Евгения Ярцева - Соло на водонапорной башне Юмористическая повесть
Зато на следующее утро случилось настоящее чудо.
Нечаянно глянув в окно, Соня с Сеней глазам не поверили. У ворот, аккуратно прислонённый, стоял дяди — Костин зелёный велосипед!
Глава двенадцатая. Спасение Нового Орлеана
Позапрошлый год был непутёвый, ведь яблок уродилось мало-мало. Прошлый год — ещё нескладней: яблок не было вовсе. Но самый неудачный год — нынешний. Потому что яблок столько — караул! Участки завалены падалицей, но на деревьях яблок не убывает и даже как будто прибавляется. На улице то и дело: бум! — покатилось, бум! — покатилось. Это бумкают яблоки с веток, перевесившихся через заборы. Да что на улице — в лесу спотыкаешься о яблоки! Дачники вывозят их туда на тачках, а уж о том, как бороться с урожаем осенью, когда яблоки станут падать всерьёз, и думать боятся. У кого три-четыре яблони — и те с содроганием смотрят в будущее.
А у дяди Кости с тётей Леной на шести сотках — двенадцать яблонь. Чуть ветер — беги из-под деревьев! Особенно такой бешеный, как сегодня. Чтоб высунуть на участок кончик носа, нужен яблоконепробиваемый зонтик. Или пробковые шлемы, как у строителей. У Сони с Сеней — ни того, ни другого. Поэтому они, пригнувшись и виляя из стороны в сторону, точно партизаны под бомбёжкой, перебежками добрались до задней калитки и выскочили на поле.
— Видали? — раздался голос.
Ник, оказывается, стоял у забора.
— Что ты тут делаешь?
— Слежу за погодой, как положено в вашей школе. И выследил, где начинается ветер. У вас на поле!
Он показал туда, где ровная полоска шоссе бежала вдоль горизонта. Одинокое дерево металось на ветру, будто хотело согнуться в три погибели и припасть к земле или, наоборот, оторваться от корней и улететь.
— Ветер всегда дует из области высокого давления в область более низкого, — поучительно сказал Сеня. Он по «Окружающему миру» лучший в классе.
— Точно, — кивнул Ник. — Вон она, эта область! И давление в ней просто высоченное. Из неё дует не ветер, а настоящий ураган!
Будто в подтверждение его слов, что-то где-то железно громыхнуло, бухнуло, хлопнуло, ветер вздыбил пыль и листья по сторонам шоссе, и призрачная волна понеслась по полю к дачным заборам, точно тень от бегущего облака.
— Ураганы, — стал объяснять Сеня, — зарождаются над океанами. («И над полями», — вставил Ник). — Нам на уроке рассказывали про ураган «Катрина», который разрушил Новый Орлеан.
И про учёных, которые придумывают, как бороться с ураганами…
— А с этим ураганом, — подхватил Ник, — поборемся мы. А то Новому Орлеану опять не поздоровится. Вдруг там сейчас как раз низкое давление? В атаку!
Но бросился не вперёд, как обычно делают, когда кричат: «В атаку!» — а назад, в калитку, и полез на яблоню:
— И вы забирайтесь, а то ураганом удует! — и с криками «Держись, ураганище! Вот тебе! Что, доволен?! Получи!» стал срывать и бросать яблоки.
Соня с Сеней недолго думая тоже взобрались на яблони и начали швыряться яблоками, покрикивая: «Что, получил? На тебе! Доволен?!»
Область высокого давления, как видно, переехала с поля на участок, — ураган дул теперь снизу вверх, вздувая пыль с листьями выше крыши. И, наверное, тоже хотел забраться на яблоню, потому что Ник горланил: «Куда лезешь?!» — и швырял яблоки обеими руками. Тогда Сеня принялся трясти ветви и мигом обтряхнул с дерева половину яблок. Перелезать за новыми снарядами на соседние яблони приходилось поверху, не спускаясь наземь, — чтоб не удуло на крышу, где давление наверняка было ужас каким низким.
Под конец яблочного боя Соня с Сеней вдвоём оказались на ближайшей к улице антоновке.
И тут за забором Соня увидела Дмитрия Палыча.
Он стоял с тачкой, на которой лежал газовый баллон. Всё дальше выкатывались из орбит его глаза, всё отчётливей отражалось в толстых стёклах очков море яблок, покрывавших участок. Сеня замахнулся яблоком с криком «Вот тебе!..», Соня на него цыкнула, и он осевшим голосом договорил: «…получи». А с ветки само собой сорвалось яблоко и звонко бумкнуло о баллон.
Дмитрий Палыч загудел:
— Обдирать яблони! Это… это…
По улице, тоже с баллонами на тачках, шагали старик Скрипкин и Ёлкины.
— Непорядок! — Дмитрий Палыч жестом призвал их в свидетели. — Швыряться яблоками! Безобразие! Хулиганство!
Те кивали и поддакивали.
— Если они в таком возрасте безобразничают — ЧТО ЖЕ БУДЕТ ДАЛЬШЕ? — разорялся Дмитрий Палыч.
Они все вместе покатились по улице со своими тачками. Долетали обрывки фраз:
— …безобразные игры! …пресечь хулиганство! …обратиться куда следует!
Неизвестно, обратился ли Дмитрий Палыч куда следует. Зато прекрасно известно, что было дальше.
Была гроза. У Дмитрия Палыча переломало половину веток, отяжелевших от урожая. У старика Скрипкина расщепилась надвое старая папировка. У Елкиных ветка с яблоками обрушилась на сарай и проломила шиферную крышу. Да и у всех что-то сломалось.
Только на участке тёти Лены и дяди Кости все ветки были целы. И на них мирно дозревали оставшиеся яблоки.
Глава тринадцатая. Художники-моменталисты
Сегодня — красный день календаря. Потому что приезжает мусоровоз. А тётя Лена всегда обводит на календаре день, когда вывозят мусор, красным карандашом, чтобы не забыть выставить за калитку чёрный мусорный мешок. У всех калиток сегодня такие же огромные мешки, как будто с утра намело небывалые чёрные сугробы.
Только у забора Дудкиных вместо сугробов высились пирамиды из цилиндрических банок с ручками. А рядом стоял Ник. В возмущённой позе, руки в боки.
— Это ж краска! — воскликнул он, когда Соня с Сеней к нему подошли. — Почему её выбрасывают?
— Может, она просроченная? — Сеня близко-близко разглядывал расплывчатые цифры на крышке. — Точно, ещё позапрошлой зимой срок годности истёк.
— Подумаешь! Краски от просрочивания становятся только лучше! Они чем старее, тем дороже. Вон как дорого ценятся картины старых мастеров!
Он щепочкой приоткрыл крышку. Там было доверху зелёной краски. Ник неглубоко макнул щепочку в банку. Краска заманчиво потянулась, закапала длинными каплями. Ник заглянул и в другие банки. Синяя! Красная! Белая! Жёлтая, яркая, как солнце!
— Сколько всего можно было бы ими разрисовать!.. Есть у вас тачка?
…Ник повёз тачку за дом, подальше от забора, чтобы мусоровоз не забрал спасённые краски. А из дому вышла тётя Лена:
— Я на собрание, — сообщила она. — Вернусь часа через три.
И ушла.
Услыхав, что тёти Лены долго не будет, Ник так и взвился:
— Ура! Мы раскрасим вашу дачу. Заодно сделаем вашей тёте сюрприз. Она придёт с собрания — и не узнает дом!
Соня с Сеней сомневались, что тётя Лена по достоинству оценит такой сюрприз. Она, может, вовсе не хочет, чтобы дом стал неузнаваемым!
— А чего она хочет, а? Чтобы ни за что ни про что пропадали такие чудесные краски?! Или она у вас совсем тёмная? Не уважает большое искусство?
— А ты уверен, что у нас получится большое искусство?
— А то! Дом-то во-он какой большой!
— Но раскрашивать дом — это как-то… необычно.
— Очень даже обычно, — отрезал Ник. — Мы будем играть в художников… художников… как же они называются?.. О, вспомнил — МОМЕНТАЛИСТЫ!
— Почему такое название?
— Потому что они моментально рисуют огромные картины! Есть у вас кисти? Тащите!
А сам бросился выгружать из тачки банки.
Только Соня с Сеней отыскали в сарае кисти и приставили к дому лестницы, глядь — за забором стоят Кристина, Олька и Витёк.
— Что это вы делаете?
— Мы — художники-моменталисты, — гордо сказал Сеня.
— Мента-кто? — переспросил Витёк.
Соня с Сеней подробно объяснили, кто такие художники-моменталисты. И что нельзя их отвлекать, тоже объяснили. Что они должны успеть, пока тётя Лена на собрании, раскрасить дом в духе моментального, но большого искусства. И пожелали им счастливого пути. Идите, мол, куда шли.
Не тут-то было. Эти трое как начали канючить, чтоб их тоже взяли в художники-моменталисты! Кристина сказала, что с рождения мечтает нарисовать что-нибудь большое. А Олька с Витьком, оказалось, не раскрашивают свою дачу только потому, что у их бабушки аллергия на краску. И ещё склероз. Она забывает про собрания и вечно торчит дома.
Ш-ш-ш-шух! — резко затормозил на мелкой щебёнке чей-то велик. Это приехал Лёша — зазывать Сеню на футбольный матч. Но, выслушав рассказ о художниках-моменталистах, погнал домой за кистью. И очень скоро вернулся — с Ваней и Максимом.
