Сергей Георгиев - Собаки не ошибаются
— Горячей?! — Генка медленно снял маску. Он промок до нитки, но это не имело теперь никакого значения. — Зачем же горячей?!
— Чтобы ты не замёрз, а ты в свитере! — Мишка бросился выдёргивать пробку, брызги летели во все стороны. — Что я натворил! Ведь это всё от горячей воды, да, Гена?!
— Осторожней, Мишка… Если бы Жак-Ив Кусто так брызгался из-за неудач, на Земле давно уже появился бы лишний океан! — невесело пошутил Генка.
— Это всё я! И мы теперь никогда не узнаем, что там, под мостом!
— Узнаем! — решительно перебил брата Генка. — Склеим гидрокостюм заново! Только как следует теперь…
АГАПСИК
Юрка даже не видел летящего мяча, просто вдруг что-то несильно ударило его в коленку. Он споткнулся; падая, успел заметить, как напружинившийся в паучьей вратарской позе Шпуня неуверенно шагнул вправо, на мгновение замер…
И тут же зазвенел, уносясь высоко-высоко в прозрачное, чистое небо, срывающийся от напряжения предыдущих секунд ликующий, счастливый Славкин крик:
— Го-ол! Го-ол! Гол с подачи Вячеслава Умрихина забил Юрий Воронов!
— Гол, что ли? — с каким-то глуповатым выражением на лице спросил защитник Валерка.
Именно он «закрывал» Юрку, чтобы Славик не мог пропихнуть тому мяч.
Юрка не успел ответить.
— Штанга! Не было гола! Штанга! — вратарь Шпуня вдруг разом вышел из столбняка. — Штанга была, Дохлый!
— Го-ол! — ликовал Славик. Он даже несколько раз высоко подпрыгнул, резко ударяя кулаком по воздуху: хорошо, что облака не летают слишком низко, — подвернись какое, Славик запросто бы его нокаутировал.
А на «Дохлого» он никогда не обижался. Между прочим, «Дохлый» звучит намного мужественнее, чем «Умрихин».
— Штанга, тебе говорят! — Шпуня бросился к Славику. — Я даже метаться не стал, сразу увидел — мимо!
«Метаться» означало высшую степень вратарского мастерства, в далёком прошлом её достиг только великий Лев Яшин. В наше время по-настоящему «метаться» не мог никто, кроме фантастического голкипера какой-то африканской сборной, чьё имя во дворе произносили то так, то этак, да ещё Шпуня.
— Гол! — Славик нежно похлопал Шпуню по плечу. — Тут уж мечись не мечись — гол…
Валерка уныло поплёлся за мячом, но Шпуня всё не унимался. Круглые желтоватые его глаза постепенно становились совсем бешеными, как у противного кота Мефодия из второй квартиры. Мефодий этот целыми днями торчал у окошка и, как рассказывал Витька Малышев, от злости жевал занавески. Витьке все верили, хотя занавесок в том окне никто никогда не видел.
— Штанга! — Шпуня резким движением сбросил с плеча руку Славика; рот его перекосился и губы немного дрожали. — В морду захотел, да?
Вот в этот самый момент Юрка повернулся, чтобы встать и вмешаться… И сразу увидел Агапсика.
Доходяга Агапсик смешно подпрыгивал за спиной у Славика, размахивал руками и, видимо, что-то пытался сказать, но из-за криков Шпуни и Дохлого его совсем не было слышно.
— Тише вы! — гаркнул Юрка. — Судью послушайте! Судью!
Агапсик, Серёжа Агапов, был лучшим Юркиным другом. Футбольным судьёй стал он совершенно случайно. Вообще говоря, вряд ли кто в шестом классе всерьёз мечтает о карьере арбитра; вот нападающий или вратарь, на худой конец защитник — это другое дело! Но толку от Агапсика не было ни в защите, ни в нападении. Он, разбиравшийся в футболе лучше всех в классе, выходя на поле, начинал суетиться, попадая под ноги своим в самые ответственные моменты. Три или четыре раза удалось ему поразить ворота, но каждый раз это были ворота его собственной команды.
Сначала нашли, казалось бы, простой и верный выход: Агапсика не допускали к делению на команды, а просто присоединяли к более мощной с целью её ослабления. Но метод этот не оправдал себя — любую команду Агапсик ослаблял настолько, что хоть вообще на поле не выходи. Тогда решили: меньше неприятностей доставит судья — конечно, при условии, что его не видно и не слышно. Агапсик как раз и был таким человеком.
— Судью?! — закричал Шпуня. — Это, что ли, судья?! Да это лучший его друг, его вот, который с такого расстояния по воротам промазал!
— Шпуня ткнул пальцем в Юрку. — Что такой судья насудить может! А я всё видел, я в воротах стоял! В штангу он залепил!
Ни в какую штангу Юрка залепить не мог, потому что ни одной штанги у ворот не было: было замечательное поле, а ворота не успели ещё вкопать, и штанги приходилось определять на глазок.
Шпуня вдруг оставил в покое Славика и двинулся на Агапсика:
— А ты, судья, в морду не хочешь?
Они стояли друг против друга: худой нескладный Агапсик, единственный на поле одетый в синий тренировочный костюм — должен же судья чем-то отличаться от игроков, и высокий гибкий Шпуня, на вид тоже не слишком сильный (многие на опыте узнали мощь его кулаков).
— Что ты мог видеть, ты вон где был, на середине поля!
Агапсик посмотрел Шпуне прямо в глаза. Юрка и представить себе не мог, что во взгляде его робкого друга может быть столько твёрдости:
— Гола не было… — тихо сказал Агапсик, но все его услышали. — Штанга…
— Ага! — заорал Шпуня. — Слышали?! С судьёй не спорят!
Он выхватил у Валерки мяч и начал устанавливать его на углу вратарской площадки.
— Что, Агап, Шпуни испугался, да? — без злости спросил Славик-нападающий и неторопливо побежал к центру поля.
Юрка поплёлся было за Дохлым, но услышал потерянный голос Агапсика:
— Юр! Не было гола, штанга. Сантиметров пять бы вправо, и гол… А так… Я никого не испугался. Честное слово!
— Ясно, не было, я-то тебе верю, — неожиданно беззаботно отозвался Юрка. — Да и что это за гол — никто не понял ничего, просто мячик ткнулся в коленку… Так, случайность!
ГОЛАВЛЬ
Голавль тот был, наверное, метра полтора в длину, не меньше. Хотя я прекрасно знаю, что таких больших голавлей не бывает в природе: самые достойные представители этой рыбной братии — ну, чуть длиннее обычной мужской ладони, моей, например. И если тот голавль оказался всё-таки полутораметровым, то это, как говорится, его личное голавлёво дело.
Может быть, он жив и до сих пор. Да что там, я в этом уверен! Двадцать лет назад занимал он удобный омут невдалеке от того места, где река Нязя впадает в Уфу, сразу за шатким деревянным мостиком. А за просто так менять место жительства, поверьте, совсем не в привычках пожилых голавлей!
Голавль этот — не просто голавль, у него есть имя. Я этого имени никогда не слышал, но твёрдо знаю, что оно есть.
Однажды имя голавля мне приснилось, но потом я проснулся и подумал: ну что с того, что я буду знать, как его звать? Или, скажем, он — как звать меня? Хотя он-то моё имя наверняка знает. Мушуня ведь тогда носился по берегу и кричал: «Серёжа! Ну Серёжа!»
И пока я вот так размышлял, имя гигантского голавля забылось.
И потом, наверное, он на меня тогда обиделся. И на Мушуню тоже. А после просто забыл: сколько нас таких было…
Впервые в жизни мы с Мушуней путешествовали самостоятельно. Брат мой на два года младше меня, и ему, конечно, было намного проще: ведь, если разобраться, самостоятельно-то путешествовал один я, а он ехал под моим присмотром! Мама только посадила нас на станции Дружинино в электричку, строго-настрого запретила даже с места вставать до самого Нязепетровска, где нас должна встретить бабушка, а всё остальное мы сделали сами.
Кстати, «остальное» в путешествии и есть самое интересное: мы с Мушуней смотрели в окно на неведомые края, благополучно пересекли границу двух областей и первыми обнаружили бабушку, которая нервно расхаживала по дощатому перрону в Нязе, боясь пропустить единственную электричку.
— Ого! — сказала бабушка, как только мы спрыгнули к ней с подножки. — Я жду своих внуков, двух малявок, а тут два взрослых мужчины!
Нам с Мушуней в то время было на двоих восемнадцать лет, возраст вполне взрослый, поэтому к бабушкиному «ого» я отнёсся с доверием.
— Да, — по-взрослому ответил я за нас обоих, — время летит!
— И вообще, бабуля, мы не погостить приехали, а на рыбалку! — гордо сообщил Мушуня, а потом тихонечко добавил: — На целых два месяца…
— Вот и замечательно! — бодро сказала бабушка. — На рыбалку? Отправляйтесь хоть прямо сейчас! Но лучше… с дядей Робертом, он такие места знает!..
Надо сказать, что ещё до приезда в Нязепетровск мы с братом стали настоящими и очень опытными рыбаками.
Мушуня прочитал в газете о совершенно невероятном способе хранения червей для рыбалки. Надо холщовый мешочек набить до отказа влажным мхом, и готово — сажай червяков и проживут они в этом мешочке… хоть сто лет, розовые и аппетитные, всем червякам червяки! Брат мой ещё ранней весной сшил такой мешок, набил мхом и таскал с собой повсюду, даже в школу с ним ходил. А я на своём счету имел пойманную рыбу. Ельца!
