Геннадий Михасенко - В союзе с Аристотелем
Хоть и лихорадочно работала Юркина голова, хоть и вертелись мысли вокруг петуха и сектанта, однако при мысли о Галине Владимировне он моментально вспомнил и про записку. Вспомнил — и как-то сиротливо, неприятно стало на душе, точно в разгар купания скрылось вдруг солнце и дунул прохладный ветерок, а ты выскочил на берег, обхватил плечи, дрожишь и не знаешь, что делать… Юрка опасался, как бы отец не понял записку превратно и не посадил на «киловатты». Это было единственное наказание, которое Петр Иванович применял к сыну, — запрещал ему покидать дом, пока счетчик не наматывал определенное количество киловатт-часов, назначаемое в зависимости от характера и размеров провинности: от одного и выше. А разве мог Юрка допустить, чтобы в такое время, когда назревают неслыханные события, его посадили на «киловатты»? Это же почти харакири!
«Покажу-ка я записку Аркадию, — вдруг подумал он. — Аркадий хоть и не родитель, но какую-то власть надо мной имеет, поэтому такие штуки, как записки учителей, его тоже должны касаться». Приняв это решение, мальчишка облегченно вздохнул и, принимаясь за чай, вернулся к мыслям о бородаче и Мистере, но ни до каких конкретных выводов не додумался.
Проводив Валерку и договорившись с ним о завтрашнем продолжении расследований, Юрка прошел к Аркадию в комнату, достал сложенную вчетверо бумажку и протянул ее брату.
— Что это?
— Прочитай.
Аркадий прочитал.
— Что-нибудь вытворил?
— Нет, просто так. Даже у девчонок вызывают родителей.
— А, ну раз у девчонок тоже, то… — Аркадий на обратной стороне написал: «Родители будут», и расписался витиевато и броско.
Юрка долго рассматривал подпись, потом сказал:
— Она ничего не поймет.
— Поймет, — успокоил его брат. — Взрослые понимают такие крючки.
— Она не взрослая.
— А какая же?
— Она еще девушка, — простодушно разъяснил Юрка и спрятал записку.
— Девушка?
— Да. Она даже моложе тебя.
— Вот как! Это ей не понравилось слово «болотце»?
— Ей.
— Хм… Я думал, что это какая-то пожилая высокая женщина, вроде Шарлотты из «Вишневого сада», тоже в пенсне и тоже умеющая показывать фокусы. А выходит — это девушка… Что же ты раньше не сказал, я бы давно заинтересовался твоей учебой… Когда там написано явиться в школу?
— В понедельник.
— Отлично. Как звать учительницу?
— Галина Владимировна.
— Галина Владимировна. Запомню. Галина и Владимир… Ты с кем за партой сидишь? С Валеркой?
— Нет. С девчонкой.
— О, это хорошо. Нравится она тебе?
— Нет. Она сильно давит.
— Кого давит?
— Перо. Жирно пишет. Галина Владимировна говорит: не дави так сильно, а она давит.
— Это пройдет, — заметил Аркадий.
— И потом она еще ябеда, — добавил Юрка, вспомнив сегодняшний случай.
— Ябеда? Это хуже. Но и это пройдет.
Юрке с великим трудом удалось выучить уроки — история с похищением Мистера не выходила из головы. Но зато когда он лег в постель, когда сунул руки под затылок и уставился в потолок, вот тогда разыгралось мальчишеское воображение…
Если бы он, Юрка, не бросил эту проклятую галошу, если бы Галина Владимировна не оставила его после уроков, то он пришел бы домой вместе с Валеркой и наверняка бы, несмотря на размолвку, отправился вместе с ним к Поршенниковым. И уж, увидев зарубленного петуха, он бы не сбежал, не испугался — он бы ворвался в комнату и спросил бы у тех, кто там оказался, откуда они взяли этого петуха. Но нет, елки, не повезло. И даже сектанта не увидел. Сектант!.. Юрка вспомнил про девушку, от которой сектанты потребовали жертвы и которая бросилась под поезд. Вот фашисты! Может, и сейчас они собрались где-нибудь тут, неподалеку, у кого-нибудь в доме поют свои жуткие песни или еще у кого-то с угрозами вымаливают жертву…
Встать бы сейчас, да пройтись по ночной Перевалке, да прислушаться у каждого окна, живо бы раскрылась тайна, которой… может быть, и нет. Может быть, все это вроде миража пустынного? Но нет, обезглавленный Мистер не мираж, а Вера Сергеевна с Валеркой не какие-нибудь лунатики, да и Василиса Андреевна не призрака выгоняла. Хорошо все же, что Аркадий убрал икону, а божницу прибил пониже — для графина с кипяченой водой, а то бы этот тип подумал, что тут живут верующие… И все же в глубине души затаилось маленькое сомнение в реальности всего этого происшествия. И как Юрка ни подавлял его, оно чувствовалось этаким холодком, и мальчишка понимал, что это не от действительного недоверия, а оттого, что сам он не был очевидцем.
Засыпая, Юрка услышал явственный шепот: «Вот оно, болото, показывает себя…» Из последних, уходящих сил мальчишка открыл глаза — никого, только свет из кухни. И в тот момент, когда веки вновь сомкнулись, он уже спал. Спал и не слышал, как подошла к нему мать, сотворила над ним крестное знамение и поцеловала в лоб.
Глава девятая
ВИЗИТ К ПОРШЕННИКОВЫМ
Еще до начала занятий, перехватив Галину Владимировну у дверей учительской, ребята рассказали ей все, что вчера случилось, а также все, до чего они сами додумались. Они ожидали, что Галина Владимировна, по крайней мере, удивится, если не ужаснется, но она только спросила, пристально глянув на ребят:
— Значит, про Катю ничего узнать не удалось?
— Мы и говорим, что когда Валерка вошел в сени Поршенниковых и когда увидел зарубленного Мистера…
— Юра, я все отлично поняла. Сегодня я сама схожу к Поршенниковым, сразу после уроков.
— Сами?
— Да. Пойдемте в класс… Юра, принес записку?
— Принес. — Юрка вытянул из кармана бумажку и отдал учительнице. — Только не родители будут, а брат.
— Брат? Почему?
— Да так… А что, нельзя?
— Да нет, отчего же. Пусть приходит брат.
Юрка уловил некоторую растерянность в тоне Галины Владимировны и понял, что ей не желателен приход брата, так как он может напомнить слово «болотце» и может прочесть по этому поводу целую лекцию, такую же, какую прочитал ему, Юрке, а все это Галине Владимировне, как учительнице, неудобно будет выслушивать. Это какое-то время занимало Юркин ум. Затем, уже когда начался урок, он вспомнил, что учительница собирается идти к Поршенниковым, и тотчас зашевелился, заегозил беспокойно, поднял вдруг руку, тотчас опустил. И, когда учительница проходила мимо парты, он прошептал:
— Галина Владимировна, а мы пойдем с вами?
— Куда?
— К Поршенниковым.
— Ну, если ты во время урока будешь шептаться и мешать занятиям, то…
— Нет, — перебил Юрка хрипло, — я буду хорошо сидеть.
— Тогда сиди.
И действительно, до конца занятий Юрка был образцом внимания и послушания. Главное, что он не пересиливал себя, не заставлял себя быть таким, а просто сама собой явилась откуда-то внутренняя собранность. Правда, мысли иногда увиливали в сторону от урока то к жуланам, которые должны скоро прилететь, то к клеткам, которые предстояло ремонтировать к осенне-зимнему лову, то ко дню рождения, который близился и о котором следовало напомнить дома, а то, чего доброго, забудут о подарках. И еще что-то кружило в мыслях, но в этом был уже виноват не столько сам Юрка, сколько его беспокойное воображение…
— Основное — узнать, почему Катя не ходит в школу, — говорила Галина Владимировна, когда они втроем шли по слякотной улице. — Ох, боюсь я, что она может отстать, она ведь слабая. Вы понимаете?
— Если она попадет в чужой класс, она совсем это… — Валерка махнул рукой, — пропадет…
— Вот именно.
— Разузнаем, — заявил Юрка. — Но мы и про сектанта спросим, и про Мистера.
— А вы тут, ребята, ничего не напутали?
— Чего тут путать? Все говорят, что мы путаем. Валерка же своими глазами видел.
— Ну хорошо, спросим… Смотрите — дым.
Над трубой Поршенниковых вился дымок. Юрка как-то злорадно гоготнул, мол, ага, попались, и первым вошел во двор. По-вчерашнему валялись поленья, рубленные крупно, без щепы, по-мужски, и по-вчерашнему были сдвинуты шторы на окне.
Юрка толкнул дверь плечом, но чрезмерно — дверь распахнулась и сильно ударилась о стенку, так что загудела висевшая рядом ванна.
— Кто это так шарашится? — раздалось из комнаты сквозь, очевидно, слабо притворенную дверь, и тотчас выглянула в сени широколицая женщина — сама Поршенникова. Выглянула, присмотрелась исподлобья и как-то не удивленно, а вроде успокоенно протянула: — А-а… Вон кто. Заходите.
В комнате было темновато и пахло, как и в сенях, не то квашеной, не то гнилой капустой.
— Здравствуйте, — сказала Галина Владимировна.
Мальчишки молчали.
— Здравствуйте, — ответила Поршенникова, подставляя стул. — Садитесь. Гостями будете. — Она, видимо, обедала — стол был уставлен едой.
