Всё о Кыше, Двухпортфелях и весёлых каникулах - Юз Алешковский
Вообще-то, и раньше из наших ящиков иногда пропадали газеты и журналы, но это было редко. А сегодня и на той неделе, оказывается, пропал «Огонёк» Сизова, «Здоровье» Кроткиной, «Цветоводство» и «Пчеловодство» Бабаджаняна.
Кроме того, регулярно пропадали газеты с тиражными таблицами вещевой лотереи.
— Ужас! Мне трудно поверить, что на это способен человек из нашего подъезда! — сказала Кроткина.
— А что вы на меня смотрите? — не выдержав, возмутился я. — У самого крадут!
— И я тут ни при чём! Сами разбирайтесь, — сказала почтальонша и ушла.
— Нужно установить наблюдение за ящиками, — предложил Бабаджанян.
— Ведь ключ имеют негодяи от общего замка. Оптом воруют, хоть не подписывайся, — загоревал пенсионер Сизов.
Я пошёл домой. Мне тоже было грустно. Ждёшь, ждёшь целый месяц нового номера, а у тебя его крадут из-под носа.
— Кыш! — сказал я, вернувшись. — Давай с тобой поймаем этого нехорошего человека! Сам я не справлюсь. У меня нюха нет, а ты можешь след взять. Поймаем?
«Р-ры! Мой знаменитый прапрапрадедушка и не таких ловил!» — обрадовался Кыш и два раза чихнул, словно прочищал нос для лучшего обнюхивания следа.
Мне уже было не до уроков. Я представил, как Кыш выслеживает похитителей газет и журналов. Как мы гонимся за ними, а они отстреливаются и ранят Кыша. Но их арестовывают, а Кыша на вертолёте «скорой помощи» везут на операцию. И вот тут-то я отдаю для переливания Кышу свою кровь, потому что у него много вытекло при ранении…
Кыш ходил со мной рядом и чуял, о чём я думаю: он понимающе рычал и потявкивал.
— Теперь нужно подумать, как выследить, — сказал я ему.
«Вот и додумывайся. Для этого у тебя голова имеется, а я уж буду донюхиваться», — ответил Кыш.
Глава 19
Сначала я всё же прибрался в квартире, вытер новые лужи и даже разгладил утюгом изжёванный Кышем папин галстук. При этом немного запахло жареным, и на галстуке в одном месте пропали белые звёздочки.
Потом я поставил перед собой часы, чтобы проверить, за сколько времени я додумаюсь, как выследить похитителя журналов, сел и начал думать.
И ровно за двенадцать минут придумал хитрую ловушку.
Я взял старый журнал «Знание — сила», выглядевший как новенький, достал из-под матраса Кышеву кость, сам обнюхал её и натёр ею обложку журнала. Потом вышел и незаметно, когда никого не было на площадке, положил пахнущий костью журнал в наш почтовый ящик.
Теперь надо было терпеливо ждать, когда журнал похитят, и заметить это вовремя. Если вор живёт в нашем подъезде, то не может быть, чтобы Кыш не нашёл его по запаху своей самой лучшей, любимой кости. Правда, запах был бы сильней от рыбьего жира, но вдруг Кыш не любит, как и я, рыбьего жира.
— Была бы ловушка, а воришка в неё попадёт, — сказал я Кышу, вернувшись.
Глава 20
Когда пришли с работы папа и мама, я им всё рассказал про ловушку и попросил не вынимать из ящика журнал.
Попало мне за то, что я не успел сделать уроки. А за всё, что натворил Кыш, меня неожиданно не ругали. Мама только строго напомнила про испытательный срок и не удивилась, когда я, подёргав верёвочку, сказал Кышу:
— Свет!
Он подпрыгнул — и люстра зажглась.
Папу это не обрадовало. Он был злой и небритый и с неприязнью косился на Кыша.
Вдруг мама обратила внимание на сноп красных солнечных лучей, бивших в окно. Кыш сидел в конце этого снопа прямо в центре большого зайчика и вилял хвостом. Папа посмотрел и ничего не понял. Я тоже не понял.
— Кыш виляет хвостом и поднимает всю пыль в квартире. Она столбом стоит. Вот в лучах всё видно, — объяснила мама.
Тут мы с папой, конечно, заметили, как в солнечном луче носятся миллиарды пылинок, поднятые в воздух Кышевым виляющим хвостом.
— Новое дело, — хмуро сказала мама. — Теперь всё будет в пыли. А я буду ходить за Кышем с тряпкой и всё вытирать. Спасибо!
— На место! — крикнул я Кышу, топнув ногой.
Он, поджав хвост, поплёлся из комнаты, не понимая, за что я на него крикнул.
А папа захотел отыграться за то, что ему не дали кость, и за то, что он небритый. Он сказал маме:
— Одно из двух: или мы совместно будем каждый день бороться с пылью, или ампутируем нашей собаке хвост. Сведём, так сказать, на нет виляющий момент, и всё будет в порядке. И вообще: если щенок вносит в нашу жизнь столько неудобств, то, возможно, следует ему подыскать новых хозяев? — Папа начинал расходиться. — А ты хочешь остаться на второй год в первом классе? Почему не сделал уроки? Думаешь, обучать щенка важней, чем учиться самому? Он уже сам зажигает свет, а ты никак не научишься читать по слогам!
— А зачем меня в школу отдали? Я самый маленький в ней! Меня дразнят Двумяпортфелями! Надо было написать в метриках, что я родился второго сентября, а не тридцать первого августа. Я бы ещё год ходил в сад и читать научился, — сказал я и тут же пожалел об этом.
— Так, значит, если бы ты тогда умел говорить, ты посоветовал бы мне подделать твои метрики? Тебе жаль, что ты в начале жизни не обманул государство? — тихо спросил папа.
Я замотал головой, потому что не помнил, чтобы у меня когда-нибудь появлялось такое желание.
Мама молча всё это слушала. У неё с папой — я ещё раньше понял — был договор: когда он меня ругает, она молчит, а когда она — помалкивает папа.
— Митя, если ты кончил, то скажу кое-что я, — наконец вмешалась мама.
— Нет! — заупрямился папа. — Разговор далеко не окончен! Прошла целая школьная неделя, а в твоих тетрадках кляксы и какие-то червяки вместо прямых линий! У тебя, может быть, дрожит рука?
— Она как-то не двигается, — сказал я.
— А при разборке моей кинокамеры у тебя двигалась рука?
— Двигалась, — сказал я.
— Короче говоря, мне всё ясно, — заявил папа и после этого неожиданно потребовал, чтобы в течение завтрашнего дня Кыш был обучен не наливать на полу лужи.
— Митя! Пойдём подышим свежим воздухом, — вдруг предложила мама.
Это значило, что она не хочет, чтобы я присутствовал при её серьёзном разговоре с папой.
— Там холодно, — поёжившись, сказал папа.
— Надень пальто.
— Но оно на полатях.
— А ты достань. Пора, —
