Юрий Иванов - Роман-газета для юношества, 1989, №3-4
У самого подъезда дома Володя увидел возбужденного Жорика.
— Зойка-то наша — герой. — Коркин махал перед носом Володи газетой. — В групповом затяжном прыжке участвовала.
На первой странице фотография: Зоя, рядом какой-то белобрысый парень и еще пятеро девчат и парней.
— Секретарь райкома комсомола Толя Пургин, — сказал Жорик, ткнув пальцем в парня, обнимавшего Зойку.
Зоя появилась в школе на другой день.
Первыми ее увидели Жека и Володя. В распахнутом пальто, прихрамывая, Зоя спешила по набережной Невы.
— А что с ногой? — спросил Володя.
— Подвернула чуть-чуть на приземлении. — Зоя потопала ногой и сморщилась. — Думала, опять сломала. Заживет. Да и некогда нам болеть, потому что…
— …враг не дремлет! — выкрикнул Володя. — И…
— …летная погода, — добавил Жека.
Зоя засмеялась, отбросила со лба жесткую, свившуюся в пружинку смолянистую прядь волос и обняла мальчишек за плечи. Видно, нога очень болела, и так идти было легче.
…Вечером ходили с Жекой на набережную Лейтенанта Шмидта.
Было пустынно, тихо. Ветер раскачивал неяркий фонарь, и желтые блики света падали то на пирс, заваленный ящиками, то на высокий черный борт грузового судна «Шпицберген». На его борту был нарисован красный квадрат с громадными белыми буквами.
Таясь за ящиками, мальчишки подошли к самому борту корабля.
— Хорош? — спросил Жека.
— Вполне, — сказал Володя. — А зачем этот квадрат?
— В Атлантике идет морская война… — пояснил Жека. — Англичане топят немцев, немцы — англичан. Этот знак, чтоб было известно, кому принадлежит судно.
— Ночью могут не увидеть.
— Ночью борт освещается прожектором. — Жека выглянул из-за ящиков: вахтенный отошел от трапа, с кем-то разговаривал на палубе. Жека потянул Володю за рукав, выскользнул из-за ящиков и, легко перепрыгнув через леера, оказался на судне. Володя — следом. Пригибаясь, прошли на корму. Жека присел, что-то быстро отвинтил, потянул, и Володя увидел черную горловину люка. Осторожно откинув крышку, Жека полез внутрь, показал Володе рукой: за мной! Володя взялся за холодный железный край, нащупал ногами скобы трапа. Вспыхнул огонек карманного фонарика, Жека уже стоял на железной заваленной брезентами и ящиками палубе трюма. Подал руку, потом поднялся по трапу и осторожно закрыл люк. Спрыгнул, осветил себе путь, направился в угол трюма. И вдруг исчез. Володя сунулся за ним, нащупал в темноте углы ящиков, железную бочку. Услышал рядом смех Жеки и почувствовал, как он его тянет к себе. Вновь загорелся фонарик, и Володя увидел, что Жека сидит на груде мешков в каком-то закутке, прикрытом сверху брезентом.
— Сила! — восторженно прошептал Володя.
— Я уже тут раз пять был, — сказал Жека. — В этом маленьком кормовом трюме — кладовка боцмана. Краски, гвозди, брезенты. Я кое-что принес. Вот тут сухари и сахар. Пресная вода. Дня на четыре хватит.
— А дальше?
— А потом мы выйдем из трюма. В это время пароход уже будет в Ла-Манше. Не повернут же из-за нас обратно! — Жека помолчал и продолжил: — Рейс в Южную Америку. Выход через месяц-полтора, сейчас идут кое-какие ремонтные работы в машине. Капитан — друг моего отца, меня на пароход пропускают как своего… Вот я и отыскал этот трюм. Айда назад…
Выбрались так же удачно. Прошли мимо парохода, постояли немного, понаблюдали: вахтенный укутался в шубу, он курил и прятался от ветра за выступом ходовой рубки.
…Итак, решено. Володя ходил взад-вперед по комнате, останавливался возле аквариума с вуалехвостками, но видел не маленьких пучеглазых рыбок, а черные треугольники акульих плавников, вспарывающих синюю поверхность океана. В море, в море!.. Жека прав: нечего ждать! Пока юн, пока полон энергии — путь твой в море, в океан. Как хочется увидеть, какая же ты из себя, Земля? И они побывают в джунглях Южной Америки и увидят диковинных птиц и зверей, и индейцев, и… А Нине он будет посылать письма с яркими марками; он найдет для нее на далеком тропическом берегу громадную красивую раковину. «Я привез с собой шум океана, — скажет он ей, — послушай раковину…»
Пришли из театра родители.
— Пап, вечер у нас будет в школе, — сказал Володя. — Зоя, наша пионервожатая, просила тебя прийти, рассказать о событиях в Европе… А потом будет пьеса по Джеку Лондону… — Отец, все так же улыбаясь, кивнул. И Володя продолжил: — Я — Мейсон, а Нина — Руфь.
— Нина? Кто такая? — спросила мама.
— Новенькая, — пробормотал Володя и торопливо добавил: — А Жорику поручили изображать лай собак. За сценой! Он ходит в Собачий переулок и изучает собак. Лает уже, как настоящий пес.
…Перед сном Володя читал Устав комсомола. Скоро самых лучших будут принимать. «Может, в это время мы с Жекой уже будем в море, — подумал Володя и сунул Устав под подушку, — Ничего. Дадим радиограмму с моря: просим считать нас комсомольцами…»
4
— Давай. Только пла-авненько, — сказал вагонеточник.
— Покатили. — Герка слегка потянул рычаг на себя. Вагонетка стронулась с места. «У-уу-у…» — туго запели колеса, и черный зев тоннеля поглотил их.
— Больше рычаг на себя! — приказал вагонеточник.
— Есть больше на себя! — заорал Герка.
Вагонетка с ревом вынырнула из тоннеля и ринулась в крутую гору. Выше, выше, выше! Теплый ветер бил в лицо. Деревья, здание Стеклянного театра, другие помещения Госнардома и похожая на вершину горы крыша театра имени Ленинского комсомола все уходило, как бы уплывало вниз, а они все карабкались и карабкались в высокое весеннее небо. Тоннель. Грохочущая темнота. Светлое пятно впереди. Рев. Вой.
— Подтормаживай! — крикнул вагонеточник. — Плавнее…
Ярко сияла игла Петропавловки. Густо синела вода Невы. Казалось, что вот сейчас, на этом крутом вираже вагонетка соскользнет с рельсов и полетит над Невой.
Какая бешеная скорость. Какое блаженство — мчаться вот так. Крутой обрыв. Падение вниз. Вот-вот сердце оборвется… И снова тоннель, и теплый тугой ветер в лицо и грудь, и опять бросок вверх — к небу, к солнцу, а потом — вниз!
— Приехали, — сказал вагонеточник и хлопнул Герку по плечу. — Ну, что молчишь? Поздравляю: экзамен выдержал.
— Спасибо, — сказал Герка и так стиснул руку вагонеточнику, что тот охнул. — Ты знаешь человека на свете счастливее, чем я?.. Бегу! Мне еще в школу.
Как только окончился последний урок, ученики трех седьмых классов — «а»-«ашки», «б»-«бешки» и «г»-«головешки» — собрались в актовом зале. Какой-то длинный, худощавый, но, судя по широким плечам, крепкий парень пришел. У парня было суровое, с резкими чертами лицо и белая-белая шевелюра. Так это тот, с фотографии. Он улыбнулся Зое и, наклонившись, что-то сказал ей на ухо.
— Любовь у них, — заметил наблюдательный Коркин.
Герка тут появился: засунув руки в карманы брюк, выпятив грудь со значками, он прошествовал между рядами стульев и устроился на последнем ряду.
Потом пришел отец Володи. Он был в форме: в гимнастерке. Две шпалы в петлицах, ремень с портупеей, два ордена Боевого Красного Знамени. Отец редко ходил в форме, и поэтому казался каким-то чужим, а может, еще и потому, что волновался и лицо у него было строгим, напряженным. Зоя торжественно сказала:
— Пионеры. У нас сегодня радостный день. К нам в гости пришли дважды орденоносец геройский летчик Сергей Петрович Волков и секретарь райкома комсомола Анатолий Пургин. Сейчас они выступят перед вами. Пожалуйста, Анатолий.
— Ребята и девчата! — протянув руку к залу, выкрикнул секретарь райкома. — В эти дни напряженной обстановки, когда пол-Европы в огне, райком ставит перед всеми вами, перед всей молодежью много важных, ответственных задач. В оборонные кружки, ребята!
— И девчата, — пробурчал из задних рядов Герка.
— …да-да, и девчата! — подхватил Пургин. — Нам нужны юные стрелки, юные гранатометчики, юные радисты! И второе: в районе формируются два пионерских отряда по сбору золы и куриного помета — удобрения для полей. По воскресеньям бойцы этих отрядов — в деревни! В колхозы!
— Даешь помет! — гаркнул Герка. — Записываюсь в пометчики!
— Внимание! — вскричала Зоя, — Тише.
— Пионеры. Как это здорово, когда происходят вот такие волнующие встречи: к юным бойцам приходят старые… вернее, не старые, а умудренные борьбой, пропахшие порохом старшие товарищи и отцы. Ура нашему гостю, и поприветствуем его песней!
Зоя подняла руки вверх, и несколько девочек из первого ряда запели «Юного барабанщика». Бил барабан, давал ровный и резкий маршевый темп. У Володи даже мурашки по спине побежали… Нина стояла рядом, Володя слышал ее звонкий, напряженный голос и пальцами чувствовал ее горячую руку.
Мы шли под грохот канонады.
