Вера и Марина Воробей - Рисуй меня ночью
Она поняла, что бежит, лишь тогда, когда очутилась около автобусной остановки. Просто дыхание сбилось, и сердце вырывалось наружу, да и в горле пересохло так, что каждый вздох отзывался острой, почти нестерпимой болью. В автобусе Снегирева плакала, но плакала безотчетно, не замечая собственных слез. Просто они текли по ее щекам, а Галя не обращала на них никакого внимания. Сидела, гордо выгнув спину, как каменное изваяние, слушала удары своего сердца, постепенно приходящие в норму, и смотрела, уткнувшись невидящими глазами в точку наверху. В голове ее, как строчка из привязчивого и надоевшего шлягера, назойливо крутилось шесть слов: «Посвящается любимому калеке двадцать первого века».
Автоматически вышла она из автобуса и пошла по тротуару. А когда остановилась вдруг как вкопанная, то поняла, что находится около дома Игоря, прямо перед его подъездом.
14
– Я звонила тебе вчера…
– Я был у врача.
– У врача, – тихим эхом, почти одними губами отозвалась Снегирева.
– Да, у врача… – Теперь уже это было похоже на настоящее эхо, подхватившее короткое слово и повторяющее его на разные лады.
– И что сказал врач?
– Пока все без изменений. – Игорь смотрел на нее неотрывно, пристально, будто пытался увидеть ее мысли, прочитать их, как текст, написанный на мониторе компьютера. – У тебя что-то случилось?
– Да, случилось… А ты получил мои стихи?
– Получил. Они настоящие… Они просто замечательные. И все-таки давай о стихах после. Что у тебя произошло? – С неописуемой тревогой вглядывался в лицо Гали Игорь.
Его карие глаза немного сощурились, казалось, он хотел сейчас проникнуть в самое сердце девушки и увидеть, что в нем творится, какие бури бушуют там и что за горе привело Галю к нему.
И Галя рассказала Игорю все. Начиная с той ночи, когда она не спала, и ей казалось, что он тоже не спит и пишет, вернее, дописывает ее портрет. И как потом она написала это стихотворение «Рисуй меня ночью», а потом еще два. Рассказала, как наутро соврала маме, что заболела, и та разрешила ей не пойти в школу, и как потом к ней пришла Тополян, попросила почитать стихи и переписать одно. И все, что случилось после, она рассказала Игорю. Лишь одно утаила от него Галя – ту надпись, что крутилась в ее голове, то самое гнусное и нелепое, сочиненное Тополян посвящение: «Любимому калеке двадцать первого века». Она просто не могла произнести вслух это так не вяжущееся с Игорем слово «калека». Это было выше ее сил.
Какое-то время Игорь молчал. Потом (Галя сидела сейчас на полу, справа от его коляски) Игорь осторожно взял обе ее ладони в свои, и Галя немного передвинулась. Теперь она сидела прямо напротив него. Игорь поднес к губам ее руки и принялся вдруг согревать их своим дыханием, будто Галя только что пришла с улицы, где бушует вьюга и лютый холод. И неожиданно от этих, казалось бы, странных и даже немного нелепых действий Игоря ей стало так легко и спокойно, словно он не ладони ее пытался согреть своим дыханием, а самое сердце. Прочитав все это на Галином лице, Игорь отпустил ее руки и заговорил. Говорил он тихим и по обыкновению мягким голосом:
– С некоторых пор я разучился обижаться на людей. На их слова, и поступки, и даже мысли… И знаешь почему?
Галя, смотревшая ему прямо в глаза, отрицательно и как-то совсем по-детски замотала головой.
– Потому что я научился видеть и понимать мотивы людских поступков, слов и мыслей. Стоит только какому-нибудь человеку попытаться меня обидеть, как я сразу вижу, зачем ему это нужно, понимаешь?
– Я стараюсь тебя понять, – тихо сказала Галя.
– Это очень просто, – заверил ее Игорь. – Давай сразу учиться на примере этой Тополян.
– Давай, – улыбнулась Галя.
Игорь еще ничего не успел сказать, а ей уже было легко, спокойно и так хорошо на душе, будто не была она вовсе сегодня в этой проклятой школе и не было никакого стихотворения, написанного на доске, и гнусного посвящения калеке тоже не было.
– Давай, – повторила Галя и опустила голову Игорю на колени.
– Вот Тополян… – Снова заговорил Игорь, и Галя ясно услышала, как изменился его голос.
«Это потому что моя голова лежит на его коленях», – как-то даже весело подумала она. А Игорь между тем продолжал:
– Ты же сама сказала, что Тополян перешла в ваш класс из другой школы. И случилось это, как я понимаю, не так давно, верно?
– Ну да, в начале второй четверти, – подтвердила Галя.
– И за это время она так ни с кем и не подружилась, да?
– Ну да, – ответила Галя, не отрывая головы от колен Игоря. Они были упругими, твердыми и какими-то очень надежными. Гале казалось, что, пока ее голова будет лежать на коленях Игоря, ничего плохо в мире просто не может произойти.
– Ну вот. – Игорь опустил руку на ее голову и провел ладонью по волосам. Так гладил ее когда-то в далеком-предалеком детстве папа. Галя задержала дыхание. В животе что-то оборвалось. На сердце накатила горячая волна. – А как ты думаешь, Тополян хочется, чтобы в классе ее любили, уважали? Нужно ли ей приобрести авторитет?
– Думаю, очень нужно, – сказала Галя и сама не узнала собственный голос. – Тем более, мне кажется, что в той школе она была самой крутой девчонкой в классе.
– Ну вот. Ты уже сама почти ответила на вопрос, зачем Тополян понадобилось написать на доске твое стихотворение. Она хочет стать такой же крутой, какой была в своей прежней школе. А что для этого нужно? Оказаться в центре внимания, понимаешь? А каким способом это будет достигнуто, для нее не важно. – Игорь говорил спокойно, уверенно и негромко. Рука его по-прежнему гладила Галины волосы. Девушка чувствовала исходящее от его руки тепло и даже ощущала в левом виске легкое и удивительно приятное покалывание. Внезапно ей так расхотелось продолжать этот разговор про Тополян, что она не сдержалась, подняла голову и, заглянув в глаза Игоря, попросила:
– А давай больше не будем про нее говорить? Я все поняла. И мне теперь совсем не обидно. Не веришь? Ну честное слово!
– Верю, – улыбнулся Игорь. – И согласен больше про нее не говорить. Но только если ты дашь мне слово, что пойдешь завтра в школу и будешь вести себя так, словно ничего не произошло.
– Даю! Даю тебе честное слово…
Как бы в шутку Галя поднялась на колени и сложила на груди руки. Теперь их лица находились почти на одном уровне – голова Игоря была даже чуть выше, – и так близко были сейчас его глаза и губы, что у Гали закружилась голова. Ее веки как-то сами собой опустились, ресницы задрожали, а в следующий миг она протянула к Игорю руки, обняла его плечи и… ощутила на своем лице прикосновение его теплых губ. А потом они поцеловались. И поцелуй этот был долгим и сладким, совсем таким, каким он виделся Гале в ее мечтах…
– Я должен тебе кое в чем признаться, – сказал Игорь, чуть отстранившись от ее лица. – И заодно попросить прощения.
Девушка не сразу даже поняла смысл его слов. Время как бы остановилось, Галя все еще находилась во власти пленительного поцелуя.
– Прощения? – слегка тряхнула распущенными волосами Галя. – За что?
– Сегодня утром я послал твои стихи в редакцию альманаха «Поэт». Я не должен был делать этого, не спросив у тебя разрешения.
Галя засмеялась. Легко и звонко.
– У тебя очень красивый смех, – сказал Игорь, проводя ладонью по ее щеке.
– А у тебя очень красивые глаза, и губы, и голос… – сказала она и снова засмеялась.
– Ты правда на меня не сердишься? – спросил Игорь. – Понимаешь, это действительно хорошие стихи. И я хочу, чтобы их напечатали. Но сама ты никогда не стала бы их никуда посылать. Я в этом уверен. А если б я тебя спросил, ты из страха запретила бы мне это делать. Что, разве я не прав?
– Не хочу больше слышать ни про Тополян, ни про свои стихи! – закапризничала вдруг Галя. – Скажи, только честно, – она сощурилась и погрозила Игорю пальцем. – Той ночью, когда я писала стихи, ты рисовал тот портрет, или я это просто насочиняла?
– Ровно в семь утра я его закончил. Могу показать, если хочешь. Поехали?
Круто развернувшись, Игорь задвигал рычагами. Галя не пошла следом, как делала это раньше. Она обогнала его, первой подбежала к двери комнаты и распахнула ее.
С холста на Галю смотрела красивая, по-настоящему красивая девушка. Ее взгляд лучился счастьем. Галя обернулась к Игорю:
– Скажи, а я на самом деле такая или это твое видение?
– На самом деле ты в тысячу раз лучше! – серьезным голосом, совсем не стараясь попасть в ее тон, ответил Игорь. – Просто я бездарный художник.
– Больше всего на свете я люблю бездарных художников… Вернее, только одного из них… – сказала Галя и опустилась на колени.
… Первый раз в жизни Черепашка не хотела идти на съемку. И не просто не хотела! Она с ужасом думала о том, что ей предстоит пережить через несколько часов.
И что только она ни говорила, какие доводы ни приводила, чтобы доказать свою правоту: нельзя, просто преступно делать передачу про группу «Каста». Но все словно с ума посходили – и продюсер, и главный редактор, и режиссер заладили в один голос: эту музыку сейчас слушают все подростки, группа находится на пике славы, и не пригласить этих ребят на программу «Уроки рока» будет большой ошибкой. Мы должны думать не о собственных вкусах и музыкальных пристрастиях, а о рейтинге программы.
