Наталья Евдокимова - Боруэлла
– Боря… – шёпотом сказал Вадик. – Ты его оставил… одного?
Мальчишки переглянулись и, не сговариваясь, понеслись к школе.
При появлении троицы одноклассники наперебой затараторили:
– Явились – не запылились!
– Вы бы ещё подольше ходили!
– Айда к нам!
– Тута такие соревнования по самолёто-запусканию – закачаешься!
– Веткин, слышь, я лидирую! Я у тебя там листочек спёр, ничего?
И, пока Боря успел что-то сказать, одноклассник с криком «Третий – пошёл!» запустил самолётик, то есть Эльку, в открытое окно…
Самолётик летел хорошо. В другой ситуации любой начинающий конструктор порадовался бы. Но сейчас радоваться было совсем нечему.
Подхваченный играющим ветром, самолётик сначала поднялся высоко вверх, а потом стал стремительно удаляться, будто говорил: «Ребята, простите, я бы остался, но как теперь? Теперь нельзя». И ни разу не обернулся.
– Всё, я его не вижу, – грустно сказал Боря и растерянно посмотрел на Петьку с Вадиком. – Пойдёмте искать, что ли?
– Я видел, – сказал Вадик. – Он на дереве застрял. Пойдёмте.
Класс так и не понял, что случилось. Недоуменными взглядами они провожали уходящих ребят…
Возвращение
О том, что произошло со мной, Борька стал рассказывать по дороге к Вадику (на походе в гости настояла я, это чтобы Вадик не волновался).
Борька – какой-то слишком радостный и громкий. Ну да, они меня вызволили. И каждый бы вызволил на их месте! Ладно, день я потеряла. А Борька смеётся, машет руками и говорит, говорит, говорит…
– Так вот, а Вадик и говорит – давайте я полезу! Мы ему – ты что, сорвёшься, высоко!
А он – полезу, и всё тут. А там, понимаешь, веток никаких, чтобы зацепиться, ну. Потом говорит так – не мне, не Петьке, а себе вроде говорит: «Волноваться будет…» Начали интересоваться, что да как, оказалось, что он о маме. Во даёт, да? Ты знаешь, каких трудов нам стоило его уговорить пойти домой! Не пойду, говорит, и всё тут. Я ему – хочешь, тридцать рублей дам на мороженое? А он: «Ты что, дурак?» И обидно так говорит, что я аж задумался, может и правда дурак я… Думаю, ну его на фиг, пусть остаётся. Мы и бросили уговаривать. А через час он сам так смущается и говорит: «А можно я домой сбегаю, ненадолго?» Ну и Петька его за руку – и оттарабанил домой. Скажи, Петька?
Петька кивнул в темноте. Он вообще тихий какой-то сегодня, не по годам. Может, на него пожарная команда так подействовала? А Борька продолжал:
– Бегал он с полчаса, а я всё сидел и превращал, чуть мозги не сломал, честное слово! И всё боялся – а вдруг ты насовсем сломаешься? То есть не сломаешься, а как это… ну чего ты дерёшься, я тебя трогал? Не сломаешься, а повредишься, вот. Потом Петька вернулся, а я всё превращал, превращал… Ещё немного, и я бы сам в кого-то превратился! А потом Петька говорит: «Давай я попробую»… Так что ты ему жизнью обязана!
– Вот ещё, – фыркнула я. – Нет, чтобы во что-то дельное превратить, а он меня – опять в девчонку!
Тут Петька очнулся:
– А классно получилось, когда ты заревела-то… «Дяденьки пожа-а-арные, мама на больничном третий год, я единственный ребёнок в семье, к тому же на моей детской шее два маленьких брата… Если мама всё узнает, она этого не перенесёт, не сообщайте ей, пожалуйста!»
Я решила не комментировать Петькин восторг, потому что гордиться собой нужно молча. Только сказала скромно:
– А как же! Мне помогло профессиональное владение тонкой наукой – просьбологией! – и добавила не по уставу: – Есть хочу…
– Листочков пожуй, – предложил Боря.
Поскольку корчить рожи в темноте абсолютно невыгодно, я снова пнула Борю ногой.
И вот мы в гостях! При виде меня Вадик поступил довольно неожиданно: он обнял меня, потом Борьку и пожал Петьке руку.
С нами поздоровалась мама Вадика (она назвалась тётей Ирой). Поступок Вадика оказался ненаследственным, и тётя Ира не стала меня обнимать. Тоже совсем зря.
– Моя охрана, – представила я Борю и Петьку, кивнув в их сторону.
– Девочка шутит, – сказал Боря, переступая с ноги на ногу и противно улыбаясь. – Мы того… шефство у нас, вот. Подтягивать будем Вадика. По этой… по внеклассному чтению.
– Да пойдёмте уже! – звонко засмеялся Вадик и потащил меня за руку в комнату.
Комната оказалась светлой-светлой, как сам Вадик. А на стене висела фотография в рамочке. На ней Вадик в какой-то странноофициальной одежде стоял рядом с девчонкой (тоже странно-нарядной). На вытянутой вверх руке Вадик держал какую-то статуэтку.
– Это чего? – спросила я и показала на фотографию.
– Это на бальных танцах мы награду получили, – объяснил Вадик и махнул рукой. – Да я тогда совсем маленький ещё был.
– И ты до сих пор танцами занимаешься? – спросил Борька, вгрызаясь в яблоко, которое вручила ему тётя Ира.
– Ага, – сказал Вадик, будто о чём-то обыденном. – Говорят, что по мне это сразу видно.
Я аж присела. Надо же, танцует! А я умею только головы морочить. Хотя да, я же поэт! Тогда ладно. Жизнь гения ещё не до конца загублена!
– А я стихи пишу, – сказала я неожиданно для самого себя.
У Петьки отвисла челюсть, а Борька так громко сказал: «Во хвастается!», что проснулся хомячок.
– Ой, Вилка проснулся! – обрадованно сказал Вадик, схватил бедного хомяка и поднял высоко над собой.
– На столовый прибор имя похоже, – сказал Петька о хомячке. – Да ещё и девчачье.
– Ну да! – сказал Вадик. – Он обжора ещё то-о-от! Да, Вилка?
Вилка промолчал и беспокойно задёргал лапками.
– На, Элька, хочешь подержать? – спросил меня Вадик.
Не то чтобы я очень хотела подержать хомячка, просто мне показалась забавной идея перевернуть животное лапками кверху и почесать брюшко. К сожалению, мне попался какой-то неваляшка, да к тому же и нытик. Нашёл кому рассказывать о трудностях нечеловеческой жизни!
Эти домашние грызуны, кстати, много лишнего говорят. Вилка стал в подробностях ужасно шепелявым голосом рассказывать о том, как плохо он себя чувствует, когда съедает слишком много всего (а то я не знаю!), и как он боится высоты. Не картавил воспитанник Вадика, видимо, только потому, что вообще не выговаривал букву «р». А я вдруг вспомнила, что ужасно боюсь хомячков!
Нет, правда! Надо же, забыть о таком важном моменте! Вилке я об этом не сообщила, только сказал Вадику:
– Держи своего паука, – и передала зверя, брезгливо держа его за шкирку.
Вадик улыбнулся и положил хомячка обратно в клетку, сказав: «Вилка, ты пока здесь посиди, ладно?» Вилка, естественно, не согласился, но добрый Вадик не обратил на это ни малейшего внимания. Он смотрел на меня. А потом шепнул:
– Элька… Ты же… необычная. Расскажи, что ты умеешь, пожалуйста!
И тут я сама вырыла себе могилу. Эх, если бы не Вадик! Спроси меня Борька, или Петька, или даже Борькин папа, что я умею делать необычного, я бы сказала, что умею готовить оладьи с капустой или ещё что-то почти правдоподобное. А Вадик на меня как-то странно действует – я такой правильной становлюсь… И что это меня так понесло? Мы с Вадиком разговорились не на шутку. А вот о Петьке с Борькой мы вообще забыли. А они, вместо того чтобы разговаривать о проблемах воспитания хомячков, нас слушали!
Правда, чуть позже они всё-таки заговорили. Я отчётливо услышала, как практичный Петька сказал Боре: «Так давай её использовать!» Увидев, что я смотрю в их сторону, Борька мило улыбнулся и помахал мне рукой.
Всю дорогу домой мы с Борькой молчали. Только поднимаясь по лестнице, я выразила своё негодование.
– В монастырь уйду! – заявила я, громко топая ногами.
Так мне и надо?
Стоит ли говорить о том, что утром никакого превращения не последовало? Борька сказал, что пробовал, но снова не получилось. Я предложила ему тренироваться на хомячках, и он пообещал в следующий раз попробовать превратить меня в нечто хомякоподобное.
И тогда я почувствовала, что действительно нахожусь в заточении. Подумать только – я в плену у Борьки и его бывшего врага! Мною завладела такая тоска, что я даже ногти грызть перестала. Надо же, докатиться до такого! Так мне и надо?
– Ну что ты, Элька! – сказал Борька и легонько толкнул меня плечом. – Ведь пока не получается превратить тебя, надо же это время рационально использовать?
Я молча подошла к шкафу, потянула за дверцу и достала оттуда мою зелёную кепку.
– Вот, – протянула я её Борьке. – Когда вы меня окончательно угробите, отдай это, пожалуйста, Вадику. Прощальную записку в стихах я напишу чуть позже. Спасибо за внимание.
– Элька! – обиженно сказал Боря. – Я же вчера нечаянно!
– За нечаянно чаем не поят, – поучительно сказала я и сложила руки на груди. Но тут в дверь настойчиво позвонили, и Борька не обратил ни малейшего внимания на мой знак протеста.
Петька, который оказался в квартире всего лишь во второй раз, чувствовал себя как дома. Или ещё хуже?
– Есть хочу! – закричал он с порога, даже не успев снять кроссовки.
