Анатолий Алексин - Действующие лица и исполнители
— У меня возникло одно предложение. Вполне рационализаторское, — скрестив руки на груди, произнес Николай Николаевич.
— Какое, а? Я вас слушаю.
— В афишах и программах пишите так: «Главный режиссер — Н. Патов», а чуть пониже: «Секретарь комсомольской организации — К. Чичкун, заместитель секретаря — З. Балабанова». Раз уж этот ваш комитет играет в жизни театра такую колоссальную роль. Кто доверил ему эту роль?
— Петруша, — тихо ответил Иван Максимович. — Он обожал молодежь.
— Кто же ее не любит?!
Николай Николаевич, не попрощавшись, покинул директорский кабинет.
Иван Максимович не сдержал счастливой улыбки. «Вернулось!…» — подумал он.
Почти весь театр цитировал шекспировскую трагедию.
Иван Максимович подмечал это с радостью. «Вот и Николай Николаевич не удержался: процитировал! — подумал он. И, опомнившись, озабоченно помрачнел: — А с беседами нехорошо получается…»
На днях председатель месткома, обратив внимание директора на настроение Патова, сказал:
Ждать можно бедствий от такой кручины,Коль что-нибудь не устранит причины.
«Причина его раздражения — это якорь спасения для нашего ТЮЗа», — подумал Иван Максимович. Но вслух ничего не высказал.
… искать того напрасно,Кто не желает, чтоб его нашли.
Этой цитатой ответила директору заведующая труппой, когда он поручил ей срочно разыскать актера, который должен был заменить другого, неожиданно заболевшего.
Защищая актера, в способностях которого решительно усомнилась Зина, Костя Чичкун медленно, на ходу припоминая, тоже произнес две строки из трагедии:
Все — свойства превосходные хранят:Различно каждый чем-нибудь богат,
Сама Зина, разумеется, чаще всех прибегала теперь к авторитету Шекспира. Требуя прямоты и ясности в отношениях с Патовым, она воскликнула:
Играть не надо в прятки,Чтобы в ответ не получить загадки,
И, наконец, дежурная, сидевшая у дверей служебного входа, комментируя драку двух юных зрителей, сказала Ивану Максимовичу:
— Налетели друг на друга, как Монтекки и Капулетти. А по какой причине? И сами не знают.
Услышав это, директор снова подумал: «Вернулось!»
* * *Зина, Андрей и Ксения Павловна пили чай в Зининой комнате.
— Я не сомневаюсь, что лучше всего Ксении Павловне взять сцену из «Без вины виноватых». Кручинина — уже немолодая…
— Зина, — остановил ее Андрей.
— … очень красивая женщина!
— Зиночка! — остановила ее Ксения Павловна.
— Немолодая, красивая… И актриса! Все полностью совпадает. А главное: вы, Ксения Павловна, — вся в материнских чувствах. У вас и Лера — ребенок, и Николай Николаевич, и я. После большого перерыва актрисе, я не сомневаюсь, легче всего сыграть… просто себя.
— Я думаю, ты права, — согласился Андрей. — Но лучше взять не монолог, а диалог с Незнамовым. В этом больше театра… Как вы думаете, Ксения Павловна?
— Я согласна. Но кто будет Незнамовым? Просить актеров из вашего театра неудобно. Это дойдет до Николая Николаевича…
— А разве он против? — удивился Андрей.
— Мы хотим сделать ему сюрприз. Он будет вам благодарен. Только благодарен! Я вас уверяю. Но просить актеров театра, где он главный режиссер, репетировать и выступать вместе со мной… С этим он может не согласиться. Это как-то не принято.
И добродетель стать пороком может,
Когда ее неправильно приложат. -
Зина опять обратилась к Шекспиру.
Андрей взглянул на нее с откровенным изумлением. «Зачем же так? При жене!…» — упрекал его взгляд.
— И все же добродетель в какой-то степени всегда остается добродетелью, — мягко возразила Ксения Павловна. — Если человек ошибается, но движим благородными намерениями, его трудно осуждать.
Чтобы Зина не успела высказать своих возражений, Андрей поспешно спросил:
— Так кто же все-таки «подыграет» вам, Ксения Павловна, в этой сцене?
— Как это кто? Ты подыграешь, — сказала Зина.
— Опять я?!
— Если бы я могла выступить в роли Незнамова, я бы сделала это не задумываясь.
— Андрей, я слышала, репетирует сразу на двух сценах… — сказала Ксения Павловна.
— А вечером, после театра, он в порядке отдыха будет репетировать с вами. Я в вашем обществе всегда отдыхаю!
Андрей не умел отказывать.
— Вообще-то роль Незнамова, не знающего своих родителей, мне близка: я ведь детдомовское дитя.
— Да-а?… — с добротой и сочувствием произнесла Ксения Павловна.
— Ты воспитывался в детдоме? Не может быть! — воскликнула Зина. — И не сказал мне об этом?
— Не успел еще… (Она положила руку ему на плечо.) Только не смотри на меня, как на круглую сироту, — попросил Андрей.
— Но в таком случае ты обязан сыграть Незнамова! Сцену его встречи с Кручининой… Там совсем мало реплик. Я помню.
— Человеческий организм не может выдержать такой нагрузки, — сказала Ксения Павловна.
— Чтобы он выдержал, познакомьте меня, пожалуйста, с каким-нибудь хорошим врачом, — неожиданно попросил Андрей.
— А что? — удивилась Зина. — Зачем?
— Так… Профилактически. Есть у меня одна болезнь, с которой, побратавшись, уже невозможно расстаться.
— У тебя?! Болезнь? Какая?
— У нее очень красивое, поэтичное имя. Нефрит.
— Это где?
— Это в почках.
— В почках? — переспросила Зина. — Это опасно?
— Надо время от времени проверяться.
— Тогда, может быть, не стоит играть Незнамова? — сказала Ксения Павловна.
— На болезнях нельзя сосредоточиваться. От них надо отвлекаться!
Зине нравились люди, которые не скрывали и не приукрашивали своих болезней. Не говорили, что болит сердце, если на самом деле болел желчный пузырь.
Ксения Павловна всегда, казалось, только и ждала, чтобы ее о чем-нибудь попросили.
— У меня дочь — будущий медик. — Она стремительно поднялась с дивана. — Я сейчас ее позову… Что же вы не сказали сразу?
Через несколько минут появилась Лера.
— А это Андрей Лагутин, — сказала Ксения Павловна.
— Как говорят в плохих пьесах: «Так вот вы, значит, какой?!» По рассказам папы я представляла себе вас не таким.
— Старше? — спросил Андрей.
— Страшнее, — ответила Лера.
— Они с отцом любят друг друга. Но вечно пикируются, — объяснила Ксения Павловна.
— На что мы жалуемся? — тоном профессионального медика спросила Андрея Лера.
— Что-то в пояснице покалывает. А мне сейчас разболеться нельзя.
— Болеть никогда не стоит. У вас есть какие-нибудь хронические недомогания?
— Нефрит.
— Нефрит?… — Лера перестала шутить. — Почему же вы в кедах? Вам нельзя простужаться.
— Поскольку простужаться нельзя, я закаляюсь!
— Завтра я отведу вас к лучшему специалисту по почкам во всем этом городе. Он читает у нас нефрологию. Я попрошу его…
— Это серьезно? — шепнула ей Зина.
— Я же сказала тебе, что буду перестраховываться.
* * *Лера повела Андрея к врачу… А потом пришла в театр на репетицию.
Увидев ее, Зина не сбежала, а скатилась со сцены в зрительный зал.
— Ты?! Что-нибудь серьезное?…
— Врач не должен покидать своего пациента.
— Ну, что?!
— А ты у самого больного не спрашивала?
— Он сказал: «Все в порядке. Паника была преждевременной!» Профессор сразу вас принял?
— Я пообещала, что его внук в течение ближайшего месяца посетит все спектакли вашего театра.
Зина не любила, когда благодеяния совершались в обмен на что-то и, стало быть, не были бескорыстными. Но Лера всегда говорила полушутя, и потому дерзость в ее устах не звучала как дерзость, а цинизм выглядел откровенностью.
— Для меня лично диагноз был страшен: я не смогла отличить почечные боли от аппендицита. Он, как сказал профессор, тоже отзывается эхом внизу спины.
— У Андрея аппендицит?
— Всего-навсего. К тому же хронический. Мне придется за ним следить.
— Но это не страшно?
— Слушай, ты переживаешь как сестра? Или как Джульетта, если бы у Ромео был аппендицит?…
— Как товарищ по общему делу! — ответила Зина.
— Все будет прекрасно, дорогой товарищ. Он будет под моим наблюдением. И еще вопрос. Это репетиция или уже спектакль?
— Репетиция.
— А почему в зале столько людей?
— По-то-му!…
Зина взлетела обратно на сцену. Андрей пальцем поманил ее за кулисы.
— Я попрошу тебя… Не удивляйся, пожалуйста, когда Ромео клянется тебе в любви. Ты как будто не веришь, что в тебя можно влюбиться.
— А в меня можно влюбиться?
— Глупая! Тебя не любить невозможно!…
«Это мы уже слышали», — мысленно ответила Зина.