медицина! — улыбнулся Челкашкин.
— Медицина, — засмеялся Перчиков.
И только Солнышкин ничего ещё не знал о своём удивительном выздоровлении.
А ВСЁ-ТАКИ АРГЕНТИНА БЫЛА В АМЕРИКЕ
Утром Федькин встал за штурвал, а Петькин с Солнышкиным начали уборку в рулевой рубке. Петькин разливал по палубе мыльную воду, а Солнышкин следом насухо вытирал палубу. Сперва Федькин стоял молча, а потом незаметно для себя начал напевать известную морскую песню «Бананы ел, пил кофе на Мартинике».
В это время в рубку вошёл Плавали-Знаем. Федькин примолк. Но Плавали-Знаем, наоборот, поощрительно кивнул головой: «Ничего, ничего». Песня как раз подходила к его великолепному настроению. Он выпил только что три чашки кофе «Африка» и испытывал прилив бодрости. Пароход бежал вперёд по ярким волнам. Ветер овевал мужественное капитанское лицо, и капитану захотелось поговорить о далёких плаваниях. Правда, дальше Камчатки он никогда не ходил, но о своих удивительных странствиях любил рассказывать. Он выглянул в окно, посмотрел вдаль и задумчиво произнёс:
— Когда после тяжёлого шторма мы подошли к Африке и стали на якорь у берега Аргентины…
Тут судно так тряхнуло, что Плавали-Знаем едва не вылетел в окно, а Солнышкин чуть не поехал по мыльной палубе. Это Федькин крутнул в сторону штурвал, потому что его передёрнуло от удивления. Ведь любой третьеклассник знает, что Аргентина находится в Америке!
Наверное, в другой раз Плавали-Знаем треснул бы кулаком по стенке и прогнал его от штурвала, но сейчас он только строго посмотрел на Федькина. Уж очень хотелось ему рассказать эту историю.
— Да, когда мы были в Африке и бросили якорь у Аргентины… — начал Плавали-Знаем снова.
— Но Аргентина находится в Америке, — сердито заметил Солнышкин, выкручивая тряпку. От толчка вода разлилась, и ему прибавилось работы.
Плавали-Знаем насмешливо взглянул на него:
— Где-где?
— В Америке, — твердо ответил Солнышкин.
— Петькин, скажите этому знатоку, где находится Аргентина.
Петькин засопел. Ему совсем не хотелось спорить с начальством. Он уже собирался сказать: «Если вы её видели в Африке, то, значит, в Африке», но его опередил Федькин.
— Конечно, в Америке, — сказал он.
— Тоже мне грамотеи, географы! В школе учились! — закачал головой Плавали-Знаем. — Я никогда ничему не… — Он хотел сказать что-то ещё, но вдруг спохватился, мигнул и подошёл к Федькину: — А это что, во-первых, за разговоры на вахте? Вы что, забыли? А во-вторых, когда я плавал, Аргентина была в Африке! Ясно?
Федькин только усмехнулся и постучал ногой об пол. Но Солнышкин стерпеть этого не мог.
Он выпрямился и, выкручивая тряпку, спокойно произнёс:
— А всё-таки Аргентина была в Америке! Всегда была в Америке. Это знает любой школьник.
— Ну хорошо, — многозначительно сказал Плавали-Знаем и потряс перед ним пальцем. — Ну хорошо, вы ещё вспомните, где была Аргентина, когда останетесь в первом порту! У вас там будет много времени для воспоминаний. В первом порту!
Разозлившись, он так схватился за подбородок, что уколол пальцы собственной щетиной.
Солнышкин вытирал палубу и думал: «Ничего, хуже, чем с ним, не будет».
Петькин сердито сопел, а Федькин усмехался и про себя всё напевал старую морскую песню.
— В первом порту, в первом порту… — пробубнил ещё раз Плавали-Знаем и сбежал по трапу.
Может быть, так всё и случилось бы, если бы в скором времени на пароходе «Даёшь!» не произошли куда более важные события.
НЕВЕРОЯТНОЕ СОБЫТИЕ В ТИХОМ ОКЕАНЕ
В последнее время с боцманом Буруном случилась удивительная перемена. При встречах с Перчиковым он улыбался, вежливо пожимал ему руку, будто сто лет не виделся, и радист был доволен: наконец наступил мир. Но он не замечал, как ухмыляется чему-то боцман за его спиной.
